Несостоявшийся граф

– Всенепременно. Тебя, кстати, подвезти?

– У тебя появился свой выезд?

– Не у меня, – усмехнулся подпоручик. – Есть посерьезнее люди.

– И кто же это?

– Шматов, кто же еще.

– Федя?!

– Он самый. Ну, а что ты хотел? Человек в первую гильдию метит! Пока правда плохо получается, но ведь старается.

– Чудны дела твои, господи! – покачал головой Лиховцев. – Но как ты вызовешь этот экипаж?

– Так в его доме каретного сарая с конюшней нет, вот он и снимает уголок здесь неподалеку. Сейчас скажу дворнику, чтобы он своего сына послал за ним.

– Я могу сбегать, – подал голос молчавший до сих пор Семен.

– Не, – мотнул головой Дмитрий, – ты еще толком не оправился. Так что лучше посиди дома. В крайнем случае мы с Лехой слегка прогуляемся.

– И то верно, – согласился приятель, – я бы с удовольствием немного прошелся.

– Вот и порешали, – подытожил Будищев. – Что, все поели? Тогда по коням!





* * *


В Петербурге хватало бывших барских домов, имевших многочисленные службы, в том числе и для выездов. Правда, многие из потомков их бывших обитателей теперь не могли позволить себе разъезжать по столичным проспектам на собственной четверке рысаков, и теперь их некогда величественные конюшни пустовали. В одной из таких и держал доставшийся ему по случаю экипаж с лошадкой будущий миллионщик Федор Лукич Шматов. Услышав, что старым боевым товарищам понадобилась его помощь, Федя мгновенно запряг Буцефала в настоящую закрытую карету выделки фабрики «Неллис и Фрезе».

– Мое почтение, Алексей Петрович, – радостно поприветствовал он давнего знакомого. – Как живы, здоровы?

– Твоими молитвами, – не смог удержаться от ответной улыбки Лиховцев. – А ты, как я смотрю, процветаешь?

– Есть маленько, – с подобающей скромностью отвечал ему Шматов с высоты козел.

– Полагаю, содержание выезда не самое дешевое удовольствие? – заметил Алеша, оказавшись внутри экипажа.

– Кто я такой, чтобы стоять на пути к успеху нашего друга? – философски заметил приятель, устраиваясь рядом с ним.

На самом деле, именно он ссудил Шматова деньгами на это обзаведение, здраво рассудив, что, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось, а свои колеса всегда могут пригодиться. Сегодня, судя по всему, представился как раз такой случай. В сущности, предложение Лиховцева выйти прямиком на царя было не таким уж безумным. Александр частенько посещал различные мероприятия, где они запросто могли встретиться. Будищева он знал, а потому мог и подозвать. А Мещерскому, буде тот заинтересуется такими маневрами, можно сказать, что ищет позицию. Сейчас главное выиграть время, а там видно будет…

Пора было трогаться, но тут к их парадному подошла молодая и, пожалуй, даже красивая дамочка. Увы, на привлекательном лице ее явно виделись черты порока, а манера ярко, но безвкусно одеваться и вызывающе вести себя не оставляла сомнений в роде занятий.

– Ты посмотри, какие карлики! – пихнул в бок товарища Дмитрий.

– Где? – изумился тот.

У провожавшего их швейцара также не было сомнений по поводу нравственности стоящей перед ним особы, поэтому он тут же преградил ей путь и внушительно рявкнул:

– Куда прешь, не видишь приличный дом?

– Полегче, папаша! – ничуть не смутилась проститутка. – Скажи лучше, господин Будищев здесь проживают?

– А на что он тебе?

– Твое какое дело?

– Никакого, а только Дмитрий Николаевич человек порядочный и с такими шкурами знакомства не водит.

– Это я-то шкура? – возмутилась жрица любви. – Да я тебе…

– Брэк! – почти весело воскликнул покинувший карету Дмитрий, становясь между ними. – Трифон, благодарю за службу, а вы, мадам, потрудитесь объяснить, какая у вас надобность к Будищеву?

– Между прочим, мадемуазель! – жеманно поправила его дама легкого поведения, после чего, смерив оценивающим взглядом, расплылась в профессиональной улыбке: – Так это вы, что ли?

– А что, не похож?

– Отчего же, очень даже похожи. Представительный и в форме. Так мне вас Степанида и описала…


– Что?! – схватил ее за руку Будищев. – Где ты ее видела?

– Полегче, красавчик! Ты мне еще не заплатил, чтобы эдак лапать.

– Пардон, мадемуазель, прошу принять извинения за некоторую экспансивность, – взял себя в руки подпоручик, после чего продолжил таким же любезным тоном: – Но если ты, лахудра, мне сейчас же не скажешь, где Стешу видела, я тебя наизнанку выверну!

– В Центральной[36], где же еще, – и не подумала обижаться на угрозу служительница Венеры. – Мы с ней в одной камере чалились.

– Как она там?

– А чего ей сделается? Я ей поддержку дала, к себе взяла, можно сказать, последним куском хлеба делилась…

– Я понял, – расстегнул портмоне Будищев. – Она и сейчас там?

– Нет, – помотала головой проститутка. – Перед тем как мне выйти, ее в одиночку перевели. Как политическую.

– Давно это было?

– Так аккурат неделя прошла…

– Что?!

– Ну прости, красавчик, я как вышла, все так закрутилось. Тишка мой уж до того рад был, что мы целую седмицу и прогуляли…

– То есть она уже неделю в одиночке?

– Ага.

– А Тишка твой кто, из фартовых?

– Вроде того, – согласно кивнула дамочка, уважительно посмотрев на странного офицера, разбирающегося в подобных тонкостях.

– Саму как зовут?

– Лаура я, – жеманно повела плечиком жрица любви.

– К надзирателям подходы есть?

– У Тихона есть, как не быть.

– Потолковать мне с ним надо.

– Не будет он с тобой разговаривать…

– А ты сделай так, чтобы поговорил!

– Мне-то с этого какая корысть?

– Синенькой[37] хватит?

– Дешево ты меня ценишь, красавчик! Четвертной клади.

– За четвертной я и тебя со всеми потрохами куплю.

– А я, может, согласная.

– Червонец, и баста!

– Ладно, давай.

– Ну уж нет, сначала дело!

– Эх, и офицера пошли нынче, жадные да недоверчивые…

– Вот тебе пятерка, остальное, как дело сделаешь.

– Договорились, – обрадованно кивнула дамочка и ловко цапнула накрашенными коготками кредитный билет.

Все время, пока шел этот крайне непонятный ему разговор, Лиховцев напряженно вглядывался в лицо проститутки, показавшейся ему смутно знакомой. В какой-то момент той это наскучило, и она переключилась на Алексея.

– Что смотришь, барин, али интересуешься чем?

– Дуняша? – против воли вырвалось у него.