Невидимая девушка

Кейт озирается по сторонам, как будто Сафайр Мэддокс где-то здесь, как будто дюжина полицейских, которые три дня прочесывали каждый дюйм этого пространства, просто ее не заметили, и теперь эта Сафайр может подняться с земли и подойти к ней.

Кейт чувствует, как телефон в ее руке начинает вибрировать, и включает его. Пришло сообщение от Джоша.

«Иду домой, мам. Скоро увидимся».

«Где ты был?» – поспешно отвечает она.

«В кино, – отвечает он. – Телефон был на беззвучном режиме. Извини».

Она выключает телефон и, прижав его к сердцу, смотрит вверх на серое небо. «Иду домой». С ее души как будто свалился камень. Ее дыхание успокаивается. Кино. Ее маленький мальчик был в кино.

Она пролезает обратно через лаз между деревьями и оказывается перед удивленной женщиной, выгуливающей собаку.

– Ой, – испуганно говорит женщина, хватаясь за сердце.

– Извините, – говорит Кейт. – Я искала своего сына. Но теперь я его нашла.

Женщина с собакой смотрит ей за спину, как будто оттуда вот-вот должен появиться сын.

– Он был в кино, – говорит Кейт, чуть задыхаясь. – А не там.

Женщина кивает и идет дальше. Собачонка несется следом за ней, бросив на Кейт поверх своего хвоста несколько озадаченных взглядов.





* * *


– Что ты смотрел? – спрашивает она Джоша, когда через несколько минут сын входит в дом, разрумянившийся от вечернего холода.

– Один фильмец с Дуэйном Джонсоном, – говорит Джош. – О борцах. Не могу вспомнить, как он называется.

– Понятно, – говорит она, удивляясь, какой фильм выбрал ее сын. – Тебе понравилось?

Джош пожимает плечами.

– Да так, ничего. Могу я что-нибудь поесть?

Она достает из холодильника тарелку со спагетти и ставит ее в микроволновку.

– Почему ты мне не сказал? – спрашивает Кейт. – Что ты ходил в кино? Почему ты просто исчез?

Джош пожимает плечами.

– Решил сходить в последнюю минуту.

– Но я была здесь. Стояла буквально на этом месте. – Она указывает на пол кухни. – Ты мог бы просто сунуть в дверь голову и попрощаться.

Он снова пожимает плечами.

– Извини, мам. Я не подумал.

Разговаривая с ним, она гуглит с помощью телефона фильм, который, по словам сына, он только что ходил смотреть.

Она находит нечто под названием «Борьба с семьей», поворачивает к нему экран телефона и показывает картинку.

– Этот? – говорит Кейт. – Ты смотрел этот фильм?

Джош кивает.

– Ты был на свидании? – спрашивает она, и на ее губах играет улыбка. Ее согревает мысль о том, что ее забавный одинокий мальчик сидит в заднем ряду кинотеатра и смотрит дурацкую комедию про женщин-борцов, обнимая при этом девушку.

– Нет, – отвечает он.

Кейт кажется, что он лжет.

Будь перед ней Джорджия, которая откровенно лгала, Кейт бы тотчас же высказала ей свои сомнения.

– Чушь, – сказала бы она, – расскажи мне, что на самом деле произошло. – И Джорджия, улыбаясь той улыбкой, какой ее дочь всегда улыбается, когда понимает, что ее загнали в угол, рассказала бы ей правду.

Но Кейт ненавистна даже мысль о том, чтобы поймать на лжи сына. Он будет вынужден отпираться, ей же не хочется причинять ему страдания. Он не будет улыбаться. А лишь будет стоять перед ней с несчастным видом.


– Хорошо, – говорит она и достает из микроволновки оставленную ему порцию спагетти.





39




– К вам посетитель.

Оуэн вздрагивает. После его последней беседы с инспекторами прошло три часа, и он сидит в своей камере, не понимая, что будет дальше. В камере ему дали обед: мясо, обваленное в сухарях, с картошкой и стручковой фасолью. А потом бежевый пудинг с соусом из джема. Оуэн почти устыдился того, насколько ему все понравилось. Это та еда, какую готовила для него мать, – простая, солоноватая, безопасная. Он вернул свой поднос абсолютно чистым.

– Кто это? – спрашивает Оуэн.

– Понятия не имею, – сухо отвечает полицейский.

– Так мне идти к ним, или?..

– Я провожу вас в комнату для допросов. Не могли бы вы отойти от двери?

Оуэн отходит от двери камеры, офицер открывает ее и ведет через три пары запертых ворот в маленькую голубую комнату. Там сидит Тесси в зеленой бархатной накидке на плечах и с огромными серебряными серьгами в ушах с зелеными камнями в тон. Ее губы неодобрительно поджаты.

Она начинает говорить еще до того, как Оуэн успевает сесть.

– Я ненадолго, Оуэн. Но я принесла тебе кое-что. Твой телефон. Хотя тебе, наверное, не позволено. И немного нижнего белья и сменную одежду. Все новое, только что купила. Я не хотела рыться в твоих вещах. Особенно после того, что полиция нашла в твоих ящиках. Боже правый, Оуэн. И эта девушка, Оуэн! Что, ответь мне, случилось с этой прекрасной девушкой?

Тесси закрывает лицо руками, и разномастные кольца на ее пальцах накладываются друг на друга, образуя некое подобие брони. Она несколько мгновений смотрит вниз, на стол, затем поднимает голову, и Оуэн видит, что ее глаза полны слез.

– Оуэн. Пожалуйста. Ты можешь сказать мне. Где она? Что ты с ней сделал?

Оуэн улыбается. Он ничего не может с собой поделать. Это просто смешно.

– Тесси, – говорит он, цепляясь руками за край стола. – Ты серьезно? Ты и правда думаешь, что я имею к этому какое-то отношение?

– Что еще, скажи на милость, я должна подумать? Ее кровь! На стене! Чехол для телефона под окном твоей спальни. Наркотик для изнасилования в твоем ящике для носков. И все те ужасные вещи, которые ты писал в интернете. Боже мой, Оуэн. Не надо быть мисс Марпл, чтобы разрешить эту загадку. Но ради семьи этой бедной девушки ты должен рассказать полиции о том, что произошло.

– Боже мой! – Оуэн теребит волосы и стучит ладонями по столу. – Я ничего не сделал этой девушке! Я даже не уверен, что видел именно ее! Я лишь видел какую-то девушку! Это могла быть вообще не девушка! Это мог был парень. И единственная причина, в буквальном смысле, единственная причина, почему я что-то сказал, состоит в том, что я пытался оказать помощь. Честное слово, Тесси, серьезно, если бы я убил эту девушку или сделал бы с ней что-то ужасное, с какой стати я стал бы говорить полиции, что я ее видел? Зачем? Подумай сама, ради бога. Просто подумай об этом. В этом нет никакого смысла!

Тесси выпячивает нижнюю губу и пожимает плечами.

– Пожалуй, – говорит она. – В этом нет никакого смысла. Но тогда, Оуэн, в тебе самом все не имеет смысла. От слова «совсем». Ведь тебе уже тридцать четыре?..

Оуэн вздыхает.

– Мне тридцать три года, Тесси. Тридцать три.

– Тебе тридцать три, – продолжает она, – а у тебя никогда не было девушки. Ты редко выходишь из дома. Ты одеваешься, как… – Она неопределенно показывает на него. – Ты одеваешься очень странно для мужчины твоего возраста. Ты ешь только легкую пищу. Я это к тому, Оуэн, давай посмотрим правде в глаза, ты очень странный.

– И это значит, что я убил ту девочку-подростка, да?

Тесси, прищурившись, смотрит на него, но не отвечает. Вместо этого она говорит:

– Я говорила с твоим отцом. Он очень переживает.

Оуэн закатывает глаза.

– Ничуть не сомневаюсь.

– Да, – твердо говорит она. – Переживает. Я предложила ему приехать к тебе, но его нужно уговорить, он… еще не оправился от шока.

– Не надо, Тесси, прошу тебя, пожалуйста. У меня нет никакого желания видеть его. Тем более при таких обстоятельствах. – Оуэн опускает голову так, что его взгляд устремлен между коленей на потертый линолеум на полу. Оуэн устал. Он провел две ночи на ужасной койке в камере. Он провел долгие часы в комнате для допросов с чередующейся группой полицейских, изо всех сил пытавшихся заставить его признаться, где находится Сафайр Мэддокс. Оуэн видел много полицейских фильмов и потому знает, как работают эти вещи: к человеку применяют разные подходы, и вскоре он не способен отличить, где право, где лево. Но, как бы сильно они ни пытались надавить на него и запутать, одну, всего одну вещь он знает наверняка – он не имеет ровным счетом никакого отношения к Сафайр Мэддокс или к ее исчезновению.

Барри вчера рассказал ему кое-что интересное.

Очевидно, Сафайр Мэддокс когда-то была пациенткой мужчины из дома через дорогу, того самого бегуна. Судя по всему, тот тип в лайкровых легинсах работает детским психологом в Портман-центре. По-видимому, Сафайр Мэддокс наблюдалась у него более трех лет, и, очевидно, у бегуна есть твердое алиби. Он был в постели со своей женой.

Оуэн с трудом верит, что полиция примет такое шаткое алиби за чистую монету. С другой стороны, оно, конечно же, типично – доверять женатым людям, считать, что, конечно же, супруги вместе лягут спать в День святого Валентина, что у женатых людей не будет причин лгать о своем местонахождении.

Вчера он рассказал полиции о Брине. Оуэн не смог придумать никакого другого разумного объяснения присутствия рогипнола в своей спальне.

– Брин? А по фамилии? – спросили они.