Неуправляемый мужчина

Натягивая ее через голову, услышала его скрипучий голос:

— Я попрошу одного из парней отвезти тебя домой.

Вот оно. Дело сделано.

Конец.

Боже.

Я одернула футболку вниз, с трудом проглотила слезы, угрожающие задушить меня. Потом тихо спросила:

— Лэни может мне завтра позвонить?

Голос Тэка был тихим, когда он ответил:

— Я передам ей, что ты просила.

— Спасибо, — прошептала я, глядя, как он направляется к двери.

— Сейчас за тобой придут, — сказал он мне, выходя за дверь.

— Спасибо, — тихо повторила я, направляясь к двери.

Но Тэк исчез.



16

Ты особенная



На следующий день после полудня я сидела на веранде, рядом со мной сидел дядя Марш и рассказывал мне истории, как он с моей мамой, своей сестрой, рос в Огайо. Тетя Бетт сидела за барной стойкой на моей кухне, ее пальцы летали по клавиатуре ее супертонкого ноутбука, она была вся в работе, несмотря на то, что была суббота. Она просто решила оставить нас с дядей Маршем наедине. Но по моему опыту, тетя Бетт отключалась от своей многогранной жизни примерно за полчаса до полуночи. Все остальное время она была в разъездах, работала, бронировала билеты, ходила по магазинам, общалась с семьей и друзьями и, вообще наблюдая за ее кипучей деятельностью, от нее уставали все вокруг.

Неудивительно, что после похищения она выглядела ничуть не хуже. Удивительно было то, что она и дядя Марш были счастливы оставить похищение в руках Хоука Дельгадо без вмешательства полиции.

— Хоук знает, что делает, — пробормотала тетя Бетт и бросилась на кухню к своему супертонкому ноутбуку.

Понятно же, что тетя Бетт была в курсе всего, связанного с похищением, и также понятно, что она не собиралась вводить меня в курс дела.

Я была счастлива оставить все как есть, поскольку мои мысли были заняты совсем другим.

Когда они с дядей Маршем пришли навестить меня сегодня утром, я прервала разговор о Тэке, сразу заявив, что все кончено. Я ничего не стала объяснять, они оба знали меня достаточно хорошо, что им потребовалось одного взгляда на выражение моего лица, чтобы промолчать, не расспрашивая.

Как и обещал Тэк, мне позвонила Лэни, и как выяснилось, она была с Эллиотом. Она все еще была напугана, поэтому я не стала настаивать, расспрашивая ее о том, что там происходило. Я просто слушала, как она говорила, что «Хаос» помогает им залечь на дно, что означало, что все уладится. Это не наполняло меня радостными мыслями. Эллиот может и любил мою лучшую подругу, но он совершил глупое дерьмо, из-за которого ее похитила русская чертовая мафия. Тем не менее я решила закатить свой шипящий припадок по позже, когда мое сердце не будет так сильно болеть и когда Лэни оправится от драмы, положив конец всем драмам.

В основном, весь день я сосредоточилась на том, чтобы пережить этот день, потому что, как я уже упоминала у меня болело сердце. Как такое случилось, я не могла сказать. Я твердила себе, что едва знаю Тэка, и большая часть того, что я знала пугала меня, что-то смущало, а что-то мне совсем не нравилось. Но даже при этом то, что мне нравилось и нравилось слишком сильно, продолжало всплывать в мыслях, и как я ни старалась все это выбросить из головы, они все равно не пропадали.

Я хотела ему позвонить. Хотела пойти на попятный. Но каждая логическая клеточка в теле (а их было, надо признать, не так уж много) продолжала меня удерживать.

Его жизнь была кошмаром, его мир меня пугал, и он причинил мне боль. В первую же ночь, когда мы познакомились, он вышвырнул меня из своей постели, даже не задумавшись на секунду, на следующую же ночь переспал с другой женщиной в той же постели. Затем он затеял со мной свою игру. Мне нужно было раньше обратить внимание на эти красные флаги и держаться от него подальше. Я понимала это, понимала.

Да, понимала и знала.

Но это не означало, что мне не было сейчас больно.

Я любила своего дядю Марша и больше всего мне всегда нравились его истории.

Но, сидя рядом с ним на задней веранде, обычно я лелеяла такие моменты, слушая его, а сейчас я была полна своих мыслей.

— У тебя голова забита байкерами.

Я моргнула, глядя на свой двор позади дома, потом посмотрела на дядю.

— Что? — Спросила я.

Он перевел взгляд с моего двора на меня.

— Дорогая, у тебя голова забита байкерами. Ты же знаешь, что я все вижу. Ты находишься не на своей веранде, а за много миль отсюда. И ты знаешь, что я это тоже знаю, что дело не в том, что тебя и твою тетю похитила русская мафия.

Это слова я никогда не ожидала услышать от своего дяди. Или от кого-то другого, если уж на то пошло. С другой стороны, я никак не ожидала, что меня похитит русская мафия.

Я втянула воздух через нос и оглянулась на свой двор.


— Все кончено, — тихо сказала я, надеясь, что на этом разговор о байкерах закончится.

Мне следовало бы знать своего дядю лучше. Это же был дядя Марш. Ему явно было что мне сказать, и он собирался это осуществить.

Он и сказал:

— Возможно, но на следующий день после того, как тебя похитила русская мафия, думаю, поскольку со мной такого никогда не случалось, обычно голова забита моментами похищения. А не мыслями о байкерах, и не выражением лица, на котором написано, что тебе только что разбили сердце, — возразил дядя Марш.

Это правда.

Поэтому я промолчала.

— Как долго ты была с ним? — Спросил дядя Марш.

Я подсчитала в уме.

Потом ответила:

— Недолго.

— А кажется, словно он прирос у тебя корнями, Тайра, — заметил дядя Марш, мое сердце сжалось от его слов, я снова посмотрела на него.

— Что?

— Он, его дети, блины на твоей кухне. Все, что я увидел вчера, не соответствует «недолго».

Черт.

Он был прав.

— Возможно и так, дядя Марш, но...

Он отрицательно покачал головой.

— Я не знаю этого мужчину. Ты же понимаешь, что он не станет отцом года. Тем не менее это не значит, что он не думает о своих детях. Думает и делает. Одно с ним ясно. Он любит своих детей. И ни один мужчина не будет печь блины как для семьи — тебя и своих детей, по утрам в доме женщины, с которой собирается быть вместе «недолго».

Я не думала об этом, а подумав, пришла к выводу, что и в этом дядя Марш тоже был прав.

О боже.

— На самом деле, даже нельзя сказать, что мы были вместе... , — поделилась я. — Мы вообще-то ничем не были.

— Может, с твоей стороны не были, но он-то уж точно был.

Я моргнула.

Затем повторила:

— Что?

Дядя Марш наклонился ко мне и тихо сказал:

— Я не уверен насчет его. Обстоятельства сложились не так, как хотелось бы, он произвел не хорошее первое впечатление. Так что, по правде говоря, когда ты сказала мне сегодня утром, что между вами все кончено, я почувствовал облегчение. Но ты весь день сама на себя не похожа, — он замолчал, но его карие глаза не отрывались от моих. — Я не знаю, что случилось. Но на самом деле удивлен, что мужчина, которого я видел в этом доме вчера утром, больше не с моей племянницей. Здесь ему было очень уютно, он словно прирос к этому месту. Он и его дети. Всем им было комфортно... с тобой. Еще более удивительно то, что тебя похитили, и это возможно часть его мира, но не часть твоего, я думаю, он это прекрасно знает. Так что не понимаю, почему он отпустил тебя ночью, когда с тобой такое произошло.

— Потому что я попросила его об этом, — прошептала я.

Дядя Марш покачал головой.

— Мужчина, любой другой мужчина, но не этот, с ним такое дерьмо не прокатит.

— Именно так, дядя Марш. Он такой человек, и это меня пугает. Он не хотел меня отпускать. Я его заставила.

— Такое дерьмо не прокатит, — повторил дядя Марш.

— Он не мог заставить меня остаться с ним. Он хотел, но я ему не позволила.

Дядя Марш еще ближе подался ко мне.

— Такое дерьмо... не... прокатит.

Я уставилась на дядю.

Он продолжал говорить.