Незримые

Ему не избавиться от проклятия.

И что теперь? Идти ему некуда. Совершенно. Он рвал на себе волосы, как вдруг снаружи раздался оглушительный грохот. Электричество вырубилось. Йоан вскочил и бросился к двери.

На улице, у перекрестка, «инфинити» последней модели лоб в лоб врезался в припаркованный пикап. От мощного столкновения грузовик вылетел на обочину и повалил телефонный столб, расплющивший крышу внедорожника. Окровавленный, бездыханный водитель распластался на руле. Оборванный кабель змеился по асфальту. Похоже, «инфинити» разогнался до пятидесяти миль в час – неслыханная для спального района скорость.

Нфури.

Мартин затравленно озирался по сторонам. Призраков нельзя увидеть невооруженным глазом, но человеку свойственно надеяться на чудо. Интересно, как произойдет переселение, гадал Йоан.

Поначалу ничего не случилось. Покорившись судьбе, Мартин устроился на верхней ступеньке и стал ждать. Следом накатило раскаяние – раскаяние за прегрешения, святотатство, сотворенные кощунства. Содрогаясь всем телом от конвульсивных, похожих на рвотные позывы рыданий, Мартин с открытым ртом воззрился на небо.



Обадайя почуял защитное заклинание, наложенное перед входом в дом. Правда, действие успело рассеяться, оставив лишь легкий след – след, убедивший сущность: он на верном пути.

Осквернитель могил устроился на кирпичном крыльце и смиренно, безропотно – чуть ли не с радостью – ждал своей участи.

Обадайя рассвирепел. Вторжение было мучительным, порабощение – садистским. Осквернитель могил издал душераздирающий вопль, сменившийся глухим стоном.

Поработив вместилище, Обадайя поднялся и направился в дом. Царивший внутри разгром еще сильнее разъярил жадного до хаоса демона. Пустота приблизился к разбитому зеркалу так, чтобы в осколках отразилось временное лицо. Потом поднес руки с длинными заостренными ногтями к щекам и впился в мягкую плоть.

Сдирая кожу до мяса.

Обадайя рыскал по закоулкам сознания, выискивая информацию о Блэквуде. Англичанин явился не один, а в сопровождении агента – той самой, с чьим напарником Обадайя поразвлекся в доме Питерса.

Треклятые агенты Блэквуда. Его союзники.

Тщетно Обадайя перебирал скудные воспоминания. Да, с курсом он не ошибся, в остальном от вместилища не было никакого проку. Пустота полюбовался окровавленной физиономией и криво ухмыльнулся.

А после бросился бежать. Он мчался по улицам Энглвуда.

Не обращая внимания на изумленные крики прохожих.

И бежал до тех пор, пока впереди не замаячила автострада.

И высокая эстакада.

Он вскарабкался на ограждение. Изрезался об острые шипы.

И сиганул вниз.

Падение.

Удар.

Высвобождение.

Экстаз.



Одесса перезвонила Линусу из больничной ванной комнаты:

– Как Омаха?

– В целом хорошо. Правда, в номере маловато рабочего пространства. Приходится сдвигать стол, тумбочку и кровать, но это мелочи. Ну и тоскливо, конечно. Ты куда пропала? Я звонил.

– Да вот заехала в Куинс, в госпиталь, где лежит агент с сердечным приступом. Решила его проведать.

– Молодец. И как он?

– Как только вернется в палату, спрошу. Он пока на процедурах.

– Голос у тебя бодрый. Совсем как раньше.

Одесса и впрямь чувствовала воодушевление, хотя понимала – это лишь временная иллюзия.

– Некогда унывать. – Загадочный Хьюго Блэквуд интриговал ее. А еще бесил и трепал нервы. Но не рассказывать же об этом по телефону.

– Твой адвокат не объявлялся?

Настроение сразу испортилось.

– Линус, у меня масса дел.


– Не кипятись, ладно? Я просто волнуюсь. Оставил тебя совсем одну.

– Ты такой лапочка. – Одесса покосилась на дверь. Ей не терпелось попасть в палату раньше Соломона. – Рада была поболтать.

– Только не пропадай, звони почаще. Не заставляй меня нервничать.

– Хорошо, мамуля, – улыбнулась Одесса.

Линус засмеялся:

– Ладно, до скорого. Продолжай в том же духе. – Он повесил трубку.

Одесса медлила, разглядывая фотографию Линуса на телефоне, пока не погас экран. На фоне Блэквуда с его специфической манерой общения так приятно и вместе с тем непривычно вести непринужденный диалог. На панели мигало уведомление о полученной почте. Одесса нехотя проверила ящик. В глаза сразу бросилось сообщение от Лорены, ее подруги из департамента Нью-Джерси, отправленное с личного аккаунта. В теме значилось «КАКОГО ХРЕНА?».

Одесса поспешила в палату. Соломон еще не вернулся – вот и отлично, она не пропустит трогательный момент воссоединения. Телевизор в углу работал в беззвучном режиме, шесть комментаторов передавали последние новости. Блэквуд стоял у грязного окна, спиной к двери. При появлении Одессы он обернулся:

– Куда вы запропастились? Я уже собирался уходить.

– Не любите ждать? Не научились терпению за четыреста пятьдесят лет?

– Не люблю бездарно тратить время.

Тусклый свет, сочившийся сквозь мутное стекло, озарял долговязую фигуру того, кто противоречил всяким представлениям Одессы о реальности. Временами он чудился ей жутким выходцем из иной вселенной. Может, всему виной прилив энергии от съеденного греческого салата, но сейчас, как никогда, Одесса вознамерилась докопаться до правды.

Она сунула ему телефон:

– Часто наведываетесь в Восточную Европу?

– Откуда такие вопросы? – прищурился Блэквуд.

Одесса вывела на экран выцветшую фотографию: на мокром от дождя перекрестке у «фольксвагена» с немецкими номерами стоит группа мужчин в шляпах и узких галстуках. На дорожном знаке, украшенном изображениями американского, французского и британского флагов, виднеется надпись «Контрольно-пропускной пункт». Соседний знак на трех языках гласит: «Вы покидаете американский сектор».

Одесса поднесла телефон ближе, хотя Блэквуд пятился от него, как от бешеной собаки.

– Чекпойнт «Чарли», – объявила Одесса. – Основной КПП между Восточным и Западным Берлином в период холодной войны. Снимок взят из архивов ФБР и датирован тысяча девятьсот шестьдесят четвертым годом.

Большим и указательным пальцем Одесса увеличила кадр с лицами присутствующих. Все мужчины улыбались, кроме одного. Она максимально увеличила изображение.

Блэквуд и бровью не повел.

– Это вы, – констатировала Одесса и загрузила второй снимок из почты. – А здесь у нас Уэйко, штат Техас. Тысяча девятьсот девяносто третий год, припоминаете?

Фотограф запечатлел наблюдательный пункт у заставы. Агенты ФБР сгрудились вокруг человека с огромным биноклем. Слева маячил знакомый силуэт в темном костюме.

– Снято перед штурмом «Ветви Давидовой»? – выпытывала Одесса.

Она увеличила фрагмент с Блэквудом. Мужчина рядом с ним не смотрел в камеру, однако под козырьком синей бейсболки угадывалась темная кожа.

– Агент Соломон собственной персоной.

Блэквуд наклонил голову, силясь уловить в голосе собеседницы самодовольные нотки.

– Подруга из ФБР, – пояснила она, встретив вопросительный взгляд Блэквуда. – Вам часто доводилось позировать в свою эпоху?

Она вывела на экран портрет времен Елизаветы: мужчина в черной мантии с высоким воротником застыл у конторки.

– Украденная нацистами картина. Обнаружена десять с лишним лет назад и передана на хранение в Национальную портретную галерею Лондона. – Одесса поднесла телефон к самому носу Блэквуда. – Поразительное сходство.

– Спасибо, – сухо поблагодарил тот.

– А вот такого я точно не ожидала. Оказывается, вы у нас диснеевский фанат. Полный отвал башки.

Одесса открыла следующий снимок: группа людей обступила цветочную клумбу в форме улыбающейся физиономии Микки-Мауса. Пролистав аниматоров в нелепых костюмах и молодого Рональда Рейгана, Одесса увеличила кадр с Уолтом Диснеем за микрофонной стойкой. Позади него виднелась сухопарая фигура в темном костюме. Человек не улыбался, но зато единственный из толпы смотрел в камеру.

– Семнадцатое июня тысяча девятьсот пятьдесят пятого года. Представляю, с каким трудом вы добыли билет.

– Развлекаетесь, агент Хардвик?

– Какое там. Скорее, пытаюсь не поддаваться панике, хотя очень хочется. Снимки подлинные, не фотошоп.

– Подлинные, не спорю.

– Уверена, это лишь верхушка айсберга. Жалкие крохи, найденные исключительно по ошибке. Ведь кто, кроме агента Соломона, мог промаркировать эти фото?