Николай Хмурый. Война за мир

Военный министр был не готов к такому повороту событий, поэтому довольно увесистая папка влетела ему в лицо, немало его помяв. Во всяком случае, синяк теперь точно будет. Да и губу рассекло.

Глазки у него вспыхнули. Но он сдержался.

– Что это? – после долгой паузы спросил он.

– Не старайтесь быть тупее своего натурального состояния, – процедил Император Запада. – Это шлют ваши люди, сидящие в Константинополе. Вы не можете не быть в курсе этого бреда. Они его даже не шифруют! Уже все журналисты в курсе. Да ладно журналисты. Вся столица об этом говорит. И мне очень хочется послушать объяснение.

– Мы не знаем, – нахмурившись и как-то сгорбившись, произнес военный министр.

– Что значит «не знаем»?!

– Нам известно, – подал голос начальник разведки, – что Николай Александрович десять лет назад создал воинское соединение для утилизации самых агрессивных и неуправляемых подданных. Тех, что создавали ему проблемы на востоке. И применял их для подавления волнений в Китае. О том, что это соединение имеет реальную военную ценность, мы не догадывались. По нашим сведениям – это были ряженые, больные на всю голову клоуны, которые использовались в полицейских или карательных задачах.

– Как вы видите, это не так.

– И теперь, из-за вашей некомпетентности, мы получили сильнейший удар, – произнес премьер-министр Империи Запада, с раздражением обращаясь к начальнику разведки, которого недолюбливал. – Потеря Константинополя уже дело решенное. Судя по радиограммам, единого сопротивления там больше нет.

– Судя по радиограммам, – встрял морской министр, – на улицах Константинополя бродят чудовища, вырвавшиеся из самой Преисподней. Трусы… какие же они все-таки трусы. Так испугаться… уму непостижимо!

– Не вам их осуждать! – вскинулся военный министр.

– Мои люди, даже несмотря на хлор, не оставили своих постов и продолжили сражаться. Они задыхались, выплевывали на асфальт свои легкие, но все равно дрались.

– Не все, – холодно заметил Генрих.

– Не все, – не стал возражать морской министр. – Но даже те, кто сбежал, не стали бомбардировать всю округу паническими радиограммами самого идиотского толка. Они что, с ума там, что ли, все посходили? С ними сражаются обычные люди…

– Не обычные, – возразил начальник разведки.

– Да ладно вам, – отмахнулся морской министр. – Бросьте. Себя-то не обманывайте только.

– Вы просто не в курсе, КАКИХ людей Николай Александрович отбирал в это соединение.

– В самом деле? Он туда отбирал людей. Этого достаточно для того, чтобы понять – никакой мистики там нет и быть не может.

– Вы знакомы с японской военной традицией?

– Да, знаком. В сухом остатке она сводится к тому, что они проиграли все войны с европейцами. Для меня этого достаточно.

– Они проиграли их из-за кардинального технического и организационного превосходства европейцев, – возразил начальник разведки. – Если бы Николай Александрович двадцать лет назад не прыгнул выше своей головы, то Россия бы была разбита в пух и прах.

– Больше, – мрачно заметил военный министр.

– Что больше?

– Больше двадцати лет. Он начал свои военные реформы в самом начале 1890-х годов. Получается, что более тридцати лет назад. С тех пор каждый раз он умудряется оказываться на шаг-другой впереди.

– Да, согласен, – кивнул начальник разведки. – Так вот. Если бы Николай Александрович не начал своевременно военную реформу, которую все вокруг посчитали глупостью, то японцы бы его разбили. В пух и прах бы разбили. Не за счет техники, а на морально-волевых.

– Если бы да кабы, – чуть менее уверенно, но все еще с вызовом заявил морской министр.

– Если бы японский адмирал проиграл Ютландское сражение, потом опозорился на западе Балтики с подводными лодками и под финиш потерял остатки флота на прекрасно защищенной базе в Вильгельмсхафене, то он бы совершил самоубийство. Публичное. И не пулю бы пустил себе в голову. Нет. А с блаженным видом перед уважаемыми людьми вспорол бы себе живот ножом. Без криков. Без воплей. Стараясь держать на лице улыбку до самого конца.

– На что вы намекаете!?

– Я? Ни на что. Я просто рассказываю вам о том, какова военная культура Японии. Сохранить лицо. Сохранить честь. Это основа и фундамент их службы. Причем сохранение чести очень специфично. Если женщина-японка из военного сословия понимает неизбежную угрозу своего пленения, то она обязана сделать самоубийство, перерезав себе горло ножом. Если она обесчещена, то же самое. И так далее. Причин, по которым она обязана убить себя, – масса.

– Должна не значит будет.

– И должна, и будет, и делает. Это ОЧЕНЬ непривычная для нас культура. И мужчина-воин должен совершить самоубийство по целому перечню причин. Как вы понимаете, тот, кто столь пренебрежительно относится к своей жизни, о чужой совсем не будет думать. Не так ли?

– Пожалуй… – совсем неуверенно произнес морской министр.

– Тем более что Николай Александрович всех людей, что попадали в это соединение, особенно воспитывал в довольно кошмарном ключе… – произнес начальник разведки и начал повествовать.

Император Востока очень творчески подошел к насаждению бусидо, немало его переработав и дополнив тем, что, как ему казалось, было плоть от плоти этого учения. По его мнению, разумеется. Но Николай Александрович сформировался и развивался как личность в конце XX – начале XXI века. Поэтому его видение учения бусидо тесно переплеталось с большим количеством всевозможных сказок, порожденных культурой постмодернизма и тотального синкретизма всего и вся. В частности, наш герой усмотрел в идеях бусидо много общего с культурными особенностями темных эльфов. Известных также как дроу или илитиири. Поэтому, например, концепция фехтования, и без того овеянная массой мифов и легенд в японской традиции, стала вообще возводиться в культ «танца со смертью». А само бусидо обрастать совершенно несвойственными ему культурными особенностями.

Начальник разведки вещал, рассказывая о том, что там творилось в этом «Цветке сакуры». А у всех присутствующих волосы шевелились.

– …и теперь, зная это, попробуйте оценить природу панических радиограмм, – завершил свое длинное выступление начальник разведки.

– Почему вы мне раньше о них не рассказывали все это? – после довольно долгой паузы вместо морского министра спросил Генрих.


– Потому что был убежден – этот корпус – просто форма дома для душевнобольных. Место, куда утилизируют всех буйных психов Империи. Просто утилизируют.

– Да… уж…

– Так что же получается? – тихо спросил военный министр. – Эти радиограммы что, правда?

– Отчасти – да, – тихо ответил начальник разведки. – Я даже представить себе не могу, что там сейчас происходит. Но очевидно – ничего хорошего и здравого от этих вооруженных до зубов и выдрессированных психопатов ждать не приходится.

– Так это просто панические вопли? Константинополь еще держится? – поинтересовался Генрих.

– Держится? Не думаю. Скорее всего – это даже не паника. Это скорее агония. Какие-то очаги сопротивления, возможно, еще есть. Но я более чем уверен – ненадолго. В целом же – город потерян. Я думаю, что Николай Александрович специально ввел туда эти войска. Город теперь чихнуть громко будет бояться, вспоминая о том, что могут прийти эти кровожадные психопаты. А трупы с улиц еще не один день будут вывозить. В том числе и расчлененные. У них ведь у всех есть мечи, и они ими охотно пользуются.

Генрих закусил нижнюю губу и вернулся к окну, уставившись на облака.

В помещении наступила тишина.

Долгая тишина.

Очень долгая.

Наконец Генрих тихо, почти шепотом спросил:

– Как обстоят дела в Силезии? Когда будет деблокирована наша окруженная группировка?

– …

– Чего вы молчите?

– Мы не можем ее деблокировать, – едва слышно прошептал военный министр.

– Что?! – взвился Генрих, резко развернувшись. – Почему?!

– Империя отвела свой механизированный корпус и заняла территорию пехотой Имперского резерва. Это давало нам шансы. Но пехота была усилена подразделениями легких… как их? – поинтересовался он у начальника разведки.

– Боевые машины пехоты, – подсказал тот.

– Да. Боевыми машинами пехоты. Это их легкие танки. Легкие. Развитие тех, которые мы видели в 1914 году. Но они у них получились очень странные. Малый запас хода. Прочная лобовая бронеплита, в то время как бортовая и кормовая броня пробиваются даже крупными осколками. Стандартно они вооружены спаренным 12-мм пулеметом в легкой поворотной башне с большой и крепкой маской. У башни есть «уши» для подвеса дополнительного вооружения. Туда можно поставить либо еще два 12-мм пулемета, либо единые пулеметы с огромным боезапасом, либо пару 100-мм безоткатных пушек, либо огнеметы, либо пусковые для реактивных снарядов, либо станковые гранатометы, либо пусковые для дымовых или еще каких шашек. Причем в любой конфигурации. И они активно все это комбинируют. Демонтаж и монтаж этих видов вооружений очень быстрый. Считаные минуты. Что позволяет этим машинам быстро адаптироваться к текущему моменту.

– И что не так с этими легкими танками? Ваши танкисты не могут их пробить?

– В лоб – да. Там слишком толстая и жесткая цементированная бронеплита. Да еще под углом неприятным, из-за которого очень много рикошетов. Ну и маска орудия ей под стать – прямо головная боль. В целом броня тонкая и машина легкая, но в лобовой проекции – очень непростая цель. А так как эти боевые машины действуют в боевых порядках пехоты, то очень часто приходится с ними перестреливаться именно что лоб в лоб.

– Так про эти орды легких танков вы мне пели? – с легким раздражением спросил Генрих у начальника разведки.

– И не обманул. Видите, танки на месте. Их не так много, но в целом – достаточно.

– У них интересное компоновочное решение, – продолжил военный министр. – Загрузка и выгрузка экипажа производится через распашные двери сзади. Там же перевозят раненых и дополнительный боезапас. Плюс крайне высокая проходимость по легким грунтам. Намного больше, чем у наших легких танков. За счет гусеницы и подвески. По раскисшим дорогам или поймам рек они пролезают очень быстро и легко.

– А наши тяжелые штурмовые танки?[29] Вы же применили их. Неужели они не смогли их перебить? У них и пушка приличная, и броня.

– К сожалению… их больше нет… – тихо-тихо прошептал военный министр.

– Что значит «их больше нет»?

– Их уничтожили, – вместо военного министра ответил начальник разведки.

– КАК?!

– На базе все той же боевой машины пехоты были созданы две самоходные артиллерийские установки. Грубо говоря – орудия на гусеницах. Первая с 92-мм горной гаубицей в неподвижной открытой сзади и сверху рубке, вторая – с 57-мм длиной морской пушкой. Вот вторая-то нам проблем и доставила. Массу.

– И зенитки… – тихо подсказал военный министр.

– Что значит зенитки? – удивился Генрих. – Они-то тут при чем?

– Имперские 87-мм зенитки, стоящие на вооружении дивизий и бригад, не только адаптированы для стрельбы в том числе и по наземным целям, но и имеют в своих боекомплектах бронебойные снаряды, – пояснил военный министр. – Эти дуры бьют наши тяжелые штурмовые танки просто по силуэту с нескольких километров.

– И что? Они нанесли такой урон, что у нас больше нет тяжелых танков?

– Мы попытались совершить массированный прорыв. Поначалу имперцы отошли под напором такой мощи. А дальше мы угодили в засаду. 57-мм САУ и 87-мм зенитки были размещены так, чтобы вошедшая колонна тяжелых танков оказалась под перекрестным огнем.

– Вы бредите. КАК они могли уничтожить все наши тяжелые танки целой дивизии в одной засаде? КАК?! Это три полка! ТРИ! Несколько сотен танков!

– Так и засад было множество. Наши люди постоянно попадали под обстрел зениток и самоходок, которые потом отходили. Да еще эти самолеты…

– Самолеты? О боже! Вас что, еще и бомбить умудрялись? Вы не обеспечили воздушное прикрытие наступающей элитной группировке?