Незримые
Часть 16 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Линус то и дело косился на Одессу, поглядывая на ее отражение в темном окне. От его заботы на душе становилось тепло и уютно. Но параллельно столь повышенный интерес внушал тревогу. Линус ждет, когда у нее случится нервный срыв, или гадает, каково приходится человеку, отнявшему чужую жизнь? Или, того хуже, думает, что она застрелила Уолта Леппо по ошибке? Она, женщина, с которой он делит постель.
Одесса и сама задавалась вопросом, как ее поведение выглядит со стороны. Постоянно спохватывалась: а в своем ли я уме? Особенно в свете полученной сегодня информации.
– Доедать будешь? – спросил Линус.
– Ой, совсем забыла! Потом подогрею. Очень вкусно, спасибо.
Линус улыбнулся:
– Ты уже минут пять смотришь в одну точку.
– Бывает. Все нормально, честно.
– Может, развеешься, посмотришь фильм?
– Со мной все отлично. Почитаю новости и спать.
Успокоенный, Линус снова нацепил наушники. Одесса сосредоточенно пролистывала в ноутбуке результаты запроса «осквернение могил, Нью-Джерси, Лонг-Айленд», предварительно активировав режим инкогнито. Незачем компрометировать историю просмотров.
По ссылкам открывались статьи про изуродованные вандалами места захоронений. Основным источником указывались местные газеты с доменом patch.com. Перевернутые надгробия, сломанные ограды, украденные витражи. Одесса сузила поиск до последних пяти лет.
Внимание сразу привлек репортаж. Точнее, серия репортажей о скандальном происшествии, в свое время долго будоражившем общественность. «Гроб с телом чудо-крошки по-прежнему не найден». И это еще самый приличный заголовок. Далее шла трогательная история о младенце из пригорода Нью-Джерси. Крошка Миа, как окрестили ее газеты, родилась с нейродегенеративным заболеванием. Врачи считали, что малышка не проживет и трех часов. Но вопреки мрачным прогнозам девочка прожила два года и месяц или два. Однако на ее лечение требовались баснословные суммы, тогда на просторах Паутины появилась статья о «чудо-крошке», и девочка моментально превратилась в интернет-феномен. В соцсетях замелькали хештеги «Крошка Миа». Витрины магазинов Нью-Джерси, от Эсбери-Парка до Трентона, заполонили фотографии малышки с розовой эластичной повязкой на забинтованной головке. В стороне не остались даже примыкающие районы Филадельфии. По телевизору крутили рекламу с просьбой пожертвовать десять долларов через специальный шестизначный эсэмэс-номер. Луна-парки «Шесть знамен» и «Сказочная страна» устраивали благотворительные акции. Девочка удостоилась чести бросать шайбу на домашнем матче плей-офф «Нью-Джерси девилз» и тут же стала местной знаменитостью. Когда Миа скончалась, хоккеисты перед игрой почтили ее память минутой молчания.
Полгода спустя некто разрыл могилу Миа на кладбище Алленхерста и похитил гроб с телом. Наутро новость облетела весь штат, родители были вне себя от горя. Хотя официально преступника не нашли, Одесса наткнулась на сообщение, где говорилось о разгроме наркосиндиката, якобы как-то связанного с осквернением могил. Авторы ссылались на вопиющий случай Крошки Миа и аналогичный инцидент с трупом мужчины, скончавшегося в 1977-м на Лонг-Айленде.
Одесса пробежала глазами сводки по украденным телам и разгромленным склепам. Осквернение могил? В Нью-Джерси? Уму непостижимо! Одесса наконец вырвалась из уютного кокона Интернета и попыталась свести воедино разрозненные факты.
Зачем кому-то осквернять детское захоронение? Какой-нибудь религиозный культ, подражание вуду? Наркоторговцы зачастую поклонялись злым духам и оккультным богам – те якобы помогали избежать ареста. Сантерия – самый известный тому пример.
Но какая тут связь с массовыми убийствами? Одесса в полном смятении свернула браузер. Ерунда какая-то… однако чутье подсказывало: связь есть. Вопрос – какая.
Одесса отхлебнула содовой со вкусом лайма. В центре стола рыбка Деннис нарезала круги в чистой воде аквариума. Изящные плавники поблекли, бордовая чешуя отливала оранжевым. Бедняга Деннис, еще немного – и он бы умер от голода, тщетно дожидаясь хозяина. Вспомнилось, как медсестры увозили умирающего Эрла Соломона из палаты. Деннис вдруг застыл и, казалось, смотрел на Одессу в упор, а после вновь закружил по аквариуму.
Одесса приняла решение.
Ей нужно написать письмо.
Хьюго Блэквуду, эсквайру
Мое имя Одесса Хардвик. Занимаю должность специального агента в региональном управлении ФБР в Нью-Джерси, в настоящее время выполняю особое задание.
Мой коллега Эрл Соломон посоветовал обратиться к Вам за помощью в очень непростом деле. Подобная практика в ФБР не принята, однако агент Соломон настаивает, тем более расследование зашло в тупик.
Дело касается двух внешне не связанных между собой массовых убийств, которые сейчас у всех на слуху. Одно произошло в Монклере, Нью-Джерси, второе – в Литл-Бруке, на Лонг-Айленде.
Буду благодарна за любое содействие.
В метро Одесса села напротив центральных дверей. Написанное от руки письмо лежало в запечатанном – шесть на девять дюймов – конверте, адресованном Хьюго Блэквуду, эсквайру. Все как велел агент Соломон. Одесса сложила лист пополам – всего раз. Она пристроила конверт на колени, лицевой стороной вниз. Вагон мчался по тоннелю через Гудзон, вез припозднившихся пассажиров из Нью-Джерси на Манхэттен.
Одесса чувствовала себя то крайне целеустремленной, то полной идиоткой. Уверенность сменялась сомнениями. Но даже если она и совершает глупость, вреда от этого никакого. Плюс полная конфиденциальность.
Прогноз погоды не обманул – дождь лил как из ведра. Одесса раскрыла зонт, конверт, чтобы не намок, убрала в карман куртки. Косые струи барабанили по черному нейлону зонта, рикошетили от мостовой. Одесса моментально промокла по щиколотку. Улицы пустовали: ливень разогнал прохожих, а заодно любителей сбегать за кофе и выкурить электронную сигарету. Одессу забрызгало уже по пояс. Мелькнула мысль: а не переждать ли стихию где-нибудь в кафе? Нет, нужно покончить с этим, и чем быстрее, тем лучше. Заслонившись зонтом, Одесса поспешила на Стоун-стрит.
Утром, едва Линус отправился в адвокатскую контору, Одесса навела справки. Узкая, выложенная брусчаткой Стоун-стрит появилась в далеком 1658 году и стала первой мощеной улицей на Манхэттене в эпоху, когда остров был еще голландской торгово-фермерской колонией и звался Новый Амстердам. (Кстати, сама Стоун-стрит тогда называлась Хай-стрит.) Уолл-стрит в тот период представляла собой деревянную оградительную стену на северной границе поселения. С веками наступил неизбежный упадок. В 1970-е Стоун-стрит превратилась в грязный проулок, а в 1980-е и вовсе скатилась до помойки, обезображенной граффити.
Шло время, возводились новые здания, и постепенно улица разделилась на две части. К восточной половине, протяженностью всего два квартала, примыкали отреставрированные мастерские и склады, построенные еще в середине девятнадцатого столетия, после того как крупный пожар 1835 года уничтожил то немногое, что осталось от Нового Амстердама. Улицу переделали исключительно под пешеходное сообщение и переименовали в Саут-Стрит-Сипорт. В своем нынешнем антураже – гранитные мостовые, голубоватый песчаник, фонари, стилизованные под старину, – восточная половина переродилась в настоящую Мекку для любителей уличных ресторанчиков. Развешенные повсюду международные флаги развевались над, пожалуй, самой европейской улицей на всем острове.
На западной половине сохранилась односторонняя магистраль, однако загроможденные лесами здания и стройплощадки сузили дорогу практически до единственной полосы. Пешеходов поблизости не наблюдалось, лишь в конце квартала маячил грузовой фургон с включенной аварийной сигнализацией. После дома номер одиннадцать по Стоун-стрит на ближайшем пронумерованном здании стояла цифра девятнадцать. Одесса повернула назад, исследовала гранитные проемы в поисках указателей, но тщетно. Злая, раздосадованная – угораздило же ее пойти на поводу у чокнутого старика! – она засобиралась домой, как вдруг увидела на выпирающих плитах карниза, разделявших первый и второй этаж, вожделенные цифры.
Два здания почти примыкали друг к другу, между ними, в кирпичной кладке, проступало едва заметное углубление. Снаружи стены украшал орнамент из латунных, позеленевших от времени гербовых лилий.
Здесь, в углублении прятался чугунный почтовый ящик. Одесса прошла мимо него трижды и не заметила. Черная поверхность была гладкой от времени, а не от полировки. По ящику стекала дождевая вода, прорезь для писем терялась в тени.
Одесса воровато огляделась, словно совершала нечто противозаконное. Потом достала конверт и взглянула на имя адресата. Мистер Хьюго Блэквуд. Несколько капель упали на плотную бумагу, чернила слегка расплылись. Одесса быстро опустила письмо в прорезь. Конверт бесшумно сгинул внутри.
Она снова осмотрелась, кожей ощущая чей-то пристальный взгляд. Ни дать ни взять секретная явка, как в каком-нибудь шпионском романе. В переулке царил кромешный мрак, дождь заливал в выставленные окна бывших складов.
Ничего не происходило. Никто не появлялся.
Одесса зашагала прочь, чувствуя, как волосы на затылке становятся дыбом. Прямо через дорогу располагался паб. Сложив зонт, Одесса юркнула внутрь и, устроившись на высоком табурете у окна, заказала латте. С этого угла почтовый ящик просматривался плохо, черные контуры расплывались в пелене дождя. Мимо пробегали пешеходы с зонтиками или расправленными над головой газетами, но никто не остановился, не заглянул в каменный проем, сливавшийся с фасадом. Позади тоже глухая стена. Никакими окольными путями письмо не забрать.
Ерунда какая-то.
Одесса терпеливо ждала. Кофе оказался выше всяких похвал, сливочное тепло приятно разливалось по телу, заставляя забыть промозглую слякоть и сопутствующие обстоятельства, кофеин успокаивал нервы. У нее внезапно поднялось настроение. Точнее, она осознала, насколько паршиво чувствовала себя в последнее время. Отправленное письмо – точнее, сам процесс изложения своих мыслей на бумаге, запечатанный конверт определенного цвета и размера, безымянный проулок на старинной улочке острова с населением в полмиллиона – возымело чудодейственный эффект, какой обычно достигается годами психотерапии.
Наверное, именно этого и добивался Эрл Соломон. Вероятно, весь фокус заключался в том, чтобы помочь ей привести мысли в порядок. А «Хьюго Блэквуд» символизировал определенный психологический настрой.
Дождь прекратился. Одесса спустилась в метро, села в подошедший поезд. В вагоне она размышляла о привычных вещах. Купить продукты. Завернуть в прачечную. Банальные, умиротворяющие мелочи.
По дороге домой она забежала в «Уолгринс» – за сливками, зубной пастой – и остаток пути проделала пешком. Мрачное настроение не улучшилось, однако на душе стало спокойнее. Оставив зонтик у порога, Одесса зашла в квартиру, мокрую куртку повесила на дверную ручку шкафа.
На диване сидел человек.
– Вы звали меня, – произнес Хьюго Блэквуд. – И вот я здесь.
У гостя были черные, как сама ночь, глаза и такие же волосы, которые казались еще темнее на фоне белой алебастровой кожи. Худой, если не сказать костлявый, он обладал поистине сверхъестественной грацией, рождавшей ассоциации с литературными персонажами восемнадцатого или девятнадцатого столетия.
Безукоризненный черный костюм – простого, но вместе с тем безупречного кроя – дополняли черная рубашка и черный жилет. Галстука гость не носил. На вид ему было лет сорок или пятьдесят. Но сохранился хорошо, точный возраст не определить. Не выпуская из рук чайную чашку, гость вопрошающе глянул на Одессу.
– Я прочел письмо, – проговорил Хьюго Блэквуд с вкрадчивым британским акцентом. – Долго же вы собирались…
Пистолет, срочно достань пистолет, было первой мыслью Одессы. Впервые она пожалела, что лишилась верного «глока». Ключи остались в кармане куртки. Дверь прямо за спиной. До вестибюля можно добраться за считаные секунды.
– Я агент ФБР, – выпалила Одесса.
Предупреждение, угроза – фраза, которую она даже в самом страшном сне не предполагала произнести в собственном доме.
– Знаю, – просто ответил гость.
Дыхание Одессы участилось.
– Кто вы?
– Вам прекрасно известно, кто я.
Одесса вытаращила глаза:
– Нет.
– Вы написали, а я взял на себя смелость войти.
Одесса помотала головой, не в силах вымолвить ни слова.
– Вот, решил приготовить чай. Надеюсь, вы не возражаете?
Одесса ухватилась за косяк двери:
– Вы никак не могли добраться сюда раньше меня.
Изящно очерченные брови гостя поползли вверх. Он кивнул на диван – наглядное свидетельство своего присутствия.
– Но как вам удалось? Так быстро?
– Вы всегда такая любопытная?
– Как вы меня нашли?
– В письме вы указали свое имя.
– Объясните, что за история с почтовым ящиком? Он тут каким боком? Кто вас надоумил вмешаться?
– Вы. С ящиком все несколько сложнее. За долгое время он ни разу не подводил.
За долгое время? Одесса попятилась на кухню. К ножам.
– Может, перейдем непосредственно к проблеме, затронутой в вашем воззвании?
– Воззвании?
– Вы обратились ко мне. Полагаю, дело не терпит отлагательств.
– Нет! – рассвирепела Одесса. – Не станем мы ничего обсуждать.
Одесса и сама задавалась вопросом, как ее поведение выглядит со стороны. Постоянно спохватывалась: а в своем ли я уме? Особенно в свете полученной сегодня информации.
– Доедать будешь? – спросил Линус.
– Ой, совсем забыла! Потом подогрею. Очень вкусно, спасибо.
Линус улыбнулся:
– Ты уже минут пять смотришь в одну точку.
– Бывает. Все нормально, честно.
– Может, развеешься, посмотришь фильм?
– Со мной все отлично. Почитаю новости и спать.
Успокоенный, Линус снова нацепил наушники. Одесса сосредоточенно пролистывала в ноутбуке результаты запроса «осквернение могил, Нью-Джерси, Лонг-Айленд», предварительно активировав режим инкогнито. Незачем компрометировать историю просмотров.
По ссылкам открывались статьи про изуродованные вандалами места захоронений. Основным источником указывались местные газеты с доменом patch.com. Перевернутые надгробия, сломанные ограды, украденные витражи. Одесса сузила поиск до последних пяти лет.
Внимание сразу привлек репортаж. Точнее, серия репортажей о скандальном происшествии, в свое время долго будоражившем общественность. «Гроб с телом чудо-крошки по-прежнему не найден». И это еще самый приличный заголовок. Далее шла трогательная история о младенце из пригорода Нью-Джерси. Крошка Миа, как окрестили ее газеты, родилась с нейродегенеративным заболеванием. Врачи считали, что малышка не проживет и трех часов. Но вопреки мрачным прогнозам девочка прожила два года и месяц или два. Однако на ее лечение требовались баснословные суммы, тогда на просторах Паутины появилась статья о «чудо-крошке», и девочка моментально превратилась в интернет-феномен. В соцсетях замелькали хештеги «Крошка Миа». Витрины магазинов Нью-Джерси, от Эсбери-Парка до Трентона, заполонили фотографии малышки с розовой эластичной повязкой на забинтованной головке. В стороне не остались даже примыкающие районы Филадельфии. По телевизору крутили рекламу с просьбой пожертвовать десять долларов через специальный шестизначный эсэмэс-номер. Луна-парки «Шесть знамен» и «Сказочная страна» устраивали благотворительные акции. Девочка удостоилась чести бросать шайбу на домашнем матче плей-офф «Нью-Джерси девилз» и тут же стала местной знаменитостью. Когда Миа скончалась, хоккеисты перед игрой почтили ее память минутой молчания.
Полгода спустя некто разрыл могилу Миа на кладбище Алленхерста и похитил гроб с телом. Наутро новость облетела весь штат, родители были вне себя от горя. Хотя официально преступника не нашли, Одесса наткнулась на сообщение, где говорилось о разгроме наркосиндиката, якобы как-то связанного с осквернением могил. Авторы ссылались на вопиющий случай Крошки Миа и аналогичный инцидент с трупом мужчины, скончавшегося в 1977-м на Лонг-Айленде.
Одесса пробежала глазами сводки по украденным телам и разгромленным склепам. Осквернение могил? В Нью-Джерси? Уму непостижимо! Одесса наконец вырвалась из уютного кокона Интернета и попыталась свести воедино разрозненные факты.
Зачем кому-то осквернять детское захоронение? Какой-нибудь религиозный культ, подражание вуду? Наркоторговцы зачастую поклонялись злым духам и оккультным богам – те якобы помогали избежать ареста. Сантерия – самый известный тому пример.
Но какая тут связь с массовыми убийствами? Одесса в полном смятении свернула браузер. Ерунда какая-то… однако чутье подсказывало: связь есть. Вопрос – какая.
Одесса отхлебнула содовой со вкусом лайма. В центре стола рыбка Деннис нарезала круги в чистой воде аквариума. Изящные плавники поблекли, бордовая чешуя отливала оранжевым. Бедняга Деннис, еще немного – и он бы умер от голода, тщетно дожидаясь хозяина. Вспомнилось, как медсестры увозили умирающего Эрла Соломона из палаты. Деннис вдруг застыл и, казалось, смотрел на Одессу в упор, а после вновь закружил по аквариуму.
Одесса приняла решение.
Ей нужно написать письмо.
Хьюго Блэквуду, эсквайру
Мое имя Одесса Хардвик. Занимаю должность специального агента в региональном управлении ФБР в Нью-Джерси, в настоящее время выполняю особое задание.
Мой коллега Эрл Соломон посоветовал обратиться к Вам за помощью в очень непростом деле. Подобная практика в ФБР не принята, однако агент Соломон настаивает, тем более расследование зашло в тупик.
Дело касается двух внешне не связанных между собой массовых убийств, которые сейчас у всех на слуху. Одно произошло в Монклере, Нью-Джерси, второе – в Литл-Бруке, на Лонг-Айленде.
Буду благодарна за любое содействие.
В метро Одесса села напротив центральных дверей. Написанное от руки письмо лежало в запечатанном – шесть на девять дюймов – конверте, адресованном Хьюго Блэквуду, эсквайру. Все как велел агент Соломон. Одесса сложила лист пополам – всего раз. Она пристроила конверт на колени, лицевой стороной вниз. Вагон мчался по тоннелю через Гудзон, вез припозднившихся пассажиров из Нью-Джерси на Манхэттен.
Одесса чувствовала себя то крайне целеустремленной, то полной идиоткой. Уверенность сменялась сомнениями. Но даже если она и совершает глупость, вреда от этого никакого. Плюс полная конфиденциальность.
Прогноз погоды не обманул – дождь лил как из ведра. Одесса раскрыла зонт, конверт, чтобы не намок, убрала в карман куртки. Косые струи барабанили по черному нейлону зонта, рикошетили от мостовой. Одесса моментально промокла по щиколотку. Улицы пустовали: ливень разогнал прохожих, а заодно любителей сбегать за кофе и выкурить электронную сигарету. Одессу забрызгало уже по пояс. Мелькнула мысль: а не переждать ли стихию где-нибудь в кафе? Нет, нужно покончить с этим, и чем быстрее, тем лучше. Заслонившись зонтом, Одесса поспешила на Стоун-стрит.
Утром, едва Линус отправился в адвокатскую контору, Одесса навела справки. Узкая, выложенная брусчаткой Стоун-стрит появилась в далеком 1658 году и стала первой мощеной улицей на Манхэттене в эпоху, когда остров был еще голландской торгово-фермерской колонией и звался Новый Амстердам. (Кстати, сама Стоун-стрит тогда называлась Хай-стрит.) Уолл-стрит в тот период представляла собой деревянную оградительную стену на северной границе поселения. С веками наступил неизбежный упадок. В 1970-е Стоун-стрит превратилась в грязный проулок, а в 1980-е и вовсе скатилась до помойки, обезображенной граффити.
Шло время, возводились новые здания, и постепенно улица разделилась на две части. К восточной половине, протяженностью всего два квартала, примыкали отреставрированные мастерские и склады, построенные еще в середине девятнадцатого столетия, после того как крупный пожар 1835 года уничтожил то немногое, что осталось от Нового Амстердама. Улицу переделали исключительно под пешеходное сообщение и переименовали в Саут-Стрит-Сипорт. В своем нынешнем антураже – гранитные мостовые, голубоватый песчаник, фонари, стилизованные под старину, – восточная половина переродилась в настоящую Мекку для любителей уличных ресторанчиков. Развешенные повсюду международные флаги развевались над, пожалуй, самой европейской улицей на всем острове.
На западной половине сохранилась односторонняя магистраль, однако загроможденные лесами здания и стройплощадки сузили дорогу практически до единственной полосы. Пешеходов поблизости не наблюдалось, лишь в конце квартала маячил грузовой фургон с включенной аварийной сигнализацией. После дома номер одиннадцать по Стоун-стрит на ближайшем пронумерованном здании стояла цифра девятнадцать. Одесса повернула назад, исследовала гранитные проемы в поисках указателей, но тщетно. Злая, раздосадованная – угораздило же ее пойти на поводу у чокнутого старика! – она засобиралась домой, как вдруг увидела на выпирающих плитах карниза, разделявших первый и второй этаж, вожделенные цифры.
Два здания почти примыкали друг к другу, между ними, в кирпичной кладке, проступало едва заметное углубление. Снаружи стены украшал орнамент из латунных, позеленевших от времени гербовых лилий.
Здесь, в углублении прятался чугунный почтовый ящик. Одесса прошла мимо него трижды и не заметила. Черная поверхность была гладкой от времени, а не от полировки. По ящику стекала дождевая вода, прорезь для писем терялась в тени.
Одесса воровато огляделась, словно совершала нечто противозаконное. Потом достала конверт и взглянула на имя адресата. Мистер Хьюго Блэквуд. Несколько капель упали на плотную бумагу, чернила слегка расплылись. Одесса быстро опустила письмо в прорезь. Конверт бесшумно сгинул внутри.
Она снова осмотрелась, кожей ощущая чей-то пристальный взгляд. Ни дать ни взять секретная явка, как в каком-нибудь шпионском романе. В переулке царил кромешный мрак, дождь заливал в выставленные окна бывших складов.
Ничего не происходило. Никто не появлялся.
Одесса зашагала прочь, чувствуя, как волосы на затылке становятся дыбом. Прямо через дорогу располагался паб. Сложив зонт, Одесса юркнула внутрь и, устроившись на высоком табурете у окна, заказала латте. С этого угла почтовый ящик просматривался плохо, черные контуры расплывались в пелене дождя. Мимо пробегали пешеходы с зонтиками или расправленными над головой газетами, но никто не остановился, не заглянул в каменный проем, сливавшийся с фасадом. Позади тоже глухая стена. Никакими окольными путями письмо не забрать.
Ерунда какая-то.
Одесса терпеливо ждала. Кофе оказался выше всяких похвал, сливочное тепло приятно разливалось по телу, заставляя забыть промозглую слякоть и сопутствующие обстоятельства, кофеин успокаивал нервы. У нее внезапно поднялось настроение. Точнее, она осознала, насколько паршиво чувствовала себя в последнее время. Отправленное письмо – точнее, сам процесс изложения своих мыслей на бумаге, запечатанный конверт определенного цвета и размера, безымянный проулок на старинной улочке острова с населением в полмиллиона – возымело чудодейственный эффект, какой обычно достигается годами психотерапии.
Наверное, именно этого и добивался Эрл Соломон. Вероятно, весь фокус заключался в том, чтобы помочь ей привести мысли в порядок. А «Хьюго Блэквуд» символизировал определенный психологический настрой.
Дождь прекратился. Одесса спустилась в метро, села в подошедший поезд. В вагоне она размышляла о привычных вещах. Купить продукты. Завернуть в прачечную. Банальные, умиротворяющие мелочи.
По дороге домой она забежала в «Уолгринс» – за сливками, зубной пастой – и остаток пути проделала пешком. Мрачное настроение не улучшилось, однако на душе стало спокойнее. Оставив зонтик у порога, Одесса зашла в квартиру, мокрую куртку повесила на дверную ручку шкафа.
На диване сидел человек.
– Вы звали меня, – произнес Хьюго Блэквуд. – И вот я здесь.
У гостя были черные, как сама ночь, глаза и такие же волосы, которые казались еще темнее на фоне белой алебастровой кожи. Худой, если не сказать костлявый, он обладал поистине сверхъестественной грацией, рождавшей ассоциации с литературными персонажами восемнадцатого или девятнадцатого столетия.
Безукоризненный черный костюм – простого, но вместе с тем безупречного кроя – дополняли черная рубашка и черный жилет. Галстука гость не носил. На вид ему было лет сорок или пятьдесят. Но сохранился хорошо, точный возраст не определить. Не выпуская из рук чайную чашку, гость вопрошающе глянул на Одессу.
– Я прочел письмо, – проговорил Хьюго Блэквуд с вкрадчивым британским акцентом. – Долго же вы собирались…
Пистолет, срочно достань пистолет, было первой мыслью Одессы. Впервые она пожалела, что лишилась верного «глока». Ключи остались в кармане куртки. Дверь прямо за спиной. До вестибюля можно добраться за считаные секунды.
– Я агент ФБР, – выпалила Одесса.
Предупреждение, угроза – фраза, которую она даже в самом страшном сне не предполагала произнести в собственном доме.
– Знаю, – просто ответил гость.
Дыхание Одессы участилось.
– Кто вы?
– Вам прекрасно известно, кто я.
Одесса вытаращила глаза:
– Нет.
– Вы написали, а я взял на себя смелость войти.
Одесса помотала головой, не в силах вымолвить ни слова.
– Вот, решил приготовить чай. Надеюсь, вы не возражаете?
Одесса ухватилась за косяк двери:
– Вы никак не могли добраться сюда раньше меня.
Изящно очерченные брови гостя поползли вверх. Он кивнул на диван – наглядное свидетельство своего присутствия.
– Но как вам удалось? Так быстро?
– Вы всегда такая любопытная?
– Как вы меня нашли?
– В письме вы указали свое имя.
– Объясните, что за история с почтовым ящиком? Он тут каким боком? Кто вас надоумил вмешаться?
– Вы. С ящиком все несколько сложнее. За долгое время он ни разу не подводил.
За долгое время? Одесса попятилась на кухню. К ножам.
– Может, перейдем непосредственно к проблеме, затронутой в вашем воззвании?
– Воззвании?
– Вы обратились ко мне. Полагаю, дело не терпит отлагательств.
– Нет! – рассвирепела Одесса. – Не станем мы ничего обсуждать.