Ниже нуля

— Погода не такая уж плохая. — Волна статического электричества почти уничтожает голос на другом конце линии.

Голос Йена Флойда.

Потому что, по какой — то причине, он здесь. Идет. Ради меня.

— Это… это буря, Йен. Ты… пожалуйста, скажи мне, что ты не просто прогуливаешься на улице, когда самый сильный шторм в году начинается всего через несколько часов.

— Нет. — Пауза. — Это больше похоже на бодрую прогулку.

Я закрываю глаза. — В бурю. Снежная буря. Ветер не менее тридцати пяти миль в час. Сильный снегопад и никакой видимости.

— Тебя могут зря взять в инженеры.

— Что?

— Ты действительно хороша в метеорологии.

Я не чувствую своих ног; мои зубы стучат; при каждом вдохе мне кажется, что мою кожу грызет орда пираний. И все же я нахожу в себе силы закатить глаза. По крайней мере, капризная стерва внутри моего сердца держится стойко. — Тебе бы это понравилось, не так ли? Если бы я была занята прогнозом погоды в местных новостях, а не в НАСА с тобой.

Ветер пробивает дыры в моих барабанных перепонках. Честно говоря, я понятия не имею, как я могу слышать улыбку в его 'Нет.'

Он сумасшедший. Он не может быть здесь, в Норвегии. Он даже не должен быть в Европе. — Неужели АМАСЕ передумала посылать помощь? — спрашиваю я. — Изменились ли прогнозы штормов?

— Нет. — Всякий раз, когда помехи стихают, я слышу низкий, странно знакомый шум в спутниковом телефоне. Я подозреваю, что Йен дышит, тяжело, громко и быстрее, чем обычно. Как будто он прокладывает себе путь через опасную почву. — Ты находишься примерно в тридцати минутах от моего текущего местоположения. Как только я доберусь до, у нас будет шестьдесят минут пути до безопасного места. Это значит, что мы сможем едва избежать бури.

Как только он произносит это, мой тупой мозг решает попытаться повернуть мою лодыжку. Что приводит к тому, что я кусаю свои потрескавшиеся, замерзшие губы, чтобы проглотить хныканье. Ужасная идея, как оказалось. — Йен, ничего из того, что ты сейчас сказал, не имеет смысла.

— Правда? — Он звучит забавно. Как? Почему? — Ничего?

— Откуда ты вообще знаешь, где я?

— GPS — трекер. На твоем телефоне Иридиум.

— Это невозможно. АМАСЕ сказал, что они не могут активировать трекер. Датчики не работают.

— АМАСЕ не в пределах досягаемости, а надвигающаяся буря, вероятно, создала помехи. — Поднимается сильный порыв ветра, и на какое — то болезненно — желеобразное мгновение он повсюду: проносится вокруг меня, проникает в легкие, проникает в уши. Я пытаюсь выгнуть свое тело, но это ничего не дает, чтобы остановить ледяной воздух. Я только глубже закапываюсь в снег и натыкаюсь на свою дурацкую лодыжку.

Черт.

— АМАСЕ находится в трех часах езды от моего местонахождения. Если ты действительно доберешься сюда за тридцать минут, мы не успеем вовремя, чтобы избежать бури. Ты не успеешь вернуться вовремя, и я не позволю, чтобы с тобой случилось что — то ужасное только потому, что я…

— Я не приеду из АМАСЕ, — говорит он. — И это не то место, куда мы направляемся.

— Но как ты вообще получил доступ к моему GPS — трекеру, если ты не в АМАСЕ?

Пауза. — Я хорошо разбираюсь в компьютерах.

— Ты… Ты хочешь сказать, что взломал мой путь в…

— Они упомянули, что ты ранена. Насколько все плохо?

Я смотрю на свои ботинки. Кристаллы льда начали покрываться коркой вокруг подошвы. — Всего несколько царапин. И вывих. Думаю, я смогу ходить, но не знаю, как насчет шестидесяти минут. — Я не знаю о шестидесяти секундах. — И на этой местности…

— Тебе вообще не придется идти.

Я хмурюсь, хотя мои брови почти застыли. — Как я доберусь туда, куда мы идем, если…

— У тебя есть подъемники?

— Да. Но опять же, я не знаю, смогу ли я подняться…

— Нет проблем. Я просто вытащу тебя.

— Ты… Это слишком опасно. Рельеф вокруг края может обвалиться, и ты тоже упадешь. — Я выпустила прерывистый вздох. — Йен, я не могу позволить тебе.

— Не волнуйся, у меня нет привычки падать в расщелины.

— У меня тоже.

— Ты уверена в этом?

Хорошо. Ладно. Я попала прямо в эту. — Йен, я не могу позволить тебе сделать это. Если это… — Я делаю дрожащий, фригидный вдох. — Если это потому, что ты чувствуешь ответственность за это. Если ты рискуешь своей жизнью, потому что думаешь, что это твоя вина, что я оказалась здесь, то ты не должен этого делать. Ты знаешь, что мне некого винить, кроме себя, и…


— Я собираюсь начать восхождение, — рассеянно перебивает он, как будто я не нахожусь в мертвой середине бесстрастной речи.

— Восхождение? На что ты взбираешься?

— Я уберу свой телефон, но свяжись со мной, если что — то случится.

— Йен, я правда не думаю, что тебе стоит…

— Ханна.

Шок от того, что я услышала свое имя в голосе Йена, в свисте ветра, да еще и через металлическую трубку моего спутникового телефона, не меньше, заставил меня мгновенно замолчать. Пока он не продолжил.

— Просто расслабься и думай о Марсе, хорошо? Я скоро буду там.





Глава 4




Космический центр Джонсона, Хьюстон, штат Техас

Год назад



Не то чтобы я была шокирована, увидев его.

Это было бы, честно говоря, довольно идиотично. Даже для меня: известного случайного идиота. Возможно, я не видела Йена Флойда более четырех лет — с того самого дня, когда у меня был лучший секс — и это был даже не настоящий секс — боже, какая пустая трата моей жизни, а потом я едва заставила себя помахать ему на прощание, когда дверь его кабинета из красного дерева закрылась перед моим лицом. Возможно, прошло немного времени, но я не теряла надежды узнать о его местонахождении с помощью сложнейших технологий и новейших исследовательских инструментов.

То есть, Google.

Оказывается, когда ты один из лучших инженеров НАСА, люди пишут о тебе всякое дерьмо. Клянусь, я не ищу 'Ян + Флойд' дважды в неделю или что — то в этом роде, но время от времени мне становится любопытно, а Интернет предлагает так много информации в обмен на так мало усилий. Так я узнала, что когда прежний руководитель ушел в отставку по состоянию здоровья, Йен был выбран главой инженерной службы Tenacity, марсохода, который благополучно приземлился в кратере де Вокулерс в прошлом году. Он даже дал интервью 60 Minutes, в котором предстал серьезным, компетентным, красивым, скромным, сдержанным.

По какой — то причине это заставило меня вспомнить, как он стонал, вжимаясь в мою кожу. Его крепкая хватка на моих бедрах, его бедро, двигающееся между моих ног. Это заставило меня вспомнить, что он хотел пригласить меня на ужин, и что я действительно — восхитительно, непостижимо — поддалась искушению согласиться. Я посмотрела все это на YouTube. Затем я прокрутила страницу вниз, чтобы прочитать комментарии, и поняла, что две трети из них были от пользователей, которые заметили, насколько серьезным, компетентным, красивым, скромным, сдержанным и, вероятно, богатым был Йен. Я поспешила выйти, чувствуя себя зажатой всем туловищем в банке с печеньем.

Неважно.

Думаю, я ожидала, что мой поиск в Google приведет и к более личным вещам. Может быть, аккаунт на Facebook с фотографиями очаровательных рыжих малышей. Или один из тех свадебных сайтов с перепроизведенными фотографиями и историей о том, как пара познакомилась. Но нет. Самым близким был триатлон, в котором он участвовал около двух лет назад недалеко от Хьюстона. Он занял не очень хорошее место, но он закончил его. Насколько известно Google, это единственное занятие, не связанное с работой, в котором Йен принимал участие за последние четыре года.

Но это не суть важно: Я знаю достаточно много о карьерных достижениях Йена Флойда, и мне хорошо известно, что он все еще работает в NASA. Поэтому для меня нет смысла быть шокированной, увидев его. И я не шокирована. Я действительно не шокирована.

Просто, учитывая, что в Космическом центре Джонсона работает более трех тысяч человек, я полагала, что столкнусь с ним примерно на третьей неделе работы. Может быть, даже на третьем месяце. Я определенно не ожидала увидеть его в свой первый день, в самый разгар чертовой ориентации новых сотрудников. И уж точно не ожидала, что он сразу же заметит меня и будет долго — долго смотреть, как будто вспоминая, кто я такая, как будто не удивляясь, почему я выгляжу знакомой, и не пытаясь найти меня.

Что… не так. Он явно не такой. Йен появляется у входа в конференц — зал, где новые сотрудники расположились в ожидании следующего докладчика; с немного раздраженным выражением лица он оглядывается в поисках кого — то, замечает меня, болтающую с Алексис, примерно через миллисекунду после того, как я замечаю его.

Он на мгновение замирает, широко раскрыв глаза. Затем пробирается сквозь толпу людей, болтающих за столом, и длинными шагами направляется ко мне. Его глаза не отрываются от моих, и он выглядит уверенным и приятно удивленным, как парень, встречающий свою девушку в аэропорту после того, как она провела четыре месяца за границей, изучая манеры ухаживания горбатого кита. Но это не имеет ничего общего со мной. Это не из — за меня.

Это не может быть из — за меня, верно?

Но Йен останавливается всего в паре футов от Алексис, изучает меня с небольшой улыбкой на пару секунд дольше, чем принято, а затем говорит: — Ханна.

И все. Это все, что он сказал. Мое имя. И я действительно не хотела его видеть. Я действительно думала, что будет странно снова быть с ним, после нашей не совсем безвкусной первой и единственной встречи. Но…

Это не так. Совсем нет. Это просто естественно, почти непреодолимо — улыбнуться ему, оттолкнуться от стола и подняться на ноги, чтобы обнять его, наполнить ноздри его чистым запахом и сказать ему в плечо: — Хей.

Его руки ненадолго прижимаются к моему позвоночнику, и мы прижимаемся друг к другу, как четыре года назад. Затем, секундой позже, мы оба отстраняемся. Я не умею краснеть, никогда, но мое сердце бьется быстро, а по груди ползет любопытный жар.

Может быть, это потому, что это должно быть странно. Ведь так? Четыре года назад я подошла к нему. Потом я прижалась к нему. Потом я отказала ему, когда он предложил мне провести с ним время без оргазма, без космических исследований. Именно этого я хотела избежать: мужской, неловкой, уязвленной реакции, которую, я была уверена, вызовет Йен.

Но теперь он здесь, обезоруживающе рад меня видеть, и я просто чувствую себя счастливой в его присутствии, как тогда, когда мы кодировали нашу вторую половину дня. Он выглядит немного старше; дневной щетине уже около недели, и, возможно, он стал еще больше. В остальном он просто сам по себе. Волосы рыжие, глаза голубые, веснушки повсюду. Мне насильно напоминают о его форменной инициализации в C++ — и о его зубах на моей коже.

— Ты сделала это, — говорит он, как будто я действительно только что сошла с реактивного самолета. — Ты здесь.

Он улыбается. Я тоже улыбаюсь и нахмуриваю брови. — Что? Ты не думал, что я действительно закончу школу?

— Я не был уверен, что ты когда — нибудь сдашь экзамен по водным ресурсам.

Я разразилась смехом. — Что? Только потому, что ты своими глазами видел, как я не приложила никаких усилий для выполнения задания?

— Это сыграло свою роль, да.