Невидимка и (сто) одна неприятность
Часть 28 из 71 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Мерзкое, отвратительное ощущение, как будто ты не просто лишился одного из чувств, а все они стали работать наполовину и через раз.
До сих пор мне бывать здесь не доводилось…
Ректор от произошедшего был в ярости. Ледяной и пугающе тихой, но тем не менее — ярости. А коль скоро я одна была в состоянии дать показания, на меня эта ярость и обрушилась.
Не то, чтобы конкретно… нет, никто не обвинял в случившемся одну отдельно взятую Элалию Хэмптон. Но и мне прилетело. Хотя бы за то, что не сообщила наставникам, что мои друзья употребляют мало того, что запрещенное на гражданке, так еще и экспериментальное зелье, составленное сумасбродной алхимичкой-недоучкой.
“Вы хоть понимаете, что все могло закончится во много раз хуже?”
В принципе я понимала. Но мне хотелось бы, чтобы ректор Торнвел на пальцах разъяснил мне, как именно я могла их остановить, или как я дальше существовала бы в этом коллективе, если бы действительно ломанулась к наставникам при виде бутылки.
Естественно, задавать этот вопрос я не стала.
А Мирей действительно умудрилась “на коленке” собрать запрещенный состав. И зелье действительно целиком и полностью действовало так, как нужно. Только вот совершенно не стоило совмещать его с некромантическим даром редкой мощности и так еле-еле удерживаемом браслетами.
В общем, если резюмировать — мы, хоть и талантливые, но идиоты, и это не лечится.
Хотя этого, конечно, ректор Торнвел тоже вслух не сказал.
Лично ко мне у администрации Горок тоже был один большой вопрос — как? Как так получилось, что девочка-невидимка с, прямо скажем, не самым сильным потенциалом и рефлексами, сейчас выслушивает ректорский гнев, тогда как все остальные сданы на попечение медсестры, которая мечется между воспитанниками, рвет на себе волосы и грозиться уйти из этого дурдома в сто двадцать пятый раз.
Я в общем-то знала “как”.
Но подумала… и промолчала.
Опять.
Почему?
Ответа на этот вопрос наверняка у меня не было.
Что я им могу сказать? “Меня защитил призрак”?
А потом пускаться в путаные объяснения, пытаясь не выдать нелегальное посещение библиотеки, выброс на крышу, взламывание печатей и прочие прелести нашего с Лагранжем времяпровождения?
Увольте. В текущей ситуации в дополнительных нарушениях признаваться это больше, чем глупость.
И я пожала плечами.
Вы же умные. Вы же наставники. Вы же должны во всем разобраться.
Вот и разбирайтесь.
— Три дня подвала, мисс Хэмптон, — устало сообщил мне ректор. — Как и остальным участникам этого опасного и глупого мероприятия.
Я не стала спорить. Зачем? И выходя из кабинета, подумала только о том, что встретить Лагранжа у меня не получится, даже если я очень захочу.
Но я ведь и не собиралась, так?..
Естественно, помимо магической блокировки нарушителям были прописаны и “одиночные камеры”. На тюрьму или зловещее подземелье они, конечно, не походили. Скорее на комнату в гостинице средней руки — простенько и чистенько, а что еще надо? Во-первых, “Зеленые горы” все же элитное заведение, и учеников здесь не пытают, а лечат (хотя… опять же если вспомнить злосчастные ледяные ванны…). А во-вторых, симптомы блокировки вкупе с одиночеством и так уже были достаточным испытанием, и не было нужды добавлять к ним еще и суровый тюремный антураж.
А вот учебу никто не отменял. Были выданы тетради и учебники, и наставники заходили два раза в день проверить, как идет работа. Сосредоточиться на знаниях, когда тебя мутит, давит, кружит, слепит и прочая — то еще удовольствие… и под конец третьего дня, внутренне я кипела и была зла на весь мир: на Мирей с ее дурацкими экспериментами, на Алисон, которая ей в них потакает, хотя, казалось бы, у нее-то мозгов побольше, на Криса с Адрианом, потому что они просто идиоты, и на наставников, которые нашли, видите ли, самую виноватую (даже если не самую).
Щелкнул замок двери.
— Время вашего наказания истекло, мисс Хэмптон.
Я вышла в коридор. Из соседних дверей показались Мирей и парни.
— А Алисон? — как-то хрипло и неуверенно спросила первая красавица. Выглядела она неважно, как будто потускнела. Говорят, одни переносят блокировку хуже, чем другие…
— Мисс Деспорт пока что восстанавливается, а потом еще какое-то время пробудет на строгой индивидуальной программе, но не волнуйтесь, с ней все в порядке. Следуйте за мной.
Мистер Кроуч вел нас по коридору, мы шагали за ним в полной тишине. У двери, преграждающей путь он остановился, не торопясь ее открывать.
— Дальше заканчивается зона магической блокировки. Выходите по одному и не торопитесь двигаться. Такие случаи крайне редки, но, тем не менее, я должен вас предупредить, если в ближайшие три-четыре часа вы будете снова ощущать на себе симптомы, которые испытывали в подвале, обязательно обратитесь ко мне или к другому наставнику. И, надеюсь, вы извлекли правильный урок из вашего пребывания здесь. Особенно вы, мисс Минелли, — Кроуч смотрел на Мирей в упор, словно надеялся отыскать в ее облике следы раскаяния.
— Конечно, мистер Кроуч, — раскаяния девушка ему сразу отмерила с лихвой — ресницы долу, губы подрагивают, в голосе — сплошное смирение. — Мне очень, очень стыдно.
Наставник покачал головой, кажется, не веря ей ни на йоту (и правильно делая), и открыл дверь.
— Прошу.
Крис шагнул первым. Передернул плечами и тут же пошел дальше, как ни в чем ни бывало, но все же остановился у подножия лестницы, кажется, дожидаясь нас. Вид у него был “плевал я на ваши блокировки”. Адриан все же замер за порогом на несколько секунд, громко сглотнув, и пока дошел до Криса, пару раз коснулся стены. Мирей набрала воздуха, прежде чем сделать шаг, и я вспомнила, что она, кажется, тоже была здесь впервые, обычно красавица ловко лавировала между запретным и разрешенным, не попадаясь.
Она стояла за дверью долго. Мистер Кроуч даже дернулся ее поддержать, когда в какой-то момент она пошатнулась. Но устояла, сделала неуверенный шаг вперед, а потом, передернув плечами — совершенно как Крис — медленно побрела вдоль стены, слегка касаясь ее кончиками пальцев.
Моя очередь.
Это было странно.
Не то, чтобы оглушительно, но… ощущение, будто бы все это время я не могла дышать, а тут мне впихнули двойную дозу кислорода. И задавленная, сдувшаяся, забившаяся куда-то в глубь организма от столь враждебной среды, моя собственная магия, вспыхнула в груди теплой солнечной искрой, приятно согревая. И я поймала себя на мысли, что я ей рада. Что вздумай я что-то прямо сейчас наколдовать — у меня бы идеально получилось.
И подумалось, что надо запомнить как-то это чувство. Оно, по-моему, очень полезное.
Окрыленная, я зашагала вперед, и тут же едва не упала. Перед глазами поплыло, мир кувыркнулся, желудок подскочил к горлу, а сердце рухнуло туда где был желудок. И я, как и другие, ухватилась за спасительную стену.
Более-менее мир перестал мелькать перед глазами яркостью всевозможных ощущений только у лестницы. А окончательно пришла в себя я только почти у самой столовой — нас выпустили к ужину.
Двери еще не были открыты, и голодные и скучающие воспитанники, толпились в холле, как воробьи, и восседали на всех доступных для сидения поверхностей, как вороны.
И одна “ворона” особенно бросалась в глаза, потому что заняла широкий подоконник в гордом одиночестве, и никто не смел подлететь. Подсесть, то есть.
Мне очень резко захотелось замедлить шаг, а то и вовсе оправдать свое прозвище и слиться со стеной. Потому что я по-прежнему не была готова встречаться с Лагранжем в присутствии других людей. Я и наедине-то не сильно была готова. Но наедине как-то не так страшно… А при других я не знала, не понимала, что мне делать, как себя вести. Ни одна из привычных схем поведения с ним не работала, и я терялась и впадала в панику.
При нашем появлении присутствующие одобрительно загудели, Лагранж, до этого пристально изучавший рисунок плит под ногами, вскинул голову, повернул ее…
И поймал мой взгляд прежде, чем я успела спрятаться за спиной Адриана.
Что там говорил мистер Кроуч про повторное появление симптомов магической блокировки?..
...а то дышать очень тяжело.
Даниэль едва заметно подобрался, дрогнули, напрягаясь, плечи. Серый взгляд торопливо пробежался по мне сначала сверху вниз, потом снизу вверх, вернувшись к глазам. И держал, не отпускал.
А я смотрела и не понимала, почему у меня не получается отвернуться.
И сердце грохочет, как бешеное, и кровь от этого приливает к щекам, и они горят. И губы горят. И в груди жарко и тесно.
Наверное, стоило поблагодарить Мирей. Если бы не она, то все Горки бы вот-вот заметили, что мы пялимся друг на друга, как абсолютные идиоты.
Но в тот момент, когда красавица с радостным визгом повисла у Лагранжа на шее и звонко чмокнула его в щеку, я испытала чувство крайне далекое от благодарности. Прямо противоположное, если быть честным. Кажется, в какой-то из прочитанных книжек, оно поэтично называлось “кровавая пелена бешенства”.
Даниэль уставился на девицу с недоумением, будто вообще не понимал, что это, откуда взялось и чего оно тут висит. Ухватил лежащие на его плечах запястья и без видимого усилия расцепил мертвую хватку, отстраняя девушку от себя. Я не слышала, что он ей сказал, но в ответ на это ничуть не расстроившаяся Мирей звонко рассмеялась, что-то сказала в ответ…
Неведомая магия окончательно развеялась, оставив после себя горчащую пустоту, и я, наконец, смогла отвернуться.
Двери открылись, людская волна внесла меня в столовую. Идя к своему месту я смогла чуть-чуть успокоиться. И чего разнервничалась, правда? Во-первых, если рассуждать логически, между нами ничего нет. Раз по обоюдному согласию не было решено, что мы вместе — значит, нет. Во-вторых, мне не привыкать сливаться со стенкой и избегать чужих взглядов. Не будет же он пялиться на меня в упор, сидя напротив, верно? В-третьих, рядом будет сидеть Мирей, которая внимание мертвого привлечет, что уж там говорить о каком-то Лагранже…
Я забилась в свой угол, окинула столовую беглым взглядом, оценивая не изменились ли расстановки сил…
И совершенно случайно заметила, как Лагранж, проходя мимо соседнего столика, неудачно задел чужой стул. Парень подскочил, Даниэль остановился, вскидывая руку, кажется, извиняясь. И, воспользовавшись этим, Крис ввинтился мимо него, ударив плечом, прошел вперед и сел на свое законное место рядом с Мирей.
Даниэль едва заметно дернул углом рта, сдерживая ухмылку, а потом направился…
Я уткнула нос в тарелку и едва ли не зажмурилась.
Нет-нет-нет! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Только не это! Только не...
Шаги, скрип ножек стула по полу, движение рядом и щекотнувший ноздри аромат знакомого одеколона.
...рядом со мной.
Я умру.
Нет, серьезно. Прямо здесь и сейчас в самом расцвете сил. Меня хватит инфаркт, и мое бренное тело похоронят прямо тут в Горках, потому что за пределами Горок оно никому не сдалось. И сядем мы на парапете вместе с таинственной призрачной девушкой, и будем смотреть на закат и проваливать Лагранжа в пространственные дыры…
На самом деле причин для паники по сути не было. Никому и никогда не пришло бы в голову, что Даниэль Лагранж сам вдруг захотел сидеть рядом с Невидимкой. Для всех это выглядело как маленькое поражение в их противостоянии с Эриндейлом. Но я-то знала!
Он был так близко, что периодически мы соприкасались локтями. И настойчивый аромат, который не перебивали даже запахи пищи, упорно лез в ноздри. И тембр голоса отдавался внутри вибрацией, хотя я не разбирала ни слова. И пусть он даже не смотрел в мою сторону и уж тем более не заговаривал, мне все равно было панически дурно. И ужасно страшно, что кто-то заметит мое невменяемое состояние.
Но к счастью, все были слишком рады возвращению, чтобы обращать на меня внимание.
Хоть я и торопилась поскорее все заглотать и вылететь из столовой, Лагранж все равно закончил раньше. За секунду до того, как он поднялся, горячая рука накрыла мою ногу, вызвав миллиард противоречивых чувств, и мимолетно погладила под столешницей, оставив на коленях клочок бумаги.
Я. Его. Убью.
До сих пор мне бывать здесь не доводилось…
Ректор от произошедшего был в ярости. Ледяной и пугающе тихой, но тем не менее — ярости. А коль скоро я одна была в состоянии дать показания, на меня эта ярость и обрушилась.
Не то, чтобы конкретно… нет, никто не обвинял в случившемся одну отдельно взятую Элалию Хэмптон. Но и мне прилетело. Хотя бы за то, что не сообщила наставникам, что мои друзья употребляют мало того, что запрещенное на гражданке, так еще и экспериментальное зелье, составленное сумасбродной алхимичкой-недоучкой.
“Вы хоть понимаете, что все могло закончится во много раз хуже?”
В принципе я понимала. Но мне хотелось бы, чтобы ректор Торнвел на пальцах разъяснил мне, как именно я могла их остановить, или как я дальше существовала бы в этом коллективе, если бы действительно ломанулась к наставникам при виде бутылки.
Естественно, задавать этот вопрос я не стала.
А Мирей действительно умудрилась “на коленке” собрать запрещенный состав. И зелье действительно целиком и полностью действовало так, как нужно. Только вот совершенно не стоило совмещать его с некромантическим даром редкой мощности и так еле-еле удерживаемом браслетами.
В общем, если резюмировать — мы, хоть и талантливые, но идиоты, и это не лечится.
Хотя этого, конечно, ректор Торнвел тоже вслух не сказал.
Лично ко мне у администрации Горок тоже был один большой вопрос — как? Как так получилось, что девочка-невидимка с, прямо скажем, не самым сильным потенциалом и рефлексами, сейчас выслушивает ректорский гнев, тогда как все остальные сданы на попечение медсестры, которая мечется между воспитанниками, рвет на себе волосы и грозиться уйти из этого дурдома в сто двадцать пятый раз.
Я в общем-то знала “как”.
Но подумала… и промолчала.
Опять.
Почему?
Ответа на этот вопрос наверняка у меня не было.
Что я им могу сказать? “Меня защитил призрак”?
А потом пускаться в путаные объяснения, пытаясь не выдать нелегальное посещение библиотеки, выброс на крышу, взламывание печатей и прочие прелести нашего с Лагранжем времяпровождения?
Увольте. В текущей ситуации в дополнительных нарушениях признаваться это больше, чем глупость.
И я пожала плечами.
Вы же умные. Вы же наставники. Вы же должны во всем разобраться.
Вот и разбирайтесь.
— Три дня подвала, мисс Хэмптон, — устало сообщил мне ректор. — Как и остальным участникам этого опасного и глупого мероприятия.
Я не стала спорить. Зачем? И выходя из кабинета, подумала только о том, что встретить Лагранжа у меня не получится, даже если я очень захочу.
Но я ведь и не собиралась, так?..
Естественно, помимо магической блокировки нарушителям были прописаны и “одиночные камеры”. На тюрьму или зловещее подземелье они, конечно, не походили. Скорее на комнату в гостинице средней руки — простенько и чистенько, а что еще надо? Во-первых, “Зеленые горы” все же элитное заведение, и учеников здесь не пытают, а лечат (хотя… опять же если вспомнить злосчастные ледяные ванны…). А во-вторых, симптомы блокировки вкупе с одиночеством и так уже были достаточным испытанием, и не было нужды добавлять к ним еще и суровый тюремный антураж.
А вот учебу никто не отменял. Были выданы тетради и учебники, и наставники заходили два раза в день проверить, как идет работа. Сосредоточиться на знаниях, когда тебя мутит, давит, кружит, слепит и прочая — то еще удовольствие… и под конец третьего дня, внутренне я кипела и была зла на весь мир: на Мирей с ее дурацкими экспериментами, на Алисон, которая ей в них потакает, хотя, казалось бы, у нее-то мозгов побольше, на Криса с Адрианом, потому что они просто идиоты, и на наставников, которые нашли, видите ли, самую виноватую (даже если не самую).
Щелкнул замок двери.
— Время вашего наказания истекло, мисс Хэмптон.
Я вышла в коридор. Из соседних дверей показались Мирей и парни.
— А Алисон? — как-то хрипло и неуверенно спросила первая красавица. Выглядела она неважно, как будто потускнела. Говорят, одни переносят блокировку хуже, чем другие…
— Мисс Деспорт пока что восстанавливается, а потом еще какое-то время пробудет на строгой индивидуальной программе, но не волнуйтесь, с ней все в порядке. Следуйте за мной.
Мистер Кроуч вел нас по коридору, мы шагали за ним в полной тишине. У двери, преграждающей путь он остановился, не торопясь ее открывать.
— Дальше заканчивается зона магической блокировки. Выходите по одному и не торопитесь двигаться. Такие случаи крайне редки, но, тем не менее, я должен вас предупредить, если в ближайшие три-четыре часа вы будете снова ощущать на себе симптомы, которые испытывали в подвале, обязательно обратитесь ко мне или к другому наставнику. И, надеюсь, вы извлекли правильный урок из вашего пребывания здесь. Особенно вы, мисс Минелли, — Кроуч смотрел на Мирей в упор, словно надеялся отыскать в ее облике следы раскаяния.
— Конечно, мистер Кроуч, — раскаяния девушка ему сразу отмерила с лихвой — ресницы долу, губы подрагивают, в голосе — сплошное смирение. — Мне очень, очень стыдно.
Наставник покачал головой, кажется, не веря ей ни на йоту (и правильно делая), и открыл дверь.
— Прошу.
Крис шагнул первым. Передернул плечами и тут же пошел дальше, как ни в чем ни бывало, но все же остановился у подножия лестницы, кажется, дожидаясь нас. Вид у него был “плевал я на ваши блокировки”. Адриан все же замер за порогом на несколько секунд, громко сглотнув, и пока дошел до Криса, пару раз коснулся стены. Мирей набрала воздуха, прежде чем сделать шаг, и я вспомнила, что она, кажется, тоже была здесь впервые, обычно красавица ловко лавировала между запретным и разрешенным, не попадаясь.
Она стояла за дверью долго. Мистер Кроуч даже дернулся ее поддержать, когда в какой-то момент она пошатнулась. Но устояла, сделала неуверенный шаг вперед, а потом, передернув плечами — совершенно как Крис — медленно побрела вдоль стены, слегка касаясь ее кончиками пальцев.
Моя очередь.
Это было странно.
Не то, чтобы оглушительно, но… ощущение, будто бы все это время я не могла дышать, а тут мне впихнули двойную дозу кислорода. И задавленная, сдувшаяся, забившаяся куда-то в глубь организма от столь враждебной среды, моя собственная магия, вспыхнула в груди теплой солнечной искрой, приятно согревая. И я поймала себя на мысли, что я ей рада. Что вздумай я что-то прямо сейчас наколдовать — у меня бы идеально получилось.
И подумалось, что надо запомнить как-то это чувство. Оно, по-моему, очень полезное.
Окрыленная, я зашагала вперед, и тут же едва не упала. Перед глазами поплыло, мир кувыркнулся, желудок подскочил к горлу, а сердце рухнуло туда где был желудок. И я, как и другие, ухватилась за спасительную стену.
Более-менее мир перестал мелькать перед глазами яркостью всевозможных ощущений только у лестницы. А окончательно пришла в себя я только почти у самой столовой — нас выпустили к ужину.
Двери еще не были открыты, и голодные и скучающие воспитанники, толпились в холле, как воробьи, и восседали на всех доступных для сидения поверхностей, как вороны.
И одна “ворона” особенно бросалась в глаза, потому что заняла широкий подоконник в гордом одиночестве, и никто не смел подлететь. Подсесть, то есть.
Мне очень резко захотелось замедлить шаг, а то и вовсе оправдать свое прозвище и слиться со стеной. Потому что я по-прежнему не была готова встречаться с Лагранжем в присутствии других людей. Я и наедине-то не сильно была готова. Но наедине как-то не так страшно… А при других я не знала, не понимала, что мне делать, как себя вести. Ни одна из привычных схем поведения с ним не работала, и я терялась и впадала в панику.
При нашем появлении присутствующие одобрительно загудели, Лагранж, до этого пристально изучавший рисунок плит под ногами, вскинул голову, повернул ее…
И поймал мой взгляд прежде, чем я успела спрятаться за спиной Адриана.
Что там говорил мистер Кроуч про повторное появление симптомов магической блокировки?..
...а то дышать очень тяжело.
Даниэль едва заметно подобрался, дрогнули, напрягаясь, плечи. Серый взгляд торопливо пробежался по мне сначала сверху вниз, потом снизу вверх, вернувшись к глазам. И держал, не отпускал.
А я смотрела и не понимала, почему у меня не получается отвернуться.
И сердце грохочет, как бешеное, и кровь от этого приливает к щекам, и они горят. И губы горят. И в груди жарко и тесно.
Наверное, стоило поблагодарить Мирей. Если бы не она, то все Горки бы вот-вот заметили, что мы пялимся друг на друга, как абсолютные идиоты.
Но в тот момент, когда красавица с радостным визгом повисла у Лагранжа на шее и звонко чмокнула его в щеку, я испытала чувство крайне далекое от благодарности. Прямо противоположное, если быть честным. Кажется, в какой-то из прочитанных книжек, оно поэтично называлось “кровавая пелена бешенства”.
Даниэль уставился на девицу с недоумением, будто вообще не понимал, что это, откуда взялось и чего оно тут висит. Ухватил лежащие на его плечах запястья и без видимого усилия расцепил мертвую хватку, отстраняя девушку от себя. Я не слышала, что он ей сказал, но в ответ на это ничуть не расстроившаяся Мирей звонко рассмеялась, что-то сказала в ответ…
Неведомая магия окончательно развеялась, оставив после себя горчащую пустоту, и я, наконец, смогла отвернуться.
Двери открылись, людская волна внесла меня в столовую. Идя к своему месту я смогла чуть-чуть успокоиться. И чего разнервничалась, правда? Во-первых, если рассуждать логически, между нами ничего нет. Раз по обоюдному согласию не было решено, что мы вместе — значит, нет. Во-вторых, мне не привыкать сливаться со стенкой и избегать чужих взглядов. Не будет же он пялиться на меня в упор, сидя напротив, верно? В-третьих, рядом будет сидеть Мирей, которая внимание мертвого привлечет, что уж там говорить о каком-то Лагранже…
Я забилась в свой угол, окинула столовую беглым взглядом, оценивая не изменились ли расстановки сил…
И совершенно случайно заметила, как Лагранж, проходя мимо соседнего столика, неудачно задел чужой стул. Парень подскочил, Даниэль остановился, вскидывая руку, кажется, извиняясь. И, воспользовавшись этим, Крис ввинтился мимо него, ударив плечом, прошел вперед и сел на свое законное место рядом с Мирей.
Даниэль едва заметно дернул углом рта, сдерживая ухмылку, а потом направился…
Я уткнула нос в тарелку и едва ли не зажмурилась.
Нет-нет-нет! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Только не это! Только не...
Шаги, скрип ножек стула по полу, движение рядом и щекотнувший ноздри аромат знакомого одеколона.
...рядом со мной.
Я умру.
Нет, серьезно. Прямо здесь и сейчас в самом расцвете сил. Меня хватит инфаркт, и мое бренное тело похоронят прямо тут в Горках, потому что за пределами Горок оно никому не сдалось. И сядем мы на парапете вместе с таинственной призрачной девушкой, и будем смотреть на закат и проваливать Лагранжа в пространственные дыры…
На самом деле причин для паники по сути не было. Никому и никогда не пришло бы в голову, что Даниэль Лагранж сам вдруг захотел сидеть рядом с Невидимкой. Для всех это выглядело как маленькое поражение в их противостоянии с Эриндейлом. Но я-то знала!
Он был так близко, что периодически мы соприкасались локтями. И настойчивый аромат, который не перебивали даже запахи пищи, упорно лез в ноздри. И тембр голоса отдавался внутри вибрацией, хотя я не разбирала ни слова. И пусть он даже не смотрел в мою сторону и уж тем более не заговаривал, мне все равно было панически дурно. И ужасно страшно, что кто-то заметит мое невменяемое состояние.
Но к счастью, все были слишком рады возвращению, чтобы обращать на меня внимание.
Хоть я и торопилась поскорее все заглотать и вылететь из столовой, Лагранж все равно закончил раньше. За секунду до того, как он поднялся, горячая рука накрыла мою ногу, вызвав миллиард противоречивых чувств, и мимолетно погладила под столешницей, оставив на коленях клочок бумаги.
Я. Его. Убью.