Нежно

– Думаю, один раз. Но давно. В какой-то момент забываешь, каково это. Тогда начинаешь задавать себе глупые вопросы в стиле: «Им еще хватает воздуха?» – Он весело качает головой.

– Мне пора возвращаться, все-таки босс стоит прямо передо мной, – говорит Энди и с раскрасневшимся лицом исчезает, пока Джун с улыбкой облизывает губы, а Мэйс – о боже, Мэйс!

– Старик, здесь сидит моя сестра, – напускается на него Купер.

– А что прикажешь делать, если ему вдруг стало тесно? Хочешь, чтобы он страдал? – показывает он на свое достоинство, которое ему только что пришлось поправлять, потому что поцелуй его, очевидно, очень возбудил.

– Терпи!

– Твое шоу было не лучше, Куп, – вклинивается Дилан, и взгляд брата перескакивает с него на меня.

Я пожимаю плечами:

– Он прав. Лучше сделай, как Мэйсон. Иначе потом будет болеть. Я уверена.

Джун и Мэйсон смеются, Дилан одобрительно мне улыбается, а брат смотрит на меня в полном шоке. У него открывается рот, снова закрывается… пока он не отворачивается, чтобы мы хотя бы не видели, как он меняет положение.

– Мне нравится наша сестренка.

– Захлопни пасть, Мэйс.

– Ну-ну-ну, перед сестрами так не выражаются. – Я смотрю на Купера, в каком он отчаянии от этой ситуации, хотя мы просто немного его поддразниваем. Это всегда было весело.

– Давайте, смейтесь надо мной.

Мэйс хлопает его по плечу, и тогда даже Куперу не удается сдержать ухмылку.



Двумя часами позже мы все еще сидим в баре и довольно неплохо проводим время. Безалкогольные коктейли Энди – просто бомба, но и тот, который приготовил мне Джек, оказался довольно хорош. Джек тут работает, и с ним мы тоже уже познакомились.

Музыка становится все лучше, по крайней мере на мой вкус. Больше мелодии и текста, меньше бита. И тем не менее идеально для танцев. Что замечает и Джун, потому что хватает Мэйсона и тащит его на танцпол. Тот еле успевает опустошить свой бокал с виски и сунуть его в руки Дилану.

– Я тоже скоро вернусь. – Купер ставит свой стакан около меня на стойку.

– А ты куда? – с любопытством спрашиваю я.

– Ты не хочешь этого знать.

– То есть в сортир, – говорит Дилан, и Купер бубнит что-то себе под нос, удаляясь в направлении туалета.

– С каких пор он стал так церемониться?

– Без понятия. Может, хочет быть хорошим образцом для подражания.

Не то чтобы мы с Купером как брат и сестра уже давно не перешагнули все границы. В детстве мы вместе купались голышом, и пока он сидел на унитазе, я сидела рядом на горшке, а теперь Куп даже не может при мне сказать, что идет в туалет. Я тихонько хихикаю. Есть даже фотографии с нами в такие моменты. Но ничего из этого я не произношу вслух, а просто пью свой коктейль, не подавая виду.

Купер ушел, и рядом со мной наконец освобождается больше места, когда я на табурете полностью разворачиваюсь от бара к Дилану. По крайней мере, пока к стойке не лезут другие люди. Но все нормально. Они только сбоку подходят ко мне слишком близко, это я переживу. Вечер прекрасен, мне весело, и я радуюсь, что не стала себе в этом отказывать. Мы болтали и смеялись, и сейчас я чувствую себя легко и непринужденно. Мне нравится быть здесь. Нравится быть собой.

Но только до того момента, когда я ощущаю что-то у себя на спине. Всего лишь быстрое прикосновение, затем давление, и я начинаю нервно ерзать на сиденье.

Неоднократно оглядываясь через плечо, стараюсь вежливо дать понять парню позади меня, что это для меня чересчур. Чересчур близко и чересчур тесно.

Конечно, это ни к чему не приводит. Он разговаривает со своим приятелем, дожидается напитков и не обращает на меня внимания.

Еще сильнее двигаться к Дилану тоже нельзя, тогда нужно будет попросить его убрать ногу в сторону, а я практически на него навалюсь.

Дилан о чем-то меня спрашивает, его голос долетает до меня как будто приглушенно, однако не может полностью пробиться сквозь пелену, которая соткалась у меня в подсознании. Дыхание учащается, и мне приходится поставить свой бокал, так как рука начинает дрожать. Я знаю, что это, знаю слишком хорошо. Приближается паническая атака.

Нет. Не сейчас, не так. Не сегодня вечером.

Сосредоточенно и максимально незаметно я потираю кожу – слева, между грудью и ключицей, – осторожно и слегка надавливая, вожу пальцами по кругу и мысленно повторяю: Ты – не твой страх. Страх – часть тебя, но ты больше, чем он. Ты – надежда, ты смотришь вперед. Все в порядке. Губы шевелятся, беззвучно проговаривая фразы.

Этому меня когда-то научила Милли. Слова и контакт с моим телом должны помочь мне понять, что сейчас со мной ничего не происходит. Чтобы страх не поглотил меня и не внушил, что я состою лишь из него. Это якорь, удерживающий меня в настоящем.

Глубоко в душе каждого человека существуют разные измерения, и мы обладаем даром погружаться в них. С помощью фильмов, выдуманных миров, книг – мы сопереживаем, любим, боимся, испытываем счастье. Проблемы возникают лишь в тех случаях, когда мы теряемся в одном из этих измерений и врастаем в них. Это и произошло со мной тогда. Я была страхом. Состояла только из него и из паники, и без Милли вряд ли бы это поняла. Никогда бы оттуда не выбралась.

Вдох. Выдох.

Уже лучше.

– Зоуи? Все нормально? – На лбу у Дилана образуется глубокая складка, пока он смотрит на меня.

– Да. – Я тяжело сглатываю. – Да, все хорошо. Что ты сказал?


– Спросил, хочешь ли ты еще чего-нибудь выпить. Тогда я закажу что-то у Энди.

Мой взгляд падает на бокал, который на самом деле пуст.

– Ох. Ну, вода бы… – Я не договариваю предложение до конца. Как парализованная, застываю на табурете и чувствую, что паника, которую только что вроде бы удалось унять, теперь накрывает меня волной. Давление на спину, в нижней части, возле копчика, этот запах пива, доносящийся сзади, басы, которые становятся глуше, не громче, и стихающая музыка.

– Я должна отсюда уйти, – едва слышно бормочу я. Мне холодно, при этом вниз по шее течет пот, я быстро спрыгиваю с табурета к Дилану и поворачиваюсь боком к типу, стоявшему за мной и продолжавшему наседать на меня. Из-за такого резкого движения я оказываюсь в объятиях Дилана, врезаюсь в его грудь, и мне все равно. Мне нужно было убраться оттуда.

На секунду парень удивленно взглянул на меня, однако тут же снова обращается к своему другу. Он не намеренно трогал меня и не приставал. Тут просто толкучка. Просто…

Это не Кит.

Не Кит, не Эрик и не Питер…

Это не дом с красивой верандой и толстыми дверями. Это не комната с серым ковролином и тяжелыми шторами.

Мой мозг знает это, но лишь сейчас, когда я это вижу, понимание просачивается в разум и распространяется по телу, которое все еще борется с последствиями страха. Тем, из прошлого. Реакция организма основана на пережитом опыте. На одном-единственном, который оказался настолько сильным и определяющим, что практически не оставил места для другого. Для лучшего.

Не совсем.

Те немногочисленные и не заслуживающие упоминания свидания или поцелуи, эти немногочисленные отрывки были выбраны осознанно, стали намеренной конфронтацией.

Других я никогда не делала.

И меня это устраивало.

До сих пор.

Черт.

– Зоуи, – раздается возле уха напряженный голос Дилана. Его дыхание гладит мою разгоряченную кожу, а левая рука находит мою ладонь. Когда второй рукой он проводит по моей спине, я вздрагиваю – и он мгновенно ее отдергивает.

Повернув голову, я поднимаю взгляд и, все так же тяжело дыша, смотрю ему в глаза.

Он так серьезно наблюдает за мной, так обеспокоенно, что мне хочется плакать. Я не слабая девушка. Не хочу ею быть.

Но что такое слабость? – звучит тихий голосок в голове.

Мое плечо скользит по его водолазке и груди в сторону, пока я полностью не поворачиваюсь к нему. Я хватаюсь за его предплечья, как утопающая, и, словно сами по себе, его большие теплые руки ложатся на мою талию. Держат меня, защищают, пока его ноги прижимаются к моим бедрам. Я стою ровно между ними.

Делая глубокие вдохи и выдохи, на две или три секунды зажмуриваюсь, прежде чем вновь заглянуть в глаза Дилану.

– Мы можем поехать домой? – лишь спрашиваю я и сама стыжусь. За свой вопрос, за тихие слова и за то, что ему приходится поддерживать меня, а у меня сегодня не получилось с этим справиться – первый раз за такое долгое время. Я знала, что будут поражения. Просто забыла, какую они причиняют боль.

Дилан сжимает губы, его правая ладонь внезапно накрывает мою щеку, и я вижу, что он хочет задать все вопросы, которые у него сейчас появились, однако не делает этого. И тогда меня охватывает такое облегчение, что опять подступают слезы. Я очень ему признательна, потому что в эту минуту просто не вынесла бы подобного.

– Пойдем. Надо сказать твоему брату. – По щеке пробегает холодок, когда он убирает с нее руку и переплетает наши пальцы. – Он стоит вон там, видишь? С другим парнем за барной стойкой. Похоже, они проверяют что-то по работе.

– Нет, пожалуйста. – Я мотаю головой. – Он только будет волноваться. Я не хочу… Не могу… – Горло сдавливает. Нельзя допускать, чтобы все началось заново. Чтобы Лэйн снова это пережил.

– Просто скажи ему, что мы едем домой. Что ты устал или я. Только это. Пожалуйста.

Стискивая его руку, в мыслях продолжаю бесконечно повторять: Пожалуйста. Кажется, что проходит целая вечность, перед тем как он кивает, и можно свободно выдохнуть.

Мы продвигаемся к моему брату. Мэйсона и Джун больше не видно, их давно проглотила толпа танцующих. Как и Энди, которая погружена в работу в баре.

Когда мы добираемся до Купа, я сразу ощущаю, как Дилан ослабляет хватку на моей ладони, но я шагаю совсем близко к нему и крепко за него держусь, словно он последний, кто способен спасти меня от утопления. Он тут же вновь сжимает мою руку, и когда брат переводит глаза на меня, я пытаюсь улыбаться ему как можно смелее. Не имею ни малейшего представления, получается у меня или нет.

Дилан перегибается через стойку, говорит с ним, а Купер кивает один раз, второй и наконец тихо отвечает. Я не могу разобрать его слов, но верю, что Дилан меня не выдаст. Он и сам наверняка не знает, что сказать – или что со мной стряслось.

– Отдохни, ладно? Я вернусь с Энди, будет уже поздно! – перекрикивает шум Куп, а я улыбаюсь шире и шире, и даже становится больно, потому что мое тело сопротивляется.

Мы идем, и я практически не воспринимаю путь до гардероба. То, как Дилан натягивает на меня куртку и мы выходим, тоже.

Лишь когда навстречу мне устремляется поток прохладного, свежего ночного воздуха, я словно получаю удар в лицо. Дышу, будто раньше никогда этого не делала – будто через секунду снова больше не смогу это сделать.

Я справилась, черт возьми. Мне было хорошо… Но сейчас?

Я дура, если в это поверила.