Невидимая девушка
Часть 41 из 52 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Он не помнит, как ехал домой. Он не помнит, как складывал одежду. Он не может вспомнить, кто такой «Билл», номер телефона которого он нашел в кармане на следующий вечер после вечеринки пару лет назад. Оуэн не помнит, как купил бутылку виски, которую однажды нашел в пакете на полу в своей спальне, с чеком, где был пробит номер его карты, доказывающий, что он был в супермаркете «Теско Метро» и лично оплатил покупку. Оуэн не помнит, как на танцполе гладил девушек по волосам. Или брызгал на них своим потом.
Оуэн не помнит, как сказал девушке по имени Джессика, что она красивая. И он определенно не может вспомнить, как ложился спать в День святого Валентина. Он знает, что проснулся в своей постели в рубашке и одном носке. Он знает, что проснулся поздно. Он знает, что у него было похмелье. Он помнит девушку, которая назвала его извращенцем, помнит мужчину с белой собакой и девушку в толстовке с капюшоном. Но кроме этого ничего не помнит.
В его сознании то и дело мелькает картинка: фигура проходит мимо него, рядом с его дверью, направляясь к задней части дома. Это могла быть она, девушка в толстовке с капюшоном. Это мог быть кто-то другой. Или это просто нелепый плод его воображения, нечто такое, что породила его психика, чтобы помочь ему справиться с травмой ситуации. Постоянно читаешь о подобных вещах: люди признаются в том, чего они не совершали. «Так вот это как бывает? – задается вопросом Оуэн. – Ваш собственный мозг делает это с вами и, словно гнутые медяки, подкидывает улики против вас самих?»
Он смотрит на свои руки. Они кажутся ему чужими, как будто чьи-то кисти пришиты к его рукам. Он постепенно утрачивает ощущение самого себя, того, кем он должен быть, что должен делать или кем он когда-либо был. Чтобы не видеть, как в этой комнате для допросов на него смотрит инспектор Керри, он пытается перенестись в тот итальянский ресторан с Дианой, пытается восстановить в памяти, как она смотрела на него в тот вечер. Если только он сможет удержать это в своей памяти, возможно, этот кошмар закончится.
Барри поглаживает свой толстый шелковый галстук.
– Пропала девушка. Вы – все, что у них есть. И в их глазах все улики указывают на вас. Неважно, вы это сделали или кто-то другой. Они никуда вас не отпустят, у них есть только вы.
– Я этого не делал.
Барри не отвечает.
– Я этого не делал.
Барри с прищуром смотрит на Оуэна.
– Чего вы не делали? – говорит он и тут же повторяет: – Чего вы не делали?
– Я ничего не делал этой девушке. Я не прикасался к ней даже пальцем.
Барри некоторое время молчит. Затем пристально смотрит Оуэну в глаза и говорит:
– Что ж, Оуэн, вам пора доказать это прямо сейчас. Докажите это, Оуэн. Скажите мне что-либо неопровержимое. Что-то, что поможет вам выбраться отсюда. Пожалуйста. Ради нас обоих.
* * *
– Итак, – говорит инспектор Керри. По мере того как расследование затягивается, она начинает терять свежесть лица. – Оуэн. Пожалуйста, я знаю, мы уже обсуждали это не раз. Но я думаю, что стоит повторить это снова. Чем больше мы об этом говорим, тем выше шанс, что вы что-нибудь вспомните. Пожалуйста, расскажите нам еще раз про вечер четырнадцатого февраля.
Оуэн шумно выдыхает. Он не может снова пройти через все это, просто не может.
– А как насчет Брина? – говорит он. – Вы так и не нашли его?
Керри бодро улыбается.
– Нет, – говорит она. – Еще не нашли.
– А жаль. Здесь должен быть он. А не я. Он больной. Он фрик. Возможно, прямо сейчас он насилует женщин, а вы сидите здесь и задаете мне одни и те же вопросы, снова, снова и снова.
Инспектор Керри молчит и с прищуром смотрит на Оуэна, а затем говорит:
– Хорошо, Оуэн. Хорошо. Если вы можете рассказать нам о Брине что-то такое, что поможет нам его найти, тогда, пожалуйста, не стесняйтесь. Когда будете готовы. Будьте добры. – Она откидывается на спинку стула и холодно смотрит на Оуэна.
Он вздыхает. Затем трет лицо и пытается что-нибудь вспомнить, то, что Брин мог бы сказать самому себе. Оуэн вспоминает подробности, вплоть до самого первого поста в блоге, который он прочитал. Вот Брин, сидит в пабе в снежный день и разглядывает Чэдов и Стейси. Оуэн делает над собой усилие, пытаясь вспомнить больше. Диккенсовский силуэт паба в пелене снегопада, свет старых фонарей, висящих снаружи, и подъездная дорожка для экипажей, где когда-то привязывали лошадей. Название паба после капитального ремонта поменяли, а до этого он назывался…
«Приют охотников».
Оуэн хватается за край стола.
– Город, в котором он живет. Там есть гастропаб. Новый гастропаб. Раньше он назывался «Приют охотников». На главной площади. Напротив пруда. С утками. Он там завсегдатай. Он постоянно ходит туда. Если вы найдете паб, то найдете и его. У него курчавая шевелюра. Он очень маленького роста. Он носит синюю куртку с пятном спереди. Спросите там у любого, кто он такой. Они его узнают. Он очень самобытный.
Оуэн видит, как инспектор Керри слегка закатывает глаза. Она не ожидала, что он выдаст хоть мало-мальски полезную информацию, и ее раздражает, что он это сделал.
– Мы проверим ваши слова, Оуэн. Предоставьте это нам. Но, Оуэн, даже если мы каким-то образом найдем этого типа, этого Брина, он наверняка удалил свой блог и свои посты на всех форумах, которые, как вы утверждаете, он раньше часто посещал. Даже если мы найдем его и спросим о рогипноле, как вы считаете, что он скажет? Неужели вы думаете, что он скажет нам то, что вы хотите услышать, что он якобы дал вам наркотик против вашей воли, а вы не собирались им воспользоваться? Оуэн, даже если этот человек существует, и если мы его найдем, он будет отрицать знакомство с вами, заявит, что знать вас не знает.
– Но его отпечатки пальцев. Они будут на пузырьке. А в пабе вы спрашивали? В пабе в Юстоне? Вы уже посмотрели их записи камер видеонаблюдения? Того вечера? Это докажет, что он меня знает. На записи будет видно, как он дает мне наркотик.
– Да, но чего вы, похоже, не понимаете, Оуэн, так это того, что все это не имеет никакого значения. Факт остается фактом: в вашей спальне были спрятаны наркотики для изнасилования на свидании, и, честно говоря, нам все равно, где вы их взяли и для чего. Если вы хотите доказать нам, что вы не похищали Сафайр Мэддокс и не причиняли ей вреда вечером четырнадцатого февраля, то, боюсь, вам придется испробовать совершенно иной способ.
Оуэн бросает взгляд на Барри. Тот смотрит на него, как будто говоря: «Что я тебе сказал?»
Оуэн шумно втягивает воздух и моргает. Затем смотрит прямо на инспектора Керри и говорит:
– Пожалуйста, скажите мне, что, по вашему мнению, случилось с Сафайр? Мне действительно очень хотелось бы знать. Что, по-вашему, я с ней сделал? Как я схватил эту девушку, эту довольно высокую девушку, и куда, по вашему мнению, я ее повел? Я, один, без посторонней помощи. Как я смог незаметно протащить ее за собой по улицам Хэмпстеда в полночь? В День святого Валентина улицы полны людей, разве не так? У меня нет машины. Я не особо силен. Я очень хочу, чтобы вы поделились со мной своими предположениями. Потому что, честно говоря, с того места, где я сижу, видно, что вы хватаетесь за соломинку.
Инспектор Керри поджимает губы.
– Оуэн, – говорит она. – Мы делаем свою работу. Мы исследуем самые разные направления. Поверьте нам. И у нас есть немало версий относительно того, что случилось с Сафайр, но смею заверить вас: мы не стали бы понапрасну тратить тысячи фунтов стерлингов налогоплательщиков, чтобы держать вас здесь, не будь у нас серьезных оснований полагать, что вы знаете, что случилось с Сафайр. Итак, Оуэн, еще раз, пожалуйста, расскажите нам о событиях вечера четырнадцатого февраля, насколько вы их помните. Начиная с того момента, когда вы вышли из дома и отправились на свидание с женщиной по имени Диана Вурт в ресторане в Ковент-Гардене.
Оуэн роняет голову на грудь. Затем поднимает ее и говорит:
– Примерно в шесть часов вечера я вышел из дома, спустился с холма и пошел к станции метро Финчли-роуд…
46
Кейт сидит и ждет возвращения Роана. Перед ней лежит листок бумаги. Его оставил Аарон. Она все еще не понимает, почему он не отнес его прямо в полицию. Не иначе как из какого-то наивного уважения к Роану, подозревает она. Как будто Аарон надеялся, что она предложит ему приемлемое объяснение.
Она кладет его листок рядом со своим листком, вырванным из блокнота, на котором раньше делала записи. Ее взгляд быстро скользит с одного листка на другой, замечая сходство и одну большую разницу. Кейт разглаживает страницы, и ее руки слегка дрожат.
Она смотрит на кухонные часы. Семь восемнадцать. Где он?
Теперь она почти на сто процентов уверена, почти уверена, что происходит что-то ужасное. Когда сын, вернувшись из школы, обнял ее сегодня днем, она почувствовала, как по ее телу пробежали мурашки.
– Ты плохо себя чувствуешь, мама? – спросил он, и его голубые глаза были полны тревоги.
– Все нормально. Просто слегка нездоровится. Не хочу передавать тебе свои микробы.
У Джоша с собой был экземпляр бесплатной газеты «Метро». Он помахал им перед Кейт и указал на заголовок.
– Смотри, – сказал Джош, – они до сих пор не знают, что случилось с Сафайр.
Кейт отметила странную теплоту в его голосе, когда он произнес имя Сафайр.
– Ты когда-нибудь встречал ее? – как бы невзначай спросила Кейт.
– Кого?
– Сафайр. Ты когда-нибудь встречал ее? Ведь она жила недалеко от твоей школы. И, очевидно, посещала ту же школу боевых искусств, куда ходишь ты. Может, ты встречался с ней?
Джош тогда покачал головой.
– Нет. Определенно нет, – сказал он. А затем: – Что на ужин?
Теперь Кейт снова смотрит на листок бумаги. Листок бумаги с именем ее сына. Найденный в кармане спортивных штанов Сафайр. И не только имя ее сына, но и даты и места всех сексуальных нападений в их районе, начиная с Нового года. Те же даты, что и на ее собственном листке. С одним отличием: список Сафайр включает 21 января. В газетах не сообщалось о сексуальном нападении 21 января. Но, согласно дневнику Кейт, 21 января – это тот день, когда Тилли заявила, что на нее напали возле их дома.
Аккуратным почерком под датами написано несколько, на первый взгляд, случайных имен.
Клайв.
Роан.
Джош.
Алисия.
– Я просто подумал, – сказал Аарон, – вдруг это что-то значит. Я видел в газетах, что у вас сын по имени Джош. Нет, я знаю, что это популярное имя. И все-таки. Вы сможете спросить своего сына? Спросите его, знает ли он, что это значит? Знает он ее?
Кейт мгновенно поняла значение этих дат.
– Конечно, я спрошу его, – ответила она, пытаясь дышать и говорить ровно. Как только Аарон ушел, она вырвала страницу из своего блокнота и сравнила их. Ее рука потянулась к горлу.
Кейт вошла прямиком в спальню Джоша и вытащила из его гардероба корзину для белья. Пластиковый пакет исчез. Она взяла с полок учебники Джоша и, сама толком не зная, что ищет, быстро пролистала их. Кто такие Клайв и Алисия? Почему Сафайр рядом с датами сексуальных нападений написала на листе бумаги имена Роана и Джоша? Что вообще она делала возле их дома в ночь своего исчезновения?
В спальне сына Кейт ничего не нашла. В его истории запросов в поисковой системе ничего нового. Джорджия первой пришла из школы и отправилась прямиком в свою комнату, чтобы снять форму. Затем нацепила поверх спортивных штанов и толстовки фартук, открыла на своем айпаде рецепт, поставила телефон на кухонный стол и принялась колдовать над тортом. Кейт рассеянно кружила вокруг нее, что-то убирая, загружая миски и ложки в посудомоечную машину, время от времени вставляя короткие восклицания в высокооктавный монолог дочери о том, какой та хотела бы видеть свою спальню в их доме. Ее комната непременно должна быть темной, очень темной, не исключено, даже черной, ну, или почти черной, или же, наоборот, всех оттенков белого, как в ее спальне здесь, но темный уютнее, правда?
Джош вернулся домой через час и, сказав матери «привет», сразу же направился в свою комнату. Теперь торт стоит на столе, залитый шоколадным кремом и украшенный крошками молочного шоколада «Флейк». С той стороны, где Джорджия уже отрезала себе ломтик, зияет дыра, демонстрируя ванильные внутренности.
В духовке запекается паста. От запаха Кейт слегка подташнивает. Она снова смотрит на часы.
Семь тридцать одна.
Оуэн не помнит, как сказал девушке по имени Джессика, что она красивая. И он определенно не может вспомнить, как ложился спать в День святого Валентина. Он знает, что проснулся в своей постели в рубашке и одном носке. Он знает, что проснулся поздно. Он знает, что у него было похмелье. Он помнит девушку, которая назвала его извращенцем, помнит мужчину с белой собакой и девушку в толстовке с капюшоном. Но кроме этого ничего не помнит.
В его сознании то и дело мелькает картинка: фигура проходит мимо него, рядом с его дверью, направляясь к задней части дома. Это могла быть она, девушка в толстовке с капюшоном. Это мог быть кто-то другой. Или это просто нелепый плод его воображения, нечто такое, что породила его психика, чтобы помочь ему справиться с травмой ситуации. Постоянно читаешь о подобных вещах: люди признаются в том, чего они не совершали. «Так вот это как бывает? – задается вопросом Оуэн. – Ваш собственный мозг делает это с вами и, словно гнутые медяки, подкидывает улики против вас самих?»
Он смотрит на свои руки. Они кажутся ему чужими, как будто чьи-то кисти пришиты к его рукам. Он постепенно утрачивает ощущение самого себя, того, кем он должен быть, что должен делать или кем он когда-либо был. Чтобы не видеть, как в этой комнате для допросов на него смотрит инспектор Керри, он пытается перенестись в тот итальянский ресторан с Дианой, пытается восстановить в памяти, как она смотрела на него в тот вечер. Если только он сможет удержать это в своей памяти, возможно, этот кошмар закончится.
Барри поглаживает свой толстый шелковый галстук.
– Пропала девушка. Вы – все, что у них есть. И в их глазах все улики указывают на вас. Неважно, вы это сделали или кто-то другой. Они никуда вас не отпустят, у них есть только вы.
– Я этого не делал.
Барри не отвечает.
– Я этого не делал.
Барри с прищуром смотрит на Оуэна.
– Чего вы не делали? – говорит он и тут же повторяет: – Чего вы не делали?
– Я ничего не делал этой девушке. Я не прикасался к ней даже пальцем.
Барри некоторое время молчит. Затем пристально смотрит Оуэну в глаза и говорит:
– Что ж, Оуэн, вам пора доказать это прямо сейчас. Докажите это, Оуэн. Скажите мне что-либо неопровержимое. Что-то, что поможет вам выбраться отсюда. Пожалуйста. Ради нас обоих.
* * *
– Итак, – говорит инспектор Керри. По мере того как расследование затягивается, она начинает терять свежесть лица. – Оуэн. Пожалуйста, я знаю, мы уже обсуждали это не раз. Но я думаю, что стоит повторить это снова. Чем больше мы об этом говорим, тем выше шанс, что вы что-нибудь вспомните. Пожалуйста, расскажите нам еще раз про вечер четырнадцатого февраля.
Оуэн шумно выдыхает. Он не может снова пройти через все это, просто не может.
– А как насчет Брина? – говорит он. – Вы так и не нашли его?
Керри бодро улыбается.
– Нет, – говорит она. – Еще не нашли.
– А жаль. Здесь должен быть он. А не я. Он больной. Он фрик. Возможно, прямо сейчас он насилует женщин, а вы сидите здесь и задаете мне одни и те же вопросы, снова, снова и снова.
Инспектор Керри молчит и с прищуром смотрит на Оуэна, а затем говорит:
– Хорошо, Оуэн. Хорошо. Если вы можете рассказать нам о Брине что-то такое, что поможет нам его найти, тогда, пожалуйста, не стесняйтесь. Когда будете готовы. Будьте добры. – Она откидывается на спинку стула и холодно смотрит на Оуэна.
Он вздыхает. Затем трет лицо и пытается что-нибудь вспомнить, то, что Брин мог бы сказать самому себе. Оуэн вспоминает подробности, вплоть до самого первого поста в блоге, который он прочитал. Вот Брин, сидит в пабе в снежный день и разглядывает Чэдов и Стейси. Оуэн делает над собой усилие, пытаясь вспомнить больше. Диккенсовский силуэт паба в пелене снегопада, свет старых фонарей, висящих снаружи, и подъездная дорожка для экипажей, где когда-то привязывали лошадей. Название паба после капитального ремонта поменяли, а до этого он назывался…
«Приют охотников».
Оуэн хватается за край стола.
– Город, в котором он живет. Там есть гастропаб. Новый гастропаб. Раньше он назывался «Приют охотников». На главной площади. Напротив пруда. С утками. Он там завсегдатай. Он постоянно ходит туда. Если вы найдете паб, то найдете и его. У него курчавая шевелюра. Он очень маленького роста. Он носит синюю куртку с пятном спереди. Спросите там у любого, кто он такой. Они его узнают. Он очень самобытный.
Оуэн видит, как инспектор Керри слегка закатывает глаза. Она не ожидала, что он выдаст хоть мало-мальски полезную информацию, и ее раздражает, что он это сделал.
– Мы проверим ваши слова, Оуэн. Предоставьте это нам. Но, Оуэн, даже если мы каким-то образом найдем этого типа, этого Брина, он наверняка удалил свой блог и свои посты на всех форумах, которые, как вы утверждаете, он раньше часто посещал. Даже если мы найдем его и спросим о рогипноле, как вы считаете, что он скажет? Неужели вы думаете, что он скажет нам то, что вы хотите услышать, что он якобы дал вам наркотик против вашей воли, а вы не собирались им воспользоваться? Оуэн, даже если этот человек существует, и если мы его найдем, он будет отрицать знакомство с вами, заявит, что знать вас не знает.
– Но его отпечатки пальцев. Они будут на пузырьке. А в пабе вы спрашивали? В пабе в Юстоне? Вы уже посмотрели их записи камер видеонаблюдения? Того вечера? Это докажет, что он меня знает. На записи будет видно, как он дает мне наркотик.
– Да, но чего вы, похоже, не понимаете, Оуэн, так это того, что все это не имеет никакого значения. Факт остается фактом: в вашей спальне были спрятаны наркотики для изнасилования на свидании, и, честно говоря, нам все равно, где вы их взяли и для чего. Если вы хотите доказать нам, что вы не похищали Сафайр Мэддокс и не причиняли ей вреда вечером четырнадцатого февраля, то, боюсь, вам придется испробовать совершенно иной способ.
Оуэн бросает взгляд на Барри. Тот смотрит на него, как будто говоря: «Что я тебе сказал?»
Оуэн шумно втягивает воздух и моргает. Затем смотрит прямо на инспектора Керри и говорит:
– Пожалуйста, скажите мне, что, по вашему мнению, случилось с Сафайр? Мне действительно очень хотелось бы знать. Что, по-вашему, я с ней сделал? Как я схватил эту девушку, эту довольно высокую девушку, и куда, по вашему мнению, я ее повел? Я, один, без посторонней помощи. Как я смог незаметно протащить ее за собой по улицам Хэмпстеда в полночь? В День святого Валентина улицы полны людей, разве не так? У меня нет машины. Я не особо силен. Я очень хочу, чтобы вы поделились со мной своими предположениями. Потому что, честно говоря, с того места, где я сижу, видно, что вы хватаетесь за соломинку.
Инспектор Керри поджимает губы.
– Оуэн, – говорит она. – Мы делаем свою работу. Мы исследуем самые разные направления. Поверьте нам. И у нас есть немало версий относительно того, что случилось с Сафайр, но смею заверить вас: мы не стали бы понапрасну тратить тысячи фунтов стерлингов налогоплательщиков, чтобы держать вас здесь, не будь у нас серьезных оснований полагать, что вы знаете, что случилось с Сафайр. Итак, Оуэн, еще раз, пожалуйста, расскажите нам о событиях вечера четырнадцатого февраля, насколько вы их помните. Начиная с того момента, когда вы вышли из дома и отправились на свидание с женщиной по имени Диана Вурт в ресторане в Ковент-Гардене.
Оуэн роняет голову на грудь. Затем поднимает ее и говорит:
– Примерно в шесть часов вечера я вышел из дома, спустился с холма и пошел к станции метро Финчли-роуд…
46
Кейт сидит и ждет возвращения Роана. Перед ней лежит листок бумаги. Его оставил Аарон. Она все еще не понимает, почему он не отнес его прямо в полицию. Не иначе как из какого-то наивного уважения к Роану, подозревает она. Как будто Аарон надеялся, что она предложит ему приемлемое объяснение.
Она кладет его листок рядом со своим листком, вырванным из блокнота, на котором раньше делала записи. Ее взгляд быстро скользит с одного листка на другой, замечая сходство и одну большую разницу. Кейт разглаживает страницы, и ее руки слегка дрожат.
Она смотрит на кухонные часы. Семь восемнадцать. Где он?
Теперь она почти на сто процентов уверена, почти уверена, что происходит что-то ужасное. Когда сын, вернувшись из школы, обнял ее сегодня днем, она почувствовала, как по ее телу пробежали мурашки.
– Ты плохо себя чувствуешь, мама? – спросил он, и его голубые глаза были полны тревоги.
– Все нормально. Просто слегка нездоровится. Не хочу передавать тебе свои микробы.
У Джоша с собой был экземпляр бесплатной газеты «Метро». Он помахал им перед Кейт и указал на заголовок.
– Смотри, – сказал Джош, – они до сих пор не знают, что случилось с Сафайр.
Кейт отметила странную теплоту в его голосе, когда он произнес имя Сафайр.
– Ты когда-нибудь встречал ее? – как бы невзначай спросила Кейт.
– Кого?
– Сафайр. Ты когда-нибудь встречал ее? Ведь она жила недалеко от твоей школы. И, очевидно, посещала ту же школу боевых искусств, куда ходишь ты. Может, ты встречался с ней?
Джош тогда покачал головой.
– Нет. Определенно нет, – сказал он. А затем: – Что на ужин?
Теперь Кейт снова смотрит на листок бумаги. Листок бумаги с именем ее сына. Найденный в кармане спортивных штанов Сафайр. И не только имя ее сына, но и даты и места всех сексуальных нападений в их районе, начиная с Нового года. Те же даты, что и на ее собственном листке. С одним отличием: список Сафайр включает 21 января. В газетах не сообщалось о сексуальном нападении 21 января. Но, согласно дневнику Кейт, 21 января – это тот день, когда Тилли заявила, что на нее напали возле их дома.
Аккуратным почерком под датами написано несколько, на первый взгляд, случайных имен.
Клайв.
Роан.
Джош.
Алисия.
– Я просто подумал, – сказал Аарон, – вдруг это что-то значит. Я видел в газетах, что у вас сын по имени Джош. Нет, я знаю, что это популярное имя. И все-таки. Вы сможете спросить своего сына? Спросите его, знает ли он, что это значит? Знает он ее?
Кейт мгновенно поняла значение этих дат.
– Конечно, я спрошу его, – ответила она, пытаясь дышать и говорить ровно. Как только Аарон ушел, она вырвала страницу из своего блокнота и сравнила их. Ее рука потянулась к горлу.
Кейт вошла прямиком в спальню Джоша и вытащила из его гардероба корзину для белья. Пластиковый пакет исчез. Она взяла с полок учебники Джоша и, сама толком не зная, что ищет, быстро пролистала их. Кто такие Клайв и Алисия? Почему Сафайр рядом с датами сексуальных нападений написала на листе бумаги имена Роана и Джоша? Что вообще она делала возле их дома в ночь своего исчезновения?
В спальне сына Кейт ничего не нашла. В его истории запросов в поисковой системе ничего нового. Джорджия первой пришла из школы и отправилась прямиком в свою комнату, чтобы снять форму. Затем нацепила поверх спортивных штанов и толстовки фартук, открыла на своем айпаде рецепт, поставила телефон на кухонный стол и принялась колдовать над тортом. Кейт рассеянно кружила вокруг нее, что-то убирая, загружая миски и ложки в посудомоечную машину, время от времени вставляя короткие восклицания в высокооктавный монолог дочери о том, какой та хотела бы видеть свою спальню в их доме. Ее комната непременно должна быть темной, очень темной, не исключено, даже черной, ну, или почти черной, или же, наоборот, всех оттенков белого, как в ее спальне здесь, но темный уютнее, правда?
Джош вернулся домой через час и, сказав матери «привет», сразу же направился в свою комнату. Теперь торт стоит на столе, залитый шоколадным кремом и украшенный крошками молочного шоколада «Флейк». С той стороны, где Джорджия уже отрезала себе ломтик, зияет дыра, демонстрируя ванильные внутренности.
В духовке запекается паста. От запаха Кейт слегка подташнивает. Она снова смотрит на часы.
Семь тридцать одна.