Невидимка и (сто) одна неприятность
Часть 16 из 71 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Если бы я задавила в себе горе, обиду и жгучую несправедливость, вполне возможно, со временем мы бы и ужились. Вернее, отчим потерпел бы меня до полного совершеннолетия, а потом мы бы разъехались к взаимному удовольствию и пересекались бы только на обязательных семейных торжествах.
Но я не задавила. Более того, идея устроить псевдосрывы казалась мне тогда воистину гениальной. Они поймут! Они увидят, что мне плохо! Они увидят, услышат меня!..
“Это невозможно! Невозможно! Я изо всех сил забочусь о ней, а что получаю в ответ? Черную неблагодарность!”
И это даже не было абсолютной ложью. Он заботился. Он не обокрал меня в прямом смысле этого слова. Все деньги моего отца, которыми до моего совершеннолетия распоряжалась мать, все деньги, полученные от продажи того, что ему принадлежало, Стивенс инвестировал. И, насколько мне известно, более чем выгодно. Он не только сохранил, он приумножил мое и без того не самое скромное наследство.
Но…
Мне не это было нужно. Мне нужны были те самые глупые, бесполезные, убыточные вещи…
Это мать предпочитала избавляться от горя методом “с глаз долой из сердца вон”. Метод ничем не хуже прочих, но он не для меня. Мне нужен был мой отец, но раз это невозможно — мне нужна была память о нем.
Я запрокинула голову назад, смаргивая слезы. Потом зло захлопнула все книги, запихнула их под кровать. Прошлась по комнате. За окном едва светало, подъем только через час. Я часто просыпалась раньше по утрам.
Крохотная комната вдруг вызвала приступ удушья. Накинув кофту на пижаму и подхватив многострадальный блокнот, я вышла и побрела куда глаза глядят. У меня оставалось еще одно невыполненное домашнее задание, но с какой стороны к нему подступиться, я не знала.
Бестолковая. Опасная. Неуловимая. Красивая…
Животное. Живое существо.
Задали вы, мистер Кроуч, задачку! И каким вообще образом мне это поможет?
Усевшись на лавку на деревянных трибунах и поплотнее закуклившись в кокон из кофты, я пристроила блокнот на коленях и принялась бездумно вырисовывать линии-силуэты. Пантера — не то, какая к чертям пантера? Воробей? Ну да, очень опасно. Еж? Мило, но не красиво…
Я вздрогнула, когда внизу, во внутреннем дворе хлопнула дверь, и, вытянув шею, увидела, как на площадку вышел Лагранж…
Да что ж такое!
Парень потянулся, размялся и принялся нарезать круги по двору.
Кажется, насчет утренней пробежки он не шутил. А тебе чего не спится, золотой мальчик?
Хмыкнув сама про себя достойному ответу на “седая девочка”, я снова уткнулась в блокнот. Работы теперь правда никакой не выходило. Под ровный шорох кед по присыпанной песком площадке, не получалось сосредоточиться, а карандаш вместо фигурок животных норовил вывести бегущего человечка. Когда я поймала себя на том, что нарисовала очень узнаваемый прищур глаз, то в очередной раз закрыла блокнот.
Утро только началось, а уже не задалось!
И оставшееся до подъема время, я сидела и просто бездумно пялилась на нежно-розовое небо.
До моей свободы оставалось четыреста восемьдесят девять дней.
Маска на глазах, клеммы на висках, щиколотках и запястьях. Металлический, кисловатый привкус во рту, мерный механический пульс, ощущаемый по всему телу - меня лечат электрическим током. Уже три сеанса.
Эффекта пока что нет, но зато здесь от меня требуется только расслабиться и полежать спокойно. Это не больно, как прежняя схема с силовым массажем, и уж точно это лучше ледяных ванн.
Да что угодно лучше ледяных ванн!
Размеренный писк приборов успокаивает.
Этот сеанс мне назначили на позднее время, даже после ужина, объяснив это тем, что после надо будет обязательно тут же отправиться спать. Спать мне хотелось уже сейчас, и пытаясь не провалиться в этот сон я прислушивалась к тому, как лаборантки, приглушив голоса, чтобы не беспокоить пациентку, делятся новостями:
— Тестовый стенд полетел, так что всех, кто на замеры, отменяй.
— Угу, — шуршит грифелем по бумаге вторая лаборантка. — А что такое?
— Профессор вчера новенького на стенд загнал. Который красавчик.
В голосе первой — легкое поддразнивание, и вторая послушно тянет разочарованное "Оооо!", а потом обе хихикают, как будто они не взрослые женщины старше двадцати пяти, а мои дурочки-соседки.
И я прямо чую, что дело запахло Лагранжем, и против воли вся обращаюсь в слух.
— В общем, стоит он, весь такой красивый, в одеянии из трусов и датчиков, а профессор сидит, на показания приборов смотрит. Минуту, пять, десять... А потом возмущается: "Молодой человек, мы так не договаривались! Дайте силе течь свободно". А новенький ему: "Да если я в полную силу импульс дам, у вас тут все полетит в чертям".
— Так и сказал?! Прям профессору?!
— Не так. Он профессору грубее сказал! А профессор ему: "Молодой человек, у нас тут и не такие таланты в состоянии спонтанных всплесков бывали, и ничего, стоим! У нас здесь защита и система предохранителей! А новенький — да все эти ваши предохранители на малолетних истеричек рассчитаны, а я взрослый, сложившийся... истерик. А профессор ему: “Молодой человек!” А тот ему - спорим? Ну, и профессор тоже: "Спорим!"...
— Да ты что! И что, дальше-то что?!
— Дальше — я ж сказала: всех кто на замеры на следующую неделю переписывай, что непонятно? Профессор и ректор сейчас экстренно на новый тестовый стенд средства изыскивают...
Я поймала себя на том, что хихикаю как дурочка ничуть не хуже (или — не лучше?) лаборанток. И, не дав девушкам углубиться в обсуждение графиков, не утерпела:
— А на что спорили-то?
Лаборантки поцокали языками — подслушивать нехорошо! Но ответили:
— Профессор требовал две недели добровольного содействия в исследованиях, без выкрутасов. А новенький — свободы от этих самых исследований. Хотя он сначала требовал разрешение на свободный проход в комнаты женского крыла, но тут наш профессор кремень, уперся намертво! Науку не пожалел, зато честь юных дев отстоял!
Лучше б профессор честь юных дев сдал, ей богу! Это и так дело пропащее, а для науки от этого белобрысого хоть какая-то польза, может, была бы…
После процедуры и правда ужасно хотелось спать, с трудом переставляя ноги, я доползла до комнаты, но едва плюхнулась на кровать, как в дверь постучали.
Потом поскреблись, потом опять постучали, а потом глухо донесся жаркий спор.
— Да спит она!
— Да не спит, у нее сегодня ток! Я у миссис Керлиони подглядела!
— Тем более спит, я тебе, как человек прочувствовавший это на себе заявляю!
— Невидимка-а-а-а-а-а!
— Не ори, дура!
— Сама дура, и я не ору! Я пищу громким шепотом!
— Звучит так, будто банши придушили. Давай завтра?
— Если мы столько будем пить каждый день, то мы спалимся!
— И сопьемся…
— И передумаем. А будет ведь обидно, если передумаем! Лалиииииииииии…
Что ж Алисон была права, на банши — очень похоже. И придушить ее лично я бы не отказалась!
Интуиция Невидимки подсказывала, что именно сегодня лучше открыть, чем притворяться спящей, потому что Мирей все равно не поверит, что они до меня не достучались, а демонстративное игнорирование может и не простить легко.
Отчаянно зевая, я прошаркала к двери и распахнула ее. Четыре девицы, хихикая на все голоса, ввалились в комнату. Кэри и Лотти, молчавшие во время диалога, едва сдерживали хохот. И — тащили ведро, которое было торжественно и демонстративно грохнуто об пол. Хихиканье сменилось отчаянным зашикиванием друг друга.
Алкоголь в Горках, само собой, был запрещен. Как и многое другое. Но когда запреты останавливали предприимчивых и местами даже талантливых магов? Ей богу, если бы Мирей интересовало хоть что-то кроме парней, сплетен и развлечений, из нее вышел бы превосходный алхимик…
Подобные вечеринки она устраивала уже не раз, но впервые ей вдруг потребовалось мое участие.
Ведро, накрытое деревянной крышкой, интриговало…
— Невидимка, ты нам нужна! — объявила королева красоты с трагическим надрывом.
— Это я поняла…
— Очень!
— Сильно!
— Без тебя ничего не выйдет!
Четыре пары глаз уставились на меня выжидающе, явно требуя немедленного ответа, а то и решения проблемы. Еще бы кто-нибудь потрудился сообщить — какой.
— Чего не выйдет? — осторожно уточнила я.
— Ну как же? — Мирей всплеснула руками. — Вот!
Она изящным жестом фокусника сорвала с ведра крышку. И моему опасливому взгляду предстала густая черная жижа. Принюхавшись, я различила что-то похожее на сосновый запах — деготь что ли?..
— И что с этим нужно сделать?
— Намазать!
— Кого?
— Парней, кого еще!
— А я тут причем?
— Лали, — Мирей постучала пальцем по лбу, мне а не себе, что показательно. — Как по-твоему, мы в их комнаты попадем?
Но я не задавила. Более того, идея устроить псевдосрывы казалась мне тогда воистину гениальной. Они поймут! Они увидят, что мне плохо! Они увидят, услышат меня!..
“Это невозможно! Невозможно! Я изо всех сил забочусь о ней, а что получаю в ответ? Черную неблагодарность!”
И это даже не было абсолютной ложью. Он заботился. Он не обокрал меня в прямом смысле этого слова. Все деньги моего отца, которыми до моего совершеннолетия распоряжалась мать, все деньги, полученные от продажи того, что ему принадлежало, Стивенс инвестировал. И, насколько мне известно, более чем выгодно. Он не только сохранил, он приумножил мое и без того не самое скромное наследство.
Но…
Мне не это было нужно. Мне нужны были те самые глупые, бесполезные, убыточные вещи…
Это мать предпочитала избавляться от горя методом “с глаз долой из сердца вон”. Метод ничем не хуже прочих, но он не для меня. Мне нужен был мой отец, но раз это невозможно — мне нужна была память о нем.
Я запрокинула голову назад, смаргивая слезы. Потом зло захлопнула все книги, запихнула их под кровать. Прошлась по комнате. За окном едва светало, подъем только через час. Я часто просыпалась раньше по утрам.
Крохотная комната вдруг вызвала приступ удушья. Накинув кофту на пижаму и подхватив многострадальный блокнот, я вышла и побрела куда глаза глядят. У меня оставалось еще одно невыполненное домашнее задание, но с какой стороны к нему подступиться, я не знала.
Бестолковая. Опасная. Неуловимая. Красивая…
Животное. Живое существо.
Задали вы, мистер Кроуч, задачку! И каким вообще образом мне это поможет?
Усевшись на лавку на деревянных трибунах и поплотнее закуклившись в кокон из кофты, я пристроила блокнот на коленях и принялась бездумно вырисовывать линии-силуэты. Пантера — не то, какая к чертям пантера? Воробей? Ну да, очень опасно. Еж? Мило, но не красиво…
Я вздрогнула, когда внизу, во внутреннем дворе хлопнула дверь, и, вытянув шею, увидела, как на площадку вышел Лагранж…
Да что ж такое!
Парень потянулся, размялся и принялся нарезать круги по двору.
Кажется, насчет утренней пробежки он не шутил. А тебе чего не спится, золотой мальчик?
Хмыкнув сама про себя достойному ответу на “седая девочка”, я снова уткнулась в блокнот. Работы теперь правда никакой не выходило. Под ровный шорох кед по присыпанной песком площадке, не получалось сосредоточиться, а карандаш вместо фигурок животных норовил вывести бегущего человечка. Когда я поймала себя на том, что нарисовала очень узнаваемый прищур глаз, то в очередной раз закрыла блокнот.
Утро только началось, а уже не задалось!
И оставшееся до подъема время, я сидела и просто бездумно пялилась на нежно-розовое небо.
До моей свободы оставалось четыреста восемьдесят девять дней.
Маска на глазах, клеммы на висках, щиколотках и запястьях. Металлический, кисловатый привкус во рту, мерный механический пульс, ощущаемый по всему телу - меня лечат электрическим током. Уже три сеанса.
Эффекта пока что нет, но зато здесь от меня требуется только расслабиться и полежать спокойно. Это не больно, как прежняя схема с силовым массажем, и уж точно это лучше ледяных ванн.
Да что угодно лучше ледяных ванн!
Размеренный писк приборов успокаивает.
Этот сеанс мне назначили на позднее время, даже после ужина, объяснив это тем, что после надо будет обязательно тут же отправиться спать. Спать мне хотелось уже сейчас, и пытаясь не провалиться в этот сон я прислушивалась к тому, как лаборантки, приглушив голоса, чтобы не беспокоить пациентку, делятся новостями:
— Тестовый стенд полетел, так что всех, кто на замеры, отменяй.
— Угу, — шуршит грифелем по бумаге вторая лаборантка. — А что такое?
— Профессор вчера новенького на стенд загнал. Который красавчик.
В голосе первой — легкое поддразнивание, и вторая послушно тянет разочарованное "Оооо!", а потом обе хихикают, как будто они не взрослые женщины старше двадцати пяти, а мои дурочки-соседки.
И я прямо чую, что дело запахло Лагранжем, и против воли вся обращаюсь в слух.
— В общем, стоит он, весь такой красивый, в одеянии из трусов и датчиков, а профессор сидит, на показания приборов смотрит. Минуту, пять, десять... А потом возмущается: "Молодой человек, мы так не договаривались! Дайте силе течь свободно". А новенький ему: "Да если я в полную силу импульс дам, у вас тут все полетит в чертям".
— Так и сказал?! Прям профессору?!
— Не так. Он профессору грубее сказал! А профессор ему: "Молодой человек, у нас тут и не такие таланты в состоянии спонтанных всплесков бывали, и ничего, стоим! У нас здесь защита и система предохранителей! А новенький — да все эти ваши предохранители на малолетних истеричек рассчитаны, а я взрослый, сложившийся... истерик. А профессор ему: “Молодой человек!” А тот ему - спорим? Ну, и профессор тоже: "Спорим!"...
— Да ты что! И что, дальше-то что?!
— Дальше — я ж сказала: всех кто на замеры на следующую неделю переписывай, что непонятно? Профессор и ректор сейчас экстренно на новый тестовый стенд средства изыскивают...
Я поймала себя на том, что хихикаю как дурочка ничуть не хуже (или — не лучше?) лаборанток. И, не дав девушкам углубиться в обсуждение графиков, не утерпела:
— А на что спорили-то?
Лаборантки поцокали языками — подслушивать нехорошо! Но ответили:
— Профессор требовал две недели добровольного содействия в исследованиях, без выкрутасов. А новенький — свободы от этих самых исследований. Хотя он сначала требовал разрешение на свободный проход в комнаты женского крыла, но тут наш профессор кремень, уперся намертво! Науку не пожалел, зато честь юных дев отстоял!
Лучше б профессор честь юных дев сдал, ей богу! Это и так дело пропащее, а для науки от этого белобрысого хоть какая-то польза, может, была бы…
После процедуры и правда ужасно хотелось спать, с трудом переставляя ноги, я доползла до комнаты, но едва плюхнулась на кровать, как в дверь постучали.
Потом поскреблись, потом опять постучали, а потом глухо донесся жаркий спор.
— Да спит она!
— Да не спит, у нее сегодня ток! Я у миссис Керлиони подглядела!
— Тем более спит, я тебе, как человек прочувствовавший это на себе заявляю!
— Невидимка-а-а-а-а-а!
— Не ори, дура!
— Сама дура, и я не ору! Я пищу громким шепотом!
— Звучит так, будто банши придушили. Давай завтра?
— Если мы столько будем пить каждый день, то мы спалимся!
— И сопьемся…
— И передумаем. А будет ведь обидно, если передумаем! Лалиииииииииии…
Что ж Алисон была права, на банши — очень похоже. И придушить ее лично я бы не отказалась!
Интуиция Невидимки подсказывала, что именно сегодня лучше открыть, чем притворяться спящей, потому что Мирей все равно не поверит, что они до меня не достучались, а демонстративное игнорирование может и не простить легко.
Отчаянно зевая, я прошаркала к двери и распахнула ее. Четыре девицы, хихикая на все голоса, ввалились в комнату. Кэри и Лотти, молчавшие во время диалога, едва сдерживали хохот. И — тащили ведро, которое было торжественно и демонстративно грохнуто об пол. Хихиканье сменилось отчаянным зашикиванием друг друга.
Алкоголь в Горках, само собой, был запрещен. Как и многое другое. Но когда запреты останавливали предприимчивых и местами даже талантливых магов? Ей богу, если бы Мирей интересовало хоть что-то кроме парней, сплетен и развлечений, из нее вышел бы превосходный алхимик…
Подобные вечеринки она устраивала уже не раз, но впервые ей вдруг потребовалось мое участие.
Ведро, накрытое деревянной крышкой, интриговало…
— Невидимка, ты нам нужна! — объявила королева красоты с трагическим надрывом.
— Это я поняла…
— Очень!
— Сильно!
— Без тебя ничего не выйдет!
Четыре пары глаз уставились на меня выжидающе, явно требуя немедленного ответа, а то и решения проблемы. Еще бы кто-нибудь потрудился сообщить — какой.
— Чего не выйдет? — осторожно уточнила я.
— Ну как же? — Мирей всплеснула руками. — Вот!
Она изящным жестом фокусника сорвала с ведра крышку. И моему опасливому взгляду предстала густая черная жижа. Принюхавшись, я различила что-то похожее на сосновый запах — деготь что ли?..
— И что с этим нужно сделать?
— Намазать!
— Кого?
— Парней, кого еще!
— А я тут причем?
— Лали, — Мирей постучала пальцем по лбу, мне а не себе, что показательно. — Как по-твоему, мы в их комнаты попадем?