Неуправляемый мужчина
Часть 48 из 101 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я улыбнулась в темноту. Тэк должно быть почувствовал, как моя щека шевельнулась на его плече, потому что сжал вокруг меня руку.
Мы молчали.
Потом я начала:
— Гм…
Потом остановилась.
— Что?
— Ничего, — прошептала я.
— Гм... так что?
— Ничего.
— Что?
— Ничего, Тэк.
— Давай, говори, — приказал он.
Я вздохнула. Тогда и заявила:
— Э-э... дети, мне показалось, не удивились, что мы с тобой отправились вместе в спальню.
— Не удивились, потому что я позвонил им и сообщил, что ты придешь, приготовишь ужин и останешься на ночь. Раш даже сходил в магазин за продуктами, дорогая.
Это было правдой.
— И э-э это нормально?
— Ненормально. Но также не является чем-то необычным.
Черт побери.
Открытость и честность обычно хорошие вещи, за исключением таких моментов, как сейчас.
— Хотя никто из них не готовил моим детям ужин, — продолжил Тэк, — и не смотрел с ними телевизор.
Это уже хоть что-то в правильном направлении, но я не почувствовала себя лучше.
Рука Тэка напряглась, и он потянул меня на себя вверх, мы оказались грудь к груди, лицом к лицу в темноте.
— Я не мальчик из церковного хора, — тихо произнес он.
— Я знаю, — спокойно ответила я.
Я знала, что он не монах, но мне не нравилась эта сторона вопроса.
— Когда дети были маленькими, при них ни в коем случае. Женщины появлялись у меня только тогда, когда дети были с мамой. Они стали старше, так уж устроен мир.
Хмм. Я могла бы не согласиться с этим, если бы его дети были моей плотью и кровью.
— Тем не менее, детка, — продолжал Тэк, — ни одна из этих сучек не приезжала сюда со мной на байке.
— А это существенное объяснение? — Поинтересовалась я.
— Да.
— Дети это понимают?
— Да.
— Ты объяснишь мне, что это значит, я тоже хочу знать? — Спросила я.
Смех Тэка гремел вокруг меня и сквозь меня, ощущался и звучал приятно.
Когда он перестал смеяться, то объяснил:
— Некоторые байкеры имеют своеобразное правило, которое определяет, кого и когда они сажают на свой байк. Ралли, вечеринка, поездка по дороге — это может быть кто угодно, кого ты подберешь. Твои колеса везут тебя домой, от меня, от «Хаоса. Сюда приезжали женщины на своей машине. И когда я заканчивал с ними, они уезжали на своей машине. Тебе же придется ждать, когда я отвезу тебя домой. Это значит, если я не отвезу тебя домой, ты никуда не поедешь.
«И когда я заканчивал с ними, они уезжали на своей машине».
В этой фразе было много поводов для раздражения, поэтому я решила попробовать его избежать.
Полностью.
— Думаю, красавчик, что было бы неплохо закончить урок байкеров сейчас, так как именно твои слова выводят меня из себя.
— Не удивляюсь, детка, но мы неплохо поладили.
— Прости?
— Я отвез тебя на работу, привез к себе домой, ты приготовила ужин, мы ели и смотрели телевизор, все было хорошо. Никаких ссор. Никаких подколов и раздражений. Целый день. Но всему приходит конец.
Именно в этот момент я уставилась на него в темноте.
— Я сейчас думаю, красавчик, что тебе лучше вообще перестать что-либо говорить, потому что все, что ты скажешь, может вывести меня из себя.
— Похоже, детка, что уже никаких «может» уже нет — ты разозлилась. Уже.
При этих словах мой взгляд превратился в пристальный, потому что я с удивлением пялилась на него, заметив белую вспышку его зубов от улыбки в темноте.
Но чтобы окончательно удостовериться, все же спросила:
— Тебе смешно?
— Да, черт возьми.
Я пошла дальше.
— Тебя забавляет, что я злюсь.
Он обнял меня другой рукой и крепко сжал, говоря:
— Да, черт возьми.
Именно тогда до меня кое-что стало доходить.
— Тебе нравится? — тихо спросила я.
— Определенно.
— Тебе нравится, когда я злюсь?
— Нет. Мне нравится то, что я могу от тебя ожидать. Мне нравится, что, хотя ты и говоришь, что я тебя пугаю, ты меня не боишься. Судя по тому, как ты смотришь мне в лицо, ты не боишься. Ни на один чертовый дюйм. Мне нравится, что ты не стесняешься высказывать свое мнение. Нравится, что ты не скрываешь своих эмоций. Нравится, когда ты злишься, ты просто злишься, выплескивая сразу все дерьмо. Ты не копишь в себе это дерьмо, не позволяешь портить твою жизнь, и не бросаешь его в меня, когда я меньше всего этого ожидаю. Так что, да. Мне нравится. Определенно.
Как ему так удавалось? Отвечать на вопросы так правильно, на те вопросы, на которые нельзя ответить так правильно.
— Ты все еще злишься, — заметил Тэк, явно чувствуя мои вибрации.
— Ну, да.
— Почему?
— Потому что у тебя есть ответы на вопросы, на которые не может быть таких ответов, и это раздражает.
— Почему тебя это так раздражает?
— Потому что я женщина. Нас раздражают разные вещи, которые на самом деле… не могут быть.
— Ну, а у кого есть такие ответы на вопросы, на которые нет таких ответов?
Ой!
Проницательный и острый, как чертовый гвоздь!
— Теперь ты меня раздражаешь, потому что слишком умен, — сообщила я ему, а затем обнаружила, что лежу на спине с Тэком сверху, его лицо находится так близко от моего, что я чувствовала, как его козлиная бородка щекотала мне подбородок.
— Наконец-то ты врубилась, — пробормотал он.
— Врубилась во что?
— Почему мы подходим.
Я почувствовала, как мое дыхание стало жестким, мне пришлось выдавить из себя:
Мы молчали.
Потом я начала:
— Гм…
Потом остановилась.
— Что?
— Ничего, — прошептала я.
— Гм... так что?
— Ничего.
— Что?
— Ничего, Тэк.
— Давай, говори, — приказал он.
Я вздохнула. Тогда и заявила:
— Э-э... дети, мне показалось, не удивились, что мы с тобой отправились вместе в спальню.
— Не удивились, потому что я позвонил им и сообщил, что ты придешь, приготовишь ужин и останешься на ночь. Раш даже сходил в магазин за продуктами, дорогая.
Это было правдой.
— И э-э это нормально?
— Ненормально. Но также не является чем-то необычным.
Черт побери.
Открытость и честность обычно хорошие вещи, за исключением таких моментов, как сейчас.
— Хотя никто из них не готовил моим детям ужин, — продолжил Тэк, — и не смотрел с ними телевизор.
Это уже хоть что-то в правильном направлении, но я не почувствовала себя лучше.
Рука Тэка напряглась, и он потянул меня на себя вверх, мы оказались грудь к груди, лицом к лицу в темноте.
— Я не мальчик из церковного хора, — тихо произнес он.
— Я знаю, — спокойно ответила я.
Я знала, что он не монах, но мне не нравилась эта сторона вопроса.
— Когда дети были маленькими, при них ни в коем случае. Женщины появлялись у меня только тогда, когда дети были с мамой. Они стали старше, так уж устроен мир.
Хмм. Я могла бы не согласиться с этим, если бы его дети были моей плотью и кровью.
— Тем не менее, детка, — продолжал Тэк, — ни одна из этих сучек не приезжала сюда со мной на байке.
— А это существенное объяснение? — Поинтересовалась я.
— Да.
— Дети это понимают?
— Да.
— Ты объяснишь мне, что это значит, я тоже хочу знать? — Спросила я.
Смех Тэка гремел вокруг меня и сквозь меня, ощущался и звучал приятно.
Когда он перестал смеяться, то объяснил:
— Некоторые байкеры имеют своеобразное правило, которое определяет, кого и когда они сажают на свой байк. Ралли, вечеринка, поездка по дороге — это может быть кто угодно, кого ты подберешь. Твои колеса везут тебя домой, от меня, от «Хаоса. Сюда приезжали женщины на своей машине. И когда я заканчивал с ними, они уезжали на своей машине. Тебе же придется ждать, когда я отвезу тебя домой. Это значит, если я не отвезу тебя домой, ты никуда не поедешь.
«И когда я заканчивал с ними, они уезжали на своей машине».
В этой фразе было много поводов для раздражения, поэтому я решила попробовать его избежать.
Полностью.
— Думаю, красавчик, что было бы неплохо закончить урок байкеров сейчас, так как именно твои слова выводят меня из себя.
— Не удивляюсь, детка, но мы неплохо поладили.
— Прости?
— Я отвез тебя на работу, привез к себе домой, ты приготовила ужин, мы ели и смотрели телевизор, все было хорошо. Никаких ссор. Никаких подколов и раздражений. Целый день. Но всему приходит конец.
Именно в этот момент я уставилась на него в темноте.
— Я сейчас думаю, красавчик, что тебе лучше вообще перестать что-либо говорить, потому что все, что ты скажешь, может вывести меня из себя.
— Похоже, детка, что уже никаких «может» уже нет — ты разозлилась. Уже.
При этих словах мой взгляд превратился в пристальный, потому что я с удивлением пялилась на него, заметив белую вспышку его зубов от улыбки в темноте.
Но чтобы окончательно удостовериться, все же спросила:
— Тебе смешно?
— Да, черт возьми.
Я пошла дальше.
— Тебя забавляет, что я злюсь.
Он обнял меня другой рукой и крепко сжал, говоря:
— Да, черт возьми.
Именно тогда до меня кое-что стало доходить.
— Тебе нравится? — тихо спросила я.
— Определенно.
— Тебе нравится, когда я злюсь?
— Нет. Мне нравится то, что я могу от тебя ожидать. Мне нравится, что, хотя ты и говоришь, что я тебя пугаю, ты меня не боишься. Судя по тому, как ты смотришь мне в лицо, ты не боишься. Ни на один чертовый дюйм. Мне нравится, что ты не стесняешься высказывать свое мнение. Нравится, что ты не скрываешь своих эмоций. Нравится, когда ты злишься, ты просто злишься, выплескивая сразу все дерьмо. Ты не копишь в себе это дерьмо, не позволяешь портить твою жизнь, и не бросаешь его в меня, когда я меньше всего этого ожидаю. Так что, да. Мне нравится. Определенно.
Как ему так удавалось? Отвечать на вопросы так правильно, на те вопросы, на которые нельзя ответить так правильно.
— Ты все еще злишься, — заметил Тэк, явно чувствуя мои вибрации.
— Ну, да.
— Почему?
— Потому что у тебя есть ответы на вопросы, на которые не может быть таких ответов, и это раздражает.
— Почему тебя это так раздражает?
— Потому что я женщина. Нас раздражают разные вещи, которые на самом деле… не могут быть.
— Ну, а у кого есть такие ответы на вопросы, на которые нет таких ответов?
Ой!
Проницательный и острый, как чертовый гвоздь!
— Теперь ты меня раздражаешь, потому что слишком умен, — сообщила я ему, а затем обнаружила, что лежу на спине с Тэком сверху, его лицо находится так близко от моего, что я чувствовала, как его козлиная бородка щекотала мне подбородок.
— Наконец-то ты врубилась, — пробормотал он.
— Врубилась во что?
— Почему мы подходим.
Я почувствовала, как мое дыхание стало жестким, мне пришлось выдавить из себя: