Никита ищет море

Она повернулась и указала на темный, заваленный буреломом овраг за своей спиной. Действительно, отправиться туда им в голову еще не приходило.

– Я – за! – воскликнула Оля и первая двинулась к оврагу, ломая сучья и перелезая через мохнатые стволы поваленных деревьев.

Никита и папа переглянулись – ни один из них не тронулся с места. Но мама выразительно поглядела на них, поднялась и пошла вслед за Олей – и им пришлось последовать ее примеру.

– Не думаю, что это поможет, но почему бы и нет, – пробормотал папа, с кряхтением перебираясь через ствол ели, утыканный острыми сучьями. – Ой! Ай!





* * *





– Ура! Раздавленная поганка! – завопила Оля и запрыгала по кругу, исполняя дикий охотничий танец.

– И что? – простонал Никита, плюхаясь на траву.

Мама и папа, поддерживая друг друга, выбрались из оврага последними.

– Вы что, не понимаете? – в восторге кричала Оля.

Все уставились на то, что когда-то было поганкой, – маленькое расплющенное пятнышко в зеленой траве.

– Я раздавила эту поганку, когда мы повернули после Лукова налево! – потрясая руками, воскликнула Оля.

Повисла тишина. Никита, мама и папа смотрели на поганку. А потом, словно проснувшись, хором завопили:

– Да! Точно! Ты тогда на ней поскользнулась! И шлепнулась!

– Значит, мы сейчас выйдем к Лукову и легко найдем дорогу домой! – воскликнул папа и хлопнул в ладоши.

– Нет! – продолжая смеяться, сказала Оля.

– Почему нет? – удивился папа.

– Мы выйдем к Лукову и пойдем к морю.

Повисло молчание. Все застыли, глядя на улыбающуюся Олю.

– Я тогда ошиблась, – пояснила она. – После Лукова надо было поворачивать не налево, а направо. Теперь я вспомнила.

– Нет-нет-нет! – решительно замотал головой папа. – Уже вечер. Мы идем домой.

– Но папа, – прошептал Никита одними губами. Он не знал, верить ли Оле. Или надо согласиться с папой. Никита ужасно устал.

Они пошли к Лукову: впереди папа с непреклонным видом – брови сдвинуты, губы сжаты, глаза упрямо сверкают, следом за ним мама – она то и дело оглядывалась назад и смотрела на бредущих позади Никиту и Олю. Никита был растерян, Оля сердита.

– Да вот же она, просека! – крикнула Оля, когда они вышли к околице Лукова и остановились у мостика через ручей.

Ручей убегал в лес, а в сторону от ручья уходила старая, давно заросшая просека. По просеке шла тропинка.

– Вот! – с торжествующим видом махнула рукой Оля. – Туда кто-то ходит! Там море!





* * *





Никита стоял и смотрел на темную, заросшую ряской воду. Его ноги медленно погружались в черную илистую жижу. Море оказалось маленьким лесным озерцом с топкими берегами, от него несло сыростью и болотной вонью. Голоса долетали до Никиты как сквозь толстую подушку: папа спросил маму, не хочет ли она искупаться, мама ответила, что в другой раз. Они оба так шутили – Никита знал, что взрослые иногда нарочно шутят несмешно, когда чем-то недовольны. Олю не было слышно. Кто-то – кажется, мама – взял Никиту за руку и повел прочь от озера. «Пойдем домой», – услышал он голос. Да, это мама.

Нет никакой звездной пыли. И никакой взорвавшейся звезды. Есть только глупая Оля, которая наврала с три короба, а Никита ей поверил. Они молча шли по дороге, над лесом садилось солнце, мама вопросительно поглядывала на Никиту, Никита отводил взгляд. Все нормально. У него совершенно все нормально. Оля подбирала шишки, вертела их в руках, кидала, целясь в какое-нибудь дерево, и наклонялась за новыми. Никита наблюдал за ней исподтишка – она ни разу не промахнулась, все ее шишки с мягким стуком ударялись о стволы намеченных деревьев. Каждый раз Оля негромко и с удовлетворением произносила «ага!».

– Какая красота! – сказала мама, когда они, поднявшись на очередной холм, увидели с его высоты зеленые волны полей, серую ленту дороги и вдалеке – бабушкину деревню.






«Если бы только у деревни меня ждал Спутник, – подумал Никита. – Я хочу, чтобы он там был». Сам того не замечая, Никита ускорил шаг. Спутнику ничего не стоит оказаться в том же месте, где Никита видел его последний раз, – ведь Спутник на то и Спутник, чтобы следовать за людьми и делать то, что они от него хотят. Он собака, никаких важных дел у него нет, так почему бы ему не сидеть на дороге в этот вечерний час, готовясь встретить своего друга? Вот так рассуждал Никита.

Но на дороге у деревни их поджидал вовсе не Спутник, а Протоня. Увидев его тощую сутулую фигуру и уныло повисшие вихры, Никита невольно замедлил шаг и ухватился за мамину руку. Но тут же выпустил ее и попытался сделать вид, что Протоня ему совершенно безразличен.

Протоня кинул на Никиту быстрый колючий взгляд сквозь прищуренные веки и обратился к Оле:

– А ну, домой! Тебя мать уже два часа ищет!

– Да иду я! – так же грубо ответила ему Оля.

Мама и папа Никиты с интересом уставились на Протоню. Тот покраснел и напыжился. Когда Оля, сердито размахивая руками, поравнялась с ним, он шагнул вперед и шлепнул ее по затылку. Оля отмахнулась от него, как от мухи, но ничего не сказала – просто пошла дальше, потирая затылок.

– Э… эй! – запнувшись, воскликнул Никита.

Протоня бросил на него мрачный взгляд и повернулся, намереваясь пойти вслед за Олей.

– Стой! – растерянно крикнул Никита.

– Чего? – с досадой спросил Протоня, обернувшись через плечо.

Никита секунду помедлил, но присутствие папы и мамы придало ему решимости.

– Ты зачем ее трогаешь? – громко спросил он Протоню.

– Ее? – переспросил тот, указывая пальцем на Олю.

Оля остановилась, обернулась и хмуро поглядела на них обоих.

– Я ее брат вообще-то, старший, – сообщил Протоня. – А мать ее дома сейчас так тронет, что мало не покажется.

– Брат?! – изумленно повторил Никита. – Как это?

– Так это, – насмешливо отозвался Протоня.

На Никиту нахлынула ярость. Вот этот гадкий враль Протоня, который в первый же день украл у него велосипед, – брат Оли? А он-то, Никита, дружил с ней, учил ее, верил ей, отдал ей мышонка!

– Верни мышонка! – крикнул Никита.

Оля вздрогнула и растерянно заморгала. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но Протоня ее опередил.

– Какого мышонка? – с вызовом спросил он Никиту.

– Лизу! – ответил тот, чувствуя, как горят его щеки и кулаки.

Протоня обернулся к Оле. Та застыла, обвела взглядом всю компанию, набрала воздуха и, громко выдохнув, сказала:

– Окей.

– Так это его Лиза?! – тонким голосом завопил Протоня, указывая на Никиту. – Ты говорила, что сама ее поймала! Вруниха!

– Я не… – заговорила Оля, но он ее перебил.

– Ты говорила, что она моя будет! – продолжал кричать он. – А выходит, что он…

Протоня повернул к Никите искаженное обидой лицо и окинул его таким брезгливым взглядом, что Никита почувствовал себя маленьким и противным. Но это ведь они – Оля и Протоня – должны были быть сейчас маленькими и противными! Это они его обманули. Это они забрали его мышонка, как раньше хотели забрать его велосипед. Никита уже плохо соображал, в голове все смешалось. Оля со всхлипом втянула в себя воздух.

– Да отдам я тебе твою Лизу! – прокричала она Никите сквозь слезы и бросилась по дороге прочь.

Протоня, дернув плечом, побежал вслед за ней. Онемевший Никита стоял на дороге. Оля плакала? Она никогда раньше не плакала. Даже когда тридцать раз упала с велосипеда.

– Никита.

Мама взяла его за плечи и мягко повернула к себе. Никита поднял голову, встретил сочувственный мамин взгляд.

– Ну дела, – проговорил папа.

Они постояли некоторое время, не двигаясь с места и приходя в себя. Потом Никита прошептал: «Пойдем», – и они пошли к бабушкиному дому.

«Что за день такой неправильный, – с горечью думал Никита, шагая между мамой и папой и держа их за руки. – Скорее бы он кончился». Но неправильный день и не думал кончаться. Навстречу им от бабушкиного дома быстро шел Степан Король, и лицо Короля было мокро от слез. В одной руке он нес какой-то предмет, походивший на огромного паука с растопыренными ножками, а другой рукой вытирал слезы. Когда Король приблизился, Никита понял, что паук этот вовсе не паук, а тот самый охотник Орион, выточенный из корня дерева и предназначавшийся в подарок бабушке. Но что произошло? Неужели бабушка отвергла подарок? Никита поймал взгляд Короля – и тот в ответ на его немой вопрос грустно покачал головой.

– Не надо напрасной жалости, друг, – сказал Степан Король, подойдя. – Я был готов к этому. Твоя бабушка – благородная женщина, и я больше никогда не…