Невинная

Кого она обманывала? Удовольствие, зарождающееся у нее между ног, теперь было вулканом по сравнению с мерцающим пламенем ее прежнего возбуждения. Маркус стер ее влагу с ее пальцев, обвивая языком каждую нежную часть, пока она не закрыла глаза, испытывая головокружение от удовольствия.

Его левая рука обхватила место между ее ног.

— Это принадлежит мне. Ты чувствуешь боль и удовольствие только по моей команде.

На какое-то прекрасное мгновение его ладонь коснулась ее клитора. По ней прокатилась волна.

Он отпустил ее, и все исчезло. Кора подавила стон. Ее тело пульсировало, оплакивая потерю.

— Что ж, извини меня, господин и мастер.

Был ее вызов. Очевидно, неудача в оргазме заставила ее нервничать и лишить мозга инстинкта выживания, потому что она продолжала ворчать.

— Я не понимала, что ты возьмешь на себя все функции моего тела.

— Все, Кора. Вся ты принадлежишь мне.

Она свесила ноги с кровати.

— Что ж, в таком случае, твоя собственность голодна. Покорми меня.

Он подошел к спинке кровати и присел рядом с цепью. Его тело закрыло ей обзор, поэтому она не видела, как работает механизм.

В следующий раз. В какой-то момент ему придётся ошибиться.

Он вернулся с цепью в руке и задумчиво потянул за нее. — Я тебя накормлю. Но ты все равно будешь наказана за прикосновение к тому, что принадлежит мне.

— Как ты собираешься меня наказать на этот раз? Связать меня? Унизить меня? Отшлепать меня? Ой, подожди, ты уже все это сделал.

— Ты думаешь, это худшее, что могло случиться? — он намотал цепь на свое запястье, потянув его вверх.

Она поднялась на ноги, дрожа от его близости. Ей хотелось злиться на него, бить его в грудь, закричать и вырвать ему сердце, как будто он вырвал ее. Остальная часть ее хотела, чтобы он прикоснулся к ней, сильный, уверенный и нежный, утоляя голод, бившийся внутри нее.

Он поднял ее на цыпочки. Она одарила его своим лучшим взглядом, но ее поймали, и она оказалась в его власти, как рыба на удочке.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, и ее живот заурчал достаточно громко, чтобы эхом отозваться по комнате.

Маркус закрыл рот, в его серебряных глазах мерцало веселье.

— Голодна?

— Уже сказал тебе.

Она могла лучше бороться с ним с полным животом.

Ужин был почти таким же, как и завтрак. Она на подушке у его ног. Он кормит ее филе с восхитительным уксусом. Иногда вилкой он не пользовался. Он заставлял ее высасывать сок из его пальцев.

И она делала это, становясь все влажнее и влажнее с каждым разом, особенно когда его большой палец задерживался у нее во рту, лаская ее нижнюю губу и проводя по ее горлу к груди, где он щипал ее соски.

Она беспомощно стонала, настолько взбесившись, что была уверена, что он сможет заставить ее кончить всего несколькими взмахами пальцев. Или, еще лучше, его языком.

Когда ужин был закончен, он не стал поднимать ее на стол, как раньше. А когда он отвел ее обратно в комнату, он просто снова прикрепил ее цепочку к кровати.

А потом.

Он.

Пошёл к двери.

— Подожди, — сказала Кора, — ты куда?

Он повернулся на пороге и снова посмотрел на нее.

— Уже скучаешь по мне? Ты хочешь, чтобы я остался?

Когда он спросил об этом, в его глазах был голодный волк.

— Нет, — автоматически ответила Кора, — Ненавижу тебя.

— Что ж, твое желание — моя команда, — сказал он с полной заботой. Однако в следующую секунду волк вернулся.

— Но если я хоть раз увижу, как твоя рука без моего согласия касается моей киски, поверь, тебе не понравятся последствия. Ты пожелаешь тех дней, когда тебя просто привязывали к кровати.

Лед в его голосе вызвал дрожь по спине Коры.


Она подняла подбородок и посмотрела на него.

— Уходи, если хочешь пойти. Я терпеть не могу смотреть на тебя ни секунды.

Его рот приподнялся в полуулыбке.

— Остерегайся своих желаний, маленькая девочка.

А потом он ушел.

ГЛАВА 14

Кора опиралась на тяжелую подушку, прислонившись к ноге мужа. Клавиатура на столе над ее головой потрескивала, пока Маркус печатал.

Она не думала, что это будет ее медовый месяц.

Ходить голой, позировать мужу, позволяя ему вести себя с ошейником и цепью, как домашнее животное? Свернувшись калачиком на подушке у его ног, весь день дремлет. Ночью она спала с цепью, привязанной к кровати. Она не осмелилась жаловаться на то, что он снова решит ее полностью связать.

Она даже не знала, какой сегодня день. Может, прошло пять дней после свадьбы? Шесть?

Несколько раз в день, иногда после еды, иногда неожиданно, он прижимал ее к полу или поднимал на свой рабочий, обеденный стол. А потом он играл с ней, лизал, дразнил и мучил ее… до тех пор, пока она не была на грани кончины.

А потом он останавливался и возвращался к тому, чем занимался, как будто ничего не случилось. Всегда с угрозой снова привязать ее к кровати, если она осмелится прикоснуться к себе, чтобы закончить то, что он начал.

Она была так чертовски возбуждена, возбуждена и возбуждена, что иногда думала, стоит ли оно того.

Она не знала, как он это сделал. Секс не был чем-то, что даже было на ее радаре до Маркуса.

Но с тех пор, как она почувствовала его руки на своем теле и испытала то удовольствие, которое он мог выжать из нее… это было похоже на те наркотики, которые, по их словам, нужно было попробовать всего один или два раза, чтобы стать зависимым.

Что ж, теперь она чувствовала пристрастие к сексу… и она все еще была девственницей! Боги, что было бы, если бы они наконец…?

Она сглотнула и взглянула на Маркуса. Хуже того, у нее было ужасное подозрение, что ее зависимость была специфической для Маркуса.

Над ее головой его пальцы летели по клавиатуре. Он хотел, чтобы она была рядом с ним, стоя на коленях на подушке, пока он работал. Свернувшись калачиком у его ног, как будто она действительно была домашним животным.

На второй день он приковал ее к своему столу, она начала говорить.

— Как долго ты собираешься поддерживать это? Ты не можешь просто заковать меня, как собаку, куда угодно. Я человек, черт тебя побери.

Нет ответа.

— Эй, я говорю с тобой.

Она засунула его ноги под стол.

Он тогда ответил нормально. Он заткнул ей рот и сковал ее руки за спиной, и именно так она провела весь второй день до сна. За исключением трех раз, когда он доводил ее до грани оргазма и отступал в последнюю возможную секунду, оставив ее такой желанной, что она была рада затычке, потому что в этот момент она бы умоляла и умоляла и пообещала ему все, если бы только, закончил то, что он начал.

К счастью, она взяла себя в руки к тому времени, когда он выпустил кляп перед сном, и все, что она хотела сделать, это кричать ему в лицо. Кричать, пинать, бить и кричать еще. Но она закусила свою проклятую губу, потому что после дня, когда она сходила с ума от скуки, и опустошительные приступы удовольствия прекратились незадолго до оргазма.

День третий был немного лучше. Она заговорила несколько раз.

— Можно мне хотя бы книгу почитать? Бумагу для рисования?

Она ни в коем случае не была художницей, но даже рисование в этот момент было бы чрезмерным интеллектуальным стимулом.

К этому моменту она уже проверила каждый дюйм его пентхауса, пересчитала каждую из 113 книг на его книжной полке — большинство из них — сухие на вид коммерческие и бухгалтерские книги с небольшим отрывком из романов Стивена Кинга — и часами искала лица и формы в искусно зашпаклеванном гипсокартоне.

Неудивительно, что ответа не последовало.

Дневная цепочка, которую он ей позволил, была немного длиннее ночной. Она могла сидеть у его ног, пока он работал за своим столом. Еще одна вещь, за которую она была благодарна и взбешена собственной благодарностью.

Одно было ясно, Маркус Убели был мастером манипуляции. Он был им с самого начала.

Сегодня она сидела у его ног, мысли ее кипели.

Она была сердита, скучна, расстроена и так возбуждена.

Она вздохнула и наклонила голову, рассматривая потрепанные края своего маникюра. Она думала, что она такая модная, идет в спа, готовится к свадьбе. Если бы она могла послать себе записку, она бы сказала себе бросить все и бежать.

Не то чтобы старая Кора ей поверила. Она верила в сказки, в красивого бизнесмена, который встречает красивую молодую женщину и влюбляется. Сметает девушку с ног. Свадьба ее мечты и жизнь супружеского счастья.

Она должна написать авторам этих сказок и сказать им, что они полны дерьма.