Неугомонный
Часть 32 из 47 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Не производишь ты впечатления ленивого, Боренька.
– Мы не всегда являемся теми, кем кажемся.
– Вот именно, – вновь бросив на него любопытный взгляд, произнесла она.
– Всего лишь книги, Елизавета Петровна. Ну и высокая Разумность. Ну так как? Чаю?
– Угощай уж, Боренька. Только смотри потом не пожалей. Ведь знаешь, отчего отказываешься.
– Уже жалею, – разжигая плиту, в основе которой был примус, вздохнул он.
Торопиться им особо некуда. Пили чай со сладостями, которые у Измайлова всегда были в наличии, да вели неспешную беседу. Так, ни о чем и обо всем сразу. Пару раз в голове Бориса мелькнула мысль, что он мается ерундой. Обиженная и тем паче оскорбленная женщина подобна мине замедленного действия. Когда рванет, неизвестно, но то, что мало не покажется, это факт. Однако всякий раз он отгонял эти опасения прочь. Решение принято. Чего теперь метаться? А Москаленко… Ну умная же женщина. Должна понимать, что отвергли вовсе не ее.
Проводив гостью, хотел было поработать, но не смог заставить себя встать к мольберту. Решил плюнуть на это дело. Собрал вещи ввиду завтрашнего отбытия. Сходил в паб, посидел за кружечкой-другой пива. После раннего ужина завалился спать. А что еще делать, если находишься в полном раздрае? Как там говорится – утро вечера мудреней? Вот и нужно переспать это дело…
Проснулся он разом и тут же понял, что влип по самое не балуй. А о чем еще думать, если его зафиксировали так, что не шелохнуться. И рот зажали, что только мычать и остается. Впрочем, делать он этого не стал. Лишь сопел от натуги. Да только бесполезно все. Сильное молодое тело с хорошим бонусом ничего не могло противопоставить нападавшим.
Первая мысль была о том, что его нашли Алина и Денис. На кого они работают, он так и не понял, но был готов поставить рубль против сотни, что на царя-батюшку. А раз так, то и возможности у них серьезные, чтобы вычислить беглеца.
Впрочем, были и другие варианты. Да банальный грабеж. Могли же его приметить при покупке «Аптечки». Кто поверит в то, что он отдал за нее последнее? Да и не последнее. Вспомнился знакомый извозчик, что днем пытался его подвезти. Масса вариантов. В конце концов, могли и втемную сунуться: раз снимает квартиру, значит, монета водится. И за меньшее на тот свет спроваживали.
– Ну хватит уже брыкаться. Как же ты мне надоел, мальчишка! Успокойся, говорю тебе. Мы не бандиты. Боярин Морозов давно уж зазывает тебя в гости, а ты все бегаешь, по неразумности своей. Всыпать бы тебе розог, да не велено трогать без острой нужды. Ну вот. Давно бы так.
Ну а что такого? Морозов – это не душегубы. Жизнь вне опасности. С остальным же… Проблемы нужно решать по мере их поступления. Единственно, что он может сделать сейчас, это осмотреться и оценить свое положение. Ничего страшного пока не случилось. Вредить ему не станут. Ну разве только Морозов совсем уж обозлился, все же больше года за ним гоняется, и отдал приказ в случае невозможности доставить объект уничтожить. Мол, не доставайся же ты никому! Не, лучше не надо.
Словом, сопротивляться он прекратил, что и было отмечено старшим захватившей его группы.
– Значит, так, Григорий Иванович, шуметь не надо. Начнешь кричать, оглоушим, а там и с кляпом ходить будешь. Уяснил? Вот и ладно. Артем, Олег, держите этого умника. Николай, занавесь окно и запали лампу.
– Слушаюсь, ваш бродь, – послышался бас одного из нападавших.
Рот Борису разжали и позволили сесть, после чего кто-то начал возиться у окон. Наконец чиркнула спичка, и в стеклянной колбе керосинки затрепетал желтый огонек. Сразу же стали видны подробности.
Нападавших четверо. Трое схватили и удерживали его. Одеты просто, но добротно, не оборванцы какие. Последний сидит за столом. И по одежде, и по повадкам – дворянин. Держится легко и с чувством выполненного долга. Закинул ногу на ногу. Открыл крышку портсигара, достал папироску и прикурил от зажигалки.
– Николай, осмотри тут все, – приказал он, пыхнув табачным дымом.
– Слушаюсь, ваш бродь, – ответил здоровяк с повадками унтера.
Впрочем, остальных двоих худосочными тоже не назовешь. Крепкие мужики. Хм. И одного из них Борис вроде бы припоминает. Городовой из Морозовска. Да, никаких сомнений, точно он. Как звать, Борис никогда не знал, но на городских улицах видел. Форма, конечно, несколько меняет внешность, но Измайлова все же трудно обмануть.
– Ну здравствуй, Топилин Григорий Иванович. Позволь представиться: вассал боярина Морозова, а также коллежский секретарь сыскного отдела полиции острова Морозовский Перфильев Илья Назарович. Ох и заставил же ты меня побегать! Я, между прочим, из-за тебя лишился медового месяца. Обвенчался походя, словно по обязанности, да опять умчался за тобой охотиться.
– А чего за мной охотиться? Я, поди, не преступник.
– Серьезно? А не подскажешь, сколько у тебя имен? – принимая от Николая несколько паспортов и подпустив в голос иронии, поинтересовался Перфильев. – Подлог документов – серьезное преступление. Причем на каторгу отправишься не только ты, но и те, кто тебе в том помогал. Уверен, что Рыченков и Носов заслужили такой участи.
– Ну, это вам еще предстоит доказать. Эти паспорта не мои. Вы их мне подкинули.
– А кто по ним пересек границу? Тоже мы? Уверен, что таможенники тебя не опознают?
– Я не уверен, что вы станете проводить подобное опознание, потому как тогда нужно будет давать делу официальный ход. А вы тут неофициально и в настоящий момент не на страже закона, а самые обычные похитители. Все мое преступление заключается лишь в том, что я сбежал вместо того, чтобы с радостью пойти на службу к боярину Морозову. Так что прекращай мне лапшу на уши вешать, коллежский секретарь.
– За словами следи.
– Ну так веди себя соответственно, чтобы тебя воспринимали всерьез, а не как актера погорелого театра.
– Что у тебя, Николай?
– «Аптечка», пара «бульдогов», винтовка Маузера, ящик с красками и кистями, папка с бумагой, писчие принадлежности, книги да вещи. Ну и паспорта, бумаги какие-то гербовые, билет на пароход и деньги.
– Что за бумаги? Ага. Лицензии на охоту. Ерунда. Ну что, други, пора убираться с этого острова. Гриша, ты уж не обессудь, но тебе придется это выпить, – сковырнув пробку со стеклянного флакона и нарочито сокрушаясь, произнес Перфильев.
– Опоить хотите.
– Так выбор-то у тебя невелик. Либо выпиваешь, либо мы тебе укол сделаем.
– Давайте уж. А то еще инфекцию какую занесете.
Вскоре Борис поплыл и уронил голову на грудь. Коллежский секретарь проверил его состояние и, удовлетворенно кивнув, приказал выносить бесчувственное тело на улицу. Собутыльники тащат своего не рассчитавшего силы товарища. Обычное дело.
Глава 22
Догадки и ответы
– Катя, может, уже прекратишь дуться? – заканчивая намазывать масло и откладывая в сторону столовый нож, не выдержала Москаленко.
– С чего вы взяли, Елизавета Петровна, что я на вас дуюсь? – легонько пожала плечиками Яковенкова, накладывая на свой тост вишневое варенье.
– А как это называть? Еще вчера после полдника тебя словно подменили. Сама не своя. Только и того, что роняешь скупые фразы. Катюша, так нельзя. Нам ведь столько еще времени предстоит провести вместе.
– В чем проблема? Мы можем взять попутчиков. Не одни мы путешествуем по свету. Найдется много желающих.
Обычная практика для владельцев собственного судна. Прибывая на острова, они неизменно посещают светские мероприятия, обзаводятся новыми знакомыми и нередко приглашают кого-нибудь составить им компанию.
– Катя! – одернула девушку Москаленко, слегка повысив голос.
– Что – Катя?! – огрызнулась та в той же тональности.
– По-моему, тебе следует объясниться, – беря себя в руки, спокойно произнесла Елизавета Петровна.
– Мне?
– Ну не я же устроила этот демарш. Что происходит? Ты вчера отказалась пойти на выставку в галерею. Сегодня целый день меня избегаешь. Я надеялась, хоть за полдником наконец придешь в себя. Сутки уже хандришь. Но не тут-то было.
– Я видела тебя.
– Ты и сейчас меня видишь. Что в этом особенного? – вновь пожала плечами Москаленко.
– Я видела тебя у него. В полуденный отдых ты ездила к нему.
– К кому – к нему? – складывая салфетку, вздернула бровь Елизавета Петровна, словно подбадривая девушку продолжать.
– К Борису.
– Кхм. И что с того? Я должна отчитываться, куда, а главное, по какой надобности поехала?
– Но…
– Что, Катя? Я взрослая и незамужняя дама, не обремененная семейными обязанностями. Ты не поп, чтобы уличать меня в грехопадении. Все в пределах светских приличий. А вот следить… Кстати, а зачем ты за мной следила?
– Я… Мне…
– Ох, девочка моя! Да как же такое произошло-то? Господи, дитя!..
Москаленко играла. Но играла так, как и не снилось ни одной актрисе. Потому что та лицедействует на сцене, она же играла роль в жизни, что стократ труднее.
Елизавета поднялась и подошла к девушке, которую в этот момент прорвало. Катя уткнулась ей в живот и наконец заплакала. Москаленко обняла Катю и прижала к себе, искренне разделяя ее горе, но не считая себя вправе успокоить несчастную и развеять сомнения. Пусть поплачет. Слезы, они как дождь, смывающий грязь с мостовой и изгоняющий духоту, омывают душу и приносят облегчение.
– И когда только успела, девочка.
– Не зна-аю-у.
– Вот и я не знаю. Ведь вы и не виделись-то толком. Так, только урывками. Ну на катере. Так и там все больше отмалчивались. Не стоит он того, девочка моя. Самый обычный кобель. Хорош, конечно, иначе второй раз я к нему не поехала бы. Но только и того. Он еще на катере со мной заигрывал, шельмец. Ну, я и подумала, что неплохой вариант. Опять же, обещал сегодня пикник и охоту. Где он?
– Он мог пообещать в горячке, но денег на то недостало.
– Э-эх. Наивная простота. Я видела у него билет на пароход, отбывающий сегодня утром. Нет его уже на Нампуле.
– Значит, он…
– Именно, девочка. Самый обычный кобель, которому нужно только одно. И как только я просмотрела… – вновь начала сокрушаться Москаленко.
Опустилась на колени и, обняв девушку, притянула ее к своей груди. Только не вспоминать о чести и долге. Когда в сердце змеей заползают чувства, рассудок молчит. Клин клином вышибают. Порой это ревность. А иногда – вдруг возникшая сильная неприязнь.
В сердечке юной Кати сейчас бушевали сразу оба этих чувства. Ей больно, но это пройдет, непременно пройдет. Жаль, конечно, что оно так вышло. Нехорошо куражиться над первым чувством, преисполненным искренности и чистоты. Но что уж тут поделать, коли так сложилось.
Сопереживание девушке было так сильно и искренне, что Елизавета Петровна и сама не выдержала, сначала всхлипнув, а там и откровенно заплакав…
Окончание полдника ознаменовалось не только слезами в три ручья, но и полным примирением. Кате все еще было больно, но это уже не имело никакого отношения к спутнице. Не она, так другая. Кобелиная натура все одно взяла бы свое. Обидно и больно так ошибаться в человеке.
Но ведь Борис и впрямь не появился сегодня с утра. Ведь от него ничего особенного не требовалось. По сути, только присутствие. Остальным бы и они озаботились. Но его и след простыл.
– Мы не всегда являемся теми, кем кажемся.
– Вот именно, – вновь бросив на него любопытный взгляд, произнесла она.
– Всего лишь книги, Елизавета Петровна. Ну и высокая Разумность. Ну так как? Чаю?
– Угощай уж, Боренька. Только смотри потом не пожалей. Ведь знаешь, отчего отказываешься.
– Уже жалею, – разжигая плиту, в основе которой был примус, вздохнул он.
Торопиться им особо некуда. Пили чай со сладостями, которые у Измайлова всегда были в наличии, да вели неспешную беседу. Так, ни о чем и обо всем сразу. Пару раз в голове Бориса мелькнула мысль, что он мается ерундой. Обиженная и тем паче оскорбленная женщина подобна мине замедленного действия. Когда рванет, неизвестно, но то, что мало не покажется, это факт. Однако всякий раз он отгонял эти опасения прочь. Решение принято. Чего теперь метаться? А Москаленко… Ну умная же женщина. Должна понимать, что отвергли вовсе не ее.
Проводив гостью, хотел было поработать, но не смог заставить себя встать к мольберту. Решил плюнуть на это дело. Собрал вещи ввиду завтрашнего отбытия. Сходил в паб, посидел за кружечкой-другой пива. После раннего ужина завалился спать. А что еще делать, если находишься в полном раздрае? Как там говорится – утро вечера мудреней? Вот и нужно переспать это дело…
Проснулся он разом и тут же понял, что влип по самое не балуй. А о чем еще думать, если его зафиксировали так, что не шелохнуться. И рот зажали, что только мычать и остается. Впрочем, делать он этого не стал. Лишь сопел от натуги. Да только бесполезно все. Сильное молодое тело с хорошим бонусом ничего не могло противопоставить нападавшим.
Первая мысль была о том, что его нашли Алина и Денис. На кого они работают, он так и не понял, но был готов поставить рубль против сотни, что на царя-батюшку. А раз так, то и возможности у них серьезные, чтобы вычислить беглеца.
Впрочем, были и другие варианты. Да банальный грабеж. Могли же его приметить при покупке «Аптечки». Кто поверит в то, что он отдал за нее последнее? Да и не последнее. Вспомнился знакомый извозчик, что днем пытался его подвезти. Масса вариантов. В конце концов, могли и втемную сунуться: раз снимает квартиру, значит, монета водится. И за меньшее на тот свет спроваживали.
– Ну хватит уже брыкаться. Как же ты мне надоел, мальчишка! Успокойся, говорю тебе. Мы не бандиты. Боярин Морозов давно уж зазывает тебя в гости, а ты все бегаешь, по неразумности своей. Всыпать бы тебе розог, да не велено трогать без острой нужды. Ну вот. Давно бы так.
Ну а что такого? Морозов – это не душегубы. Жизнь вне опасности. С остальным же… Проблемы нужно решать по мере их поступления. Единственно, что он может сделать сейчас, это осмотреться и оценить свое положение. Ничего страшного пока не случилось. Вредить ему не станут. Ну разве только Морозов совсем уж обозлился, все же больше года за ним гоняется, и отдал приказ в случае невозможности доставить объект уничтожить. Мол, не доставайся же ты никому! Не, лучше не надо.
Словом, сопротивляться он прекратил, что и было отмечено старшим захватившей его группы.
– Значит, так, Григорий Иванович, шуметь не надо. Начнешь кричать, оглоушим, а там и с кляпом ходить будешь. Уяснил? Вот и ладно. Артем, Олег, держите этого умника. Николай, занавесь окно и запали лампу.
– Слушаюсь, ваш бродь, – послышался бас одного из нападавших.
Рот Борису разжали и позволили сесть, после чего кто-то начал возиться у окон. Наконец чиркнула спичка, и в стеклянной колбе керосинки затрепетал желтый огонек. Сразу же стали видны подробности.
Нападавших четверо. Трое схватили и удерживали его. Одеты просто, но добротно, не оборванцы какие. Последний сидит за столом. И по одежде, и по повадкам – дворянин. Держится легко и с чувством выполненного долга. Закинул ногу на ногу. Открыл крышку портсигара, достал папироску и прикурил от зажигалки.
– Николай, осмотри тут все, – приказал он, пыхнув табачным дымом.
– Слушаюсь, ваш бродь, – ответил здоровяк с повадками унтера.
Впрочем, остальных двоих худосочными тоже не назовешь. Крепкие мужики. Хм. И одного из них Борис вроде бы припоминает. Городовой из Морозовска. Да, никаких сомнений, точно он. Как звать, Борис никогда не знал, но на городских улицах видел. Форма, конечно, несколько меняет внешность, но Измайлова все же трудно обмануть.
– Ну здравствуй, Топилин Григорий Иванович. Позволь представиться: вассал боярина Морозова, а также коллежский секретарь сыскного отдела полиции острова Морозовский Перфильев Илья Назарович. Ох и заставил же ты меня побегать! Я, между прочим, из-за тебя лишился медового месяца. Обвенчался походя, словно по обязанности, да опять умчался за тобой охотиться.
– А чего за мной охотиться? Я, поди, не преступник.
– Серьезно? А не подскажешь, сколько у тебя имен? – принимая от Николая несколько паспортов и подпустив в голос иронии, поинтересовался Перфильев. – Подлог документов – серьезное преступление. Причем на каторгу отправишься не только ты, но и те, кто тебе в том помогал. Уверен, что Рыченков и Носов заслужили такой участи.
– Ну, это вам еще предстоит доказать. Эти паспорта не мои. Вы их мне подкинули.
– А кто по ним пересек границу? Тоже мы? Уверен, что таможенники тебя не опознают?
– Я не уверен, что вы станете проводить подобное опознание, потому как тогда нужно будет давать делу официальный ход. А вы тут неофициально и в настоящий момент не на страже закона, а самые обычные похитители. Все мое преступление заключается лишь в том, что я сбежал вместо того, чтобы с радостью пойти на службу к боярину Морозову. Так что прекращай мне лапшу на уши вешать, коллежский секретарь.
– За словами следи.
– Ну так веди себя соответственно, чтобы тебя воспринимали всерьез, а не как актера погорелого театра.
– Что у тебя, Николай?
– «Аптечка», пара «бульдогов», винтовка Маузера, ящик с красками и кистями, папка с бумагой, писчие принадлежности, книги да вещи. Ну и паспорта, бумаги какие-то гербовые, билет на пароход и деньги.
– Что за бумаги? Ага. Лицензии на охоту. Ерунда. Ну что, други, пора убираться с этого острова. Гриша, ты уж не обессудь, но тебе придется это выпить, – сковырнув пробку со стеклянного флакона и нарочито сокрушаясь, произнес Перфильев.
– Опоить хотите.
– Так выбор-то у тебя невелик. Либо выпиваешь, либо мы тебе укол сделаем.
– Давайте уж. А то еще инфекцию какую занесете.
Вскоре Борис поплыл и уронил голову на грудь. Коллежский секретарь проверил его состояние и, удовлетворенно кивнув, приказал выносить бесчувственное тело на улицу. Собутыльники тащат своего не рассчитавшего силы товарища. Обычное дело.
Глава 22
Догадки и ответы
– Катя, может, уже прекратишь дуться? – заканчивая намазывать масло и откладывая в сторону столовый нож, не выдержала Москаленко.
– С чего вы взяли, Елизавета Петровна, что я на вас дуюсь? – легонько пожала плечиками Яковенкова, накладывая на свой тост вишневое варенье.
– А как это называть? Еще вчера после полдника тебя словно подменили. Сама не своя. Только и того, что роняешь скупые фразы. Катюша, так нельзя. Нам ведь столько еще времени предстоит провести вместе.
– В чем проблема? Мы можем взять попутчиков. Не одни мы путешествуем по свету. Найдется много желающих.
Обычная практика для владельцев собственного судна. Прибывая на острова, они неизменно посещают светские мероприятия, обзаводятся новыми знакомыми и нередко приглашают кого-нибудь составить им компанию.
– Катя! – одернула девушку Москаленко, слегка повысив голос.
– Что – Катя?! – огрызнулась та в той же тональности.
– По-моему, тебе следует объясниться, – беря себя в руки, спокойно произнесла Елизавета Петровна.
– Мне?
– Ну не я же устроила этот демарш. Что происходит? Ты вчера отказалась пойти на выставку в галерею. Сегодня целый день меня избегаешь. Я надеялась, хоть за полдником наконец придешь в себя. Сутки уже хандришь. Но не тут-то было.
– Я видела тебя.
– Ты и сейчас меня видишь. Что в этом особенного? – вновь пожала плечами Москаленко.
– Я видела тебя у него. В полуденный отдых ты ездила к нему.
– К кому – к нему? – складывая салфетку, вздернула бровь Елизавета Петровна, словно подбадривая девушку продолжать.
– К Борису.
– Кхм. И что с того? Я должна отчитываться, куда, а главное, по какой надобности поехала?
– Но…
– Что, Катя? Я взрослая и незамужняя дама, не обремененная семейными обязанностями. Ты не поп, чтобы уличать меня в грехопадении. Все в пределах светских приличий. А вот следить… Кстати, а зачем ты за мной следила?
– Я… Мне…
– Ох, девочка моя! Да как же такое произошло-то? Господи, дитя!..
Москаленко играла. Но играла так, как и не снилось ни одной актрисе. Потому что та лицедействует на сцене, она же играла роль в жизни, что стократ труднее.
Елизавета поднялась и подошла к девушке, которую в этот момент прорвало. Катя уткнулась ей в живот и наконец заплакала. Москаленко обняла Катю и прижала к себе, искренне разделяя ее горе, но не считая себя вправе успокоить несчастную и развеять сомнения. Пусть поплачет. Слезы, они как дождь, смывающий грязь с мостовой и изгоняющий духоту, омывают душу и приносят облегчение.
– И когда только успела, девочка.
– Не зна-аю-у.
– Вот и я не знаю. Ведь вы и не виделись-то толком. Так, только урывками. Ну на катере. Так и там все больше отмалчивались. Не стоит он того, девочка моя. Самый обычный кобель. Хорош, конечно, иначе второй раз я к нему не поехала бы. Но только и того. Он еще на катере со мной заигрывал, шельмец. Ну, я и подумала, что неплохой вариант. Опять же, обещал сегодня пикник и охоту. Где он?
– Он мог пообещать в горячке, но денег на то недостало.
– Э-эх. Наивная простота. Я видела у него билет на пароход, отбывающий сегодня утром. Нет его уже на Нампуле.
– Значит, он…
– Именно, девочка. Самый обычный кобель, которому нужно только одно. И как только я просмотрела… – вновь начала сокрушаться Москаленко.
Опустилась на колени и, обняв девушку, притянула ее к своей груди. Только не вспоминать о чести и долге. Когда в сердце змеей заползают чувства, рассудок молчит. Клин клином вышибают. Порой это ревность. А иногда – вдруг возникшая сильная неприязнь.
В сердечке юной Кати сейчас бушевали сразу оба этих чувства. Ей больно, но это пройдет, непременно пройдет. Жаль, конечно, что оно так вышло. Нехорошо куражиться над первым чувством, преисполненным искренности и чистоты. Но что уж тут поделать, коли так сложилось.
Сопереживание девушке было так сильно и искренне, что Елизавета Петровна и сама не выдержала, сначала всхлипнув, а там и откровенно заплакав…
Окончание полдника ознаменовалось не только слезами в три ручья, но и полным примирением. Кате все еще было больно, но это уже не имело никакого отношения к спутнице. Не она, так другая. Кобелиная натура все одно взяла бы свое. Обидно и больно так ошибаться в человеке.
Но ведь Борис и впрямь не появился сегодня с утра. Ведь от него ничего особенного не требовалось. По сути, только присутствие. Остальным бы и они озаботились. Но его и след простыл.