Неверные шаги
Часть 12 из 58 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Прежде всего, прими мои соболезнования, — начинает Карен. — Я понимаю, потерять маму очень тяжело. Особенно таким вот образом.
Единственная реакция — взгляд в потолок, будто Сигрид терпеливо ждет, когда посетители перейдут к делу. Карен делает новую попытку:
— Как ты понимаешь, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы найти убийцу, и поэтому должны задать тебе несколько вопросов. Долго мы тебя не задержим…
— Что вы хотите узнать? — решительно перебивает Сигрид. — Черт побери, говорите, что вам надо, и уходите. Мне вечером на работу, надо выспаться.
— На работу? — удивленно спрашивает Карл.
— А что? — Сигрид смотрит на него. — По-вашему, нельзя?
Он не отвечает, но косится на Карен, которая снова берет инициативу в свои руки. Следующий вопрос она задает без толики мягкости в голосе:
— Ты работаешь в одном из музыкальных баров в городе, да? Как он называется?
– “Люциус”.
— На Тюбекгате?
Молчание.
— Ну хорошо, — говорит Карен, — в субботу вечером ты была на работе?
— Да.
— Как долго?
— Я всегда работаю до самого закрытия.
— И в котором часу вы закрываете? — терпеливо спрашивает Карен.
Сигрид рассматривает свои ногти. Явно нашла что-то интересное и сосредоточенно ковыряет ногтем большого пальца. Клочок черного лака отслаивается, падает ей на колени.
— Да ладно тебе, — с заметным раздражением бросает Карл. — Мы быстрее уйдем, если не придется клещами вытаскивать из тебя каждое слово. Когда вы закрываете?
— В час, — бурчит Сигрид, откусывая заусенец на указательном пальце.
— В час, — повторяет Карл и делает пометку в блокноте.
— Хотя как раз в эту субботу у нас было открыто до трех, — уточняет Сигрид, вытянув палец перед собой и разглядывая результат.
Молодец, Карл, думает Карен. Вроде подействовало.
— После работы ты сразу пошла домой?
— Нет, не пошла. На велике поехала, — помолчав, добавляет она.
Карен подавляет желание повысить голос. На сей раз пусть раздражается Карл.
— Одна или с кем-то? — спрашивает она как можно нейтральнее.
— Вы хотите сказать, с мужиком? Думаете, я таскаю домой клиентов с работы, как паршивая проститутка?
— Нет, Сигрид, — отвечает Карен с преувеличенным терпением в голосе. — Я хочу сказать, может, ты была с бойфрендом. Или кто-нибудь ждал тебя дома.
В лице Сигрид что-то меняется; уголок рта легонько дрожит, будто она сдерживает слезы. Она опускает рукава свитера, натягивает их на руки, секунду-другую сидит молча, потом смотрит на Карен и отвечает, уже ровным голосом:
— Нет. Я была одна.
— Но ты ведь живешь не одна, так? — вмешивается Карл, кивком указывая на гитарные футляры. — Оба твои? Или у тебя есть парень?
Сигрид пожимает плечами; они выжидают.
— Почем я знаю, — помолчав, говорит Сигрид. — Понятия не имею, вернется он или нет. Мы поссорились, и он ушел. С тех пор я его не видела.
— Как его имя?
— Сэм. Самуэль Несбё.
— Значит, вы живете тут вдвоем?
На сей раз девушка кивает и быстро проводит рукавом под носом.
— Что у вас произошло? Можешь рассказать?
— Я ведь сказала, мы поругались.
— В субботу?
— Да.
— Из-за чего?
— А это вам зачем? На кой черт вам знать, как у нас в постели?
— Ну, на это нам начхать, — спокойно говорит Карен. — Но мы хотим знать, из-за чего вы поругались и в котором часу.
— Он обозлился, что я разговаривала с голландскими парнями. Мы играли, а в перерыве они подошли ко мне. Не помню, в котором часу, может, в два.
— Играли? — удивленно протянул Карл. — Я думал, ты за стойкой работаешь.
Сигрид опять закатывает глаза и с кривой усмешкой качает головой: дескать, вот уж несусветная глупость. На миг Карен улавливает в ней что-то от девочки с фотографий в гостиной Сюзанны.
— Я и за стойкой работаю, — разъясняет Сигрид, в свой черед преувеличенно терпеливо. — Но вдобавок иногда мы играем, понятно? Можно ведь заниматься и тем и другим, а?
Она делает небольшую паузу, потом продолжает:
— Короче, в субботу я до полдвенадцатого работала в баре, а потом мы до закрытия играли. Две работы за вечер, ужас как странно, да? Арестуете меня прямо сейчас?
Карен чувствует, как дергаются уголки губ, и хмурит брови, подавляя улыбку. Секунду смотрит на колени, потом перехватывает взгляд Сигрид и уже не отпускает, задавая следующий вопрос:
— Стало быть, вы с Сэмом поругались, и после закрытия ты поехала домой одна. Ты поехала прямо домой?
Карен видит, как глаза Сигрид сужаются, а верхняя губа кривится, словно в искреннем презрении.
— Нет, прокатилась в Лангевик и сперва укокошила мамашу, — медленно произносит она с вызывающе невеселой улыбкой.
Краем глаза Карен видит, что Карл делает стойку, и, опережая его, спокойно спрашивает:
— Правда? Ты ездила в Лангевик?
— Да какого черта я там забыла?
— Ну, может, тебе не хотелось быть дома одной. Может, ты расстроилась и решила переночевать у мамы.
— Вы представляете себе, какая это даль? Несколько часов крутить педали.
— Если ехать на велике. Но, может, ты подъехала автостопом, после фестиваля наверняка многие ехали в ту сторону. По-моему, кто-нибудь вполне мог тебя подвезти.
— Да к себе я поехала, — коротко бросает Сигрид. — Вдобавок я понятия не имела, дома она или нет. На Устричный фестиваль она всегда уезжает. Не выносит, когда люди веселятся.
Карен вздрагивает. А вот это уже интересно.
— И куда она ездит?
Сигрид опять пожимает плечами.
— Да как всегда, наверно. Паромом в Англию или в Данию. Раньше моталась на Мальорку, в Грецию и во всякие другие места, но теперь у нее вряд ли есть на это средства.
— Итак, ты не знала, что в этом году твоя мама осталась дома?
— Нет, да если б и знала, все равно бы не поехала. Я с кем угодно рада повидаться, только не с мамашей.
— Почему ты так говоришь? У тебя были плохие отношения с мамой? — спрашивает Карл.
Сигрид бросает в его сторону презрительный взгляд.
– “Плохие отношения”! — передразнивает она нарочито писклявым голосом. — Если хотите знать, у нас вообще никаких отношений не было. Мы не виделись больше года. И по телефону почти не разговаривали.
— Как же так вышло? — спрашивает Карен.
Сигрид наклоняется, выуживает сигарету из пачки на столике. Узкая рука слегка дрожит, когда она подносит огонек зажигалки к сигарете и глубоко затягивается. Потом выпускает дым и коротко роняет:
— Ненормальная она. That’s why[4].
— Ненормальная? В каком смысле?
— Злая, занудная. Всех ненавидела. Воображала, будто может распоряжаться моей жизнью, хотя я уже два года не жила дома. Достаточно?
Единственная реакция — взгляд в потолок, будто Сигрид терпеливо ждет, когда посетители перейдут к делу. Карен делает новую попытку:
— Как ты понимаешь, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы найти убийцу, и поэтому должны задать тебе несколько вопросов. Долго мы тебя не задержим…
— Что вы хотите узнать? — решительно перебивает Сигрид. — Черт побери, говорите, что вам надо, и уходите. Мне вечером на работу, надо выспаться.
— На работу? — удивленно спрашивает Карл.
— А что? — Сигрид смотрит на него. — По-вашему, нельзя?
Он не отвечает, но косится на Карен, которая снова берет инициативу в свои руки. Следующий вопрос она задает без толики мягкости в голосе:
— Ты работаешь в одном из музыкальных баров в городе, да? Как он называется?
– “Люциус”.
— На Тюбекгате?
Молчание.
— Ну хорошо, — говорит Карен, — в субботу вечером ты была на работе?
— Да.
— Как долго?
— Я всегда работаю до самого закрытия.
— И в котором часу вы закрываете? — терпеливо спрашивает Карен.
Сигрид рассматривает свои ногти. Явно нашла что-то интересное и сосредоточенно ковыряет ногтем большого пальца. Клочок черного лака отслаивается, падает ей на колени.
— Да ладно тебе, — с заметным раздражением бросает Карл. — Мы быстрее уйдем, если не придется клещами вытаскивать из тебя каждое слово. Когда вы закрываете?
— В час, — бурчит Сигрид, откусывая заусенец на указательном пальце.
— В час, — повторяет Карл и делает пометку в блокноте.
— Хотя как раз в эту субботу у нас было открыто до трех, — уточняет Сигрид, вытянув палец перед собой и разглядывая результат.
Молодец, Карл, думает Карен. Вроде подействовало.
— После работы ты сразу пошла домой?
— Нет, не пошла. На велике поехала, — помолчав, добавляет она.
Карен подавляет желание повысить голос. На сей раз пусть раздражается Карл.
— Одна или с кем-то? — спрашивает она как можно нейтральнее.
— Вы хотите сказать, с мужиком? Думаете, я таскаю домой клиентов с работы, как паршивая проститутка?
— Нет, Сигрид, — отвечает Карен с преувеличенным терпением в голосе. — Я хочу сказать, может, ты была с бойфрендом. Или кто-нибудь ждал тебя дома.
В лице Сигрид что-то меняется; уголок рта легонько дрожит, будто она сдерживает слезы. Она опускает рукава свитера, натягивает их на руки, секунду-другую сидит молча, потом смотрит на Карен и отвечает, уже ровным голосом:
— Нет. Я была одна.
— Но ты ведь живешь не одна, так? — вмешивается Карл, кивком указывая на гитарные футляры. — Оба твои? Или у тебя есть парень?
Сигрид пожимает плечами; они выжидают.
— Почем я знаю, — помолчав, говорит Сигрид. — Понятия не имею, вернется он или нет. Мы поссорились, и он ушел. С тех пор я его не видела.
— Как его имя?
— Сэм. Самуэль Несбё.
— Значит, вы живете тут вдвоем?
На сей раз девушка кивает и быстро проводит рукавом под носом.
— Что у вас произошло? Можешь рассказать?
— Я ведь сказала, мы поругались.
— В субботу?
— Да.
— Из-за чего?
— А это вам зачем? На кой черт вам знать, как у нас в постели?
— Ну, на это нам начхать, — спокойно говорит Карен. — Но мы хотим знать, из-за чего вы поругались и в котором часу.
— Он обозлился, что я разговаривала с голландскими парнями. Мы играли, а в перерыве они подошли ко мне. Не помню, в котором часу, может, в два.
— Играли? — удивленно протянул Карл. — Я думал, ты за стойкой работаешь.
Сигрид опять закатывает глаза и с кривой усмешкой качает головой: дескать, вот уж несусветная глупость. На миг Карен улавливает в ней что-то от девочки с фотографий в гостиной Сюзанны.
— Я и за стойкой работаю, — разъясняет Сигрид, в свой черед преувеличенно терпеливо. — Но вдобавок иногда мы играем, понятно? Можно ведь заниматься и тем и другим, а?
Она делает небольшую паузу, потом продолжает:
— Короче, в субботу я до полдвенадцатого работала в баре, а потом мы до закрытия играли. Две работы за вечер, ужас как странно, да? Арестуете меня прямо сейчас?
Карен чувствует, как дергаются уголки губ, и хмурит брови, подавляя улыбку. Секунду смотрит на колени, потом перехватывает взгляд Сигрид и уже не отпускает, задавая следующий вопрос:
— Стало быть, вы с Сэмом поругались, и после закрытия ты поехала домой одна. Ты поехала прямо домой?
Карен видит, как глаза Сигрид сужаются, а верхняя губа кривится, словно в искреннем презрении.
— Нет, прокатилась в Лангевик и сперва укокошила мамашу, — медленно произносит она с вызывающе невеселой улыбкой.
Краем глаза Карен видит, что Карл делает стойку, и, опережая его, спокойно спрашивает:
— Правда? Ты ездила в Лангевик?
— Да какого черта я там забыла?
— Ну, может, тебе не хотелось быть дома одной. Может, ты расстроилась и решила переночевать у мамы.
— Вы представляете себе, какая это даль? Несколько часов крутить педали.
— Если ехать на велике. Но, может, ты подъехала автостопом, после фестиваля наверняка многие ехали в ту сторону. По-моему, кто-нибудь вполне мог тебя подвезти.
— Да к себе я поехала, — коротко бросает Сигрид. — Вдобавок я понятия не имела, дома она или нет. На Устричный фестиваль она всегда уезжает. Не выносит, когда люди веселятся.
Карен вздрагивает. А вот это уже интересно.
— И куда она ездит?
Сигрид опять пожимает плечами.
— Да как всегда, наверно. Паромом в Англию или в Данию. Раньше моталась на Мальорку, в Грецию и во всякие другие места, но теперь у нее вряд ли есть на это средства.
— Итак, ты не знала, что в этом году твоя мама осталась дома?
— Нет, да если б и знала, все равно бы не поехала. Я с кем угодно рада повидаться, только не с мамашей.
— Почему ты так говоришь? У тебя были плохие отношения с мамой? — спрашивает Карл.
Сигрид бросает в его сторону презрительный взгляд.
– “Плохие отношения”! — передразнивает она нарочито писклявым голосом. — Если хотите знать, у нас вообще никаких отношений не было. Мы не виделись больше года. И по телефону почти не разговаривали.
— Как же так вышло? — спрашивает Карен.
Сигрид наклоняется, выуживает сигарету из пачки на столике. Узкая рука слегка дрожит, когда она подносит огонек зажигалки к сигарете и глубоко затягивается. Потом выпускает дым и коротко роняет:
— Ненормальная она. That’s why[4].
— Ненормальная? В каком смысле?
— Злая, занудная. Всех ненавидела. Воображала, будто может распоряжаться моей жизнью, хотя я уже два года не жила дома. Достаточно?