Несостоявшийся граф
Часть 10 из 67 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Так они постепенно обошли почти весь зал. Княгине неожиданно пришелся по вкусу выслужившийся из нижних чинов бастард. Молодой человек оказался хоть и несколько неотесанным, но умел обаятельно улыбаться и многозначительно молчать. А уж если начинал говорить, то речь его оказывалась не лишена остроумия и своеобразного стиля. Но главное, у него на все было свое мнение, причем совершенно оригинальное.
– Видите вон того взволнованного молодого человека в армейском мундире? Говорят, он весьма талантливый литератор, хотя мне описанные им жуткие подробности войны кажутся чрезмерными. В Петербург приехал, чтобы показаться врачам.
– Гаршин? – узнал бывшего сослуживца Будищев, после чего они обменялись крепкими рукопожатиями.
– Вы знакомы? – приподняла бровь княгиня Долли.
– Служили вместе, – неопределенно ответил подпоручик.
– А вот это дети барона Штиглица. Наследники всего капитала придворного банкира.
– Мое почтение, господа, – поклонился подпоручик, не сводя глаз с зардевшейся барышни.
К большому удивлению хозяйки, Людвиг дружески протянул Дмитрию руку.
– Ах да, – сообразила хозяйка, – они ведь тоже участвовали в походе на текинцев. – Вот вы откуда их знаете.
– Не только, – загадочно улыбнулся Дмитрий, еще больше укрепив княгиню Долли в ее подозрениях.
* * *
В прежние времена, когда трава была зеленее, солнце ярче, а нравы патриархальнее, матери строго следили за дочерями, чтобы те не общались с молодыми кавалерами наедине и ненароком не скомпрометировали себя. Но в салоне княгини Долли все было проще, и молодежь вскоре собралась в свой кружок. Центром его оказался диван, на котором в окружении сестер Мещерских с комфортом устроилась Люсия Штиглиц, а вокруг толпились молодые люди в мундирах и партикулярных платьях, непрерывно старавшиеся услужить своим прелестным спутницам и осыпавшие их комплиментами.
– Господин Гаршин, а почитайте нам свои стихи, – весьма некстати попросила Лиззи, явно положившая глаз на литератора.
– Просим-просим, – подхватили сестры, окончательно оконфузив молодого человека.
– Но я не пишу стихов, – возразил тот, нервно дернув головой.
– Какая жалость, – надула губки поклонница.
– Всеволод Михайлович очень скромен, – пришел к нему на помощь Будищев, пользуясь моментом, чтобы подобраться ближе к Люсии. – Но поверьте, поэзия ему не чужда!
– А вы сочиняете что-нибудь? – переключилась на него княжна Мещерская.
– Стихи нет, – двусмысленно ответил ей Будищев, – но сочинить что-нибудь могу запросто.
– Так сочините что-либо для нас, – неожиданно попросила Люсия.
– И спойте, – тут же добавила неугомонная Лиззи.
Будь на месте Дмитрия обычный человек, он бы, вероятно, смутился, но моряка трудно было назвать обычным. Совершенно лишенный слуха и умения петь, он обладал четкой дикцией, прекрасной памятью и счастливой способностью нести любую чушь, оставаясь при этом серьезным.
– Только если госпожа баронесса согласится мне аккомпанировать, – с готовностью согласился он.
– Но я не очень хорошо играю, – попыталась отказаться не ожидавшая подобного поворота мадемуазель Штиглиц.
– Поверьте, я пою еще хуже.
Отступать было некуда, и бедной девушке пришлось отправляться к роялю.
Прочие гости, явно заинтригованные происходящим, подтянулись следом, и скоро вокруг Люсии с Дмитрием собралась изрядная толпа.
– А что вам исполнить? – робко спросила баронесса.
– Да что угодно, – великодушно отозвался солист.
– И как называется произведение? – осведомилась не знающая, что ждать от этой импровизации, княгиня Долли.
– Девушка из маленькой таверны, – провозгласил Будищев, после чего зачем-то добавил: – Музыка и слова народные!
– Как мило, – скептически покачала головой хозяйка салона, но ее никто не расслышал.
Девушку из маленькой таверны
Полюбил суровый капитан,
Девушку с глазами дикой серны
И румянцем ярким, как тюльпан.
Полюбил за пепельные косы,
Алых губ нетронутый коралл,
В честь которых пьяные матросы
Поднимали не один бокал.
Родись Эдвард Радзинский столетием раньше, он наверняка умер бы от зависти, слушая, с каким чувством Дмитрий декламирует эти незамысловатые строки. Ошарашенная Люсия выбивала пальцами по клавишам нечто непонятное, но по странной прихоти судьбы вполне соответствующее тексту. Слушатели же, особенно их женская часть, воспринимали и то и другое более чем благосклонно, а когда дошло до трагической развязки, даже расчувствовались.
– Дмитрий Николаевич, это вы сочинили? – спросила Лиззи, вытирая текущие ручьем слезы.
– Ну что вы, – скромно отказался от авторства подпоручик. – Где уж мне, я больше по гальванической части.
– Вы были правы, это нельзя назвать стихами, – покачал головой Гаршин, но из вежливости похлопал вместе с остальными.
– Господа, это же прекрасно! – прощебетала княжна. – Ах, я всегда завидовала морякам. Они бывают в далеких странах, своими глазами видят разных людей и экзотических животных. Скажите, господин Будищев, а вы бывали в Африке?
– Увы, но дальше Каспия и Черноморского побережья Болгарии мне бывать не доводилось. Впрочем, там тоже довольно жарко.
– Вы воевали с турками?
– Да. Вместе с Всеволодом Михайловичем.
– Неужели? – удивилась девушка, в глазах которой ореол литератора только что несколько потускнел, зато ярко зажглась звезда моряка, изобретателя и, как оказалось, исполнителя оригинального жанра.
– Вы, верно, метко стреляете?
– Иногда.
– Дмитрий Николаевич скромничает, – с легкой ноткой ревности в голосе заявила Люсия. – Он вообще не промахивается!
– Ну, уж это вы хватили, – не выдержал поручик в форме лейб-гвардии стрелкового батальона, фамилию которого Будищев не запомнил. – Моряки обычно плохо стреляют.
– Всяко лучше, чем извозчики, – не подумав, ляпнул подпоручик и хотел было прикусить язык, но стало поздно[15].
– Что вы сказали, милостивый государь? – побелел от гнева гвардеец.
– Полно-полно, господа, – поспешила вмешаться хозяйка салона. – Не стоит ссориться по пустякам.
– Помилуйте, ваше сиятельство, – миролюбиво улыбнулся Дмитрий. – Мы с господином поручиком…
– Фон Фитингоф, – мрачно представился стрелок.
– Мы с господином поручиком фон Фитингофом и не думали ссориться. А просто хотели развлечь наших дам. Не правда ли?
– Но как?
– У вас есть двор, зимний сад или что-нибудь в этом духе?
– Да.
– Тогда пойдемте туда.
Зимним садом называлось нечто вроде оранжереи со стенами из стекла, в котором спасались от питерских морозов несколько чахлых пальм и китайских роз. Но, во всяком случае, там было просторно и светло, а поскольку день был достаточно теплый, сквозь успевшие оттаять стекла был хорошо виден двор и покосившийся каретный сарай.
– Что там у вас? – поинтересовался у княгини Будищев.
– Конюшня.
– Лучше и быть не может, – ухмыльнулся Дмитрий, взводя курок на неизвестно откуда появившемся у него револьвере.
Выйдя на улицу, он немного карикатурно раскланялся с толпившимися у окон дамами, после чего устроил маленькое представление. Сбивал выстрелами сосульки с крыши, поражал тут же нарисованные мишени, затем быстро перезаряжал барабан и снова стрелял, а под конец выбил на старой штукатурке сарая вензель княжны Китти.
– Браво! – захлопали в ладоши зрители, после чего вопросительно уставились на побледневшего Фитингофа.
– У меня нет с собой револьвера, – с сокрушенным видом отвечал тот.
– Я бы дал вам свой, – неожиданно пришел к нему на помощь Будищев, – но, боюсь, в таком случае у вас не будет возможности отыграться.
– Видите вон того взволнованного молодого человека в армейском мундире? Говорят, он весьма талантливый литератор, хотя мне описанные им жуткие подробности войны кажутся чрезмерными. В Петербург приехал, чтобы показаться врачам.
– Гаршин? – узнал бывшего сослуживца Будищев, после чего они обменялись крепкими рукопожатиями.
– Вы знакомы? – приподняла бровь княгиня Долли.
– Служили вместе, – неопределенно ответил подпоручик.
– А вот это дети барона Штиглица. Наследники всего капитала придворного банкира.
– Мое почтение, господа, – поклонился подпоручик, не сводя глаз с зардевшейся барышни.
К большому удивлению хозяйки, Людвиг дружески протянул Дмитрию руку.
– Ах да, – сообразила хозяйка, – они ведь тоже участвовали в походе на текинцев. – Вот вы откуда их знаете.
– Не только, – загадочно улыбнулся Дмитрий, еще больше укрепив княгиню Долли в ее подозрениях.
* * *
В прежние времена, когда трава была зеленее, солнце ярче, а нравы патриархальнее, матери строго следили за дочерями, чтобы те не общались с молодыми кавалерами наедине и ненароком не скомпрометировали себя. Но в салоне княгини Долли все было проще, и молодежь вскоре собралась в свой кружок. Центром его оказался диван, на котором в окружении сестер Мещерских с комфортом устроилась Люсия Штиглиц, а вокруг толпились молодые люди в мундирах и партикулярных платьях, непрерывно старавшиеся услужить своим прелестным спутницам и осыпавшие их комплиментами.
– Господин Гаршин, а почитайте нам свои стихи, – весьма некстати попросила Лиззи, явно положившая глаз на литератора.
– Просим-просим, – подхватили сестры, окончательно оконфузив молодого человека.
– Но я не пишу стихов, – возразил тот, нервно дернув головой.
– Какая жалость, – надула губки поклонница.
– Всеволод Михайлович очень скромен, – пришел к нему на помощь Будищев, пользуясь моментом, чтобы подобраться ближе к Люсии. – Но поверьте, поэзия ему не чужда!
– А вы сочиняете что-нибудь? – переключилась на него княжна Мещерская.
– Стихи нет, – двусмысленно ответил ей Будищев, – но сочинить что-нибудь могу запросто.
– Так сочините что-либо для нас, – неожиданно попросила Люсия.
– И спойте, – тут же добавила неугомонная Лиззи.
Будь на месте Дмитрия обычный человек, он бы, вероятно, смутился, но моряка трудно было назвать обычным. Совершенно лишенный слуха и умения петь, он обладал четкой дикцией, прекрасной памятью и счастливой способностью нести любую чушь, оставаясь при этом серьезным.
– Только если госпожа баронесса согласится мне аккомпанировать, – с готовностью согласился он.
– Но я не очень хорошо играю, – попыталась отказаться не ожидавшая подобного поворота мадемуазель Штиглиц.
– Поверьте, я пою еще хуже.
Отступать было некуда, и бедной девушке пришлось отправляться к роялю.
Прочие гости, явно заинтригованные происходящим, подтянулись следом, и скоро вокруг Люсии с Дмитрием собралась изрядная толпа.
– А что вам исполнить? – робко спросила баронесса.
– Да что угодно, – великодушно отозвался солист.
– И как называется произведение? – осведомилась не знающая, что ждать от этой импровизации, княгиня Долли.
– Девушка из маленькой таверны, – провозгласил Будищев, после чего зачем-то добавил: – Музыка и слова народные!
– Как мило, – скептически покачала головой хозяйка салона, но ее никто не расслышал.
Девушку из маленькой таверны
Полюбил суровый капитан,
Девушку с глазами дикой серны
И румянцем ярким, как тюльпан.
Полюбил за пепельные косы,
Алых губ нетронутый коралл,
В честь которых пьяные матросы
Поднимали не один бокал.
Родись Эдвард Радзинский столетием раньше, он наверняка умер бы от зависти, слушая, с каким чувством Дмитрий декламирует эти незамысловатые строки. Ошарашенная Люсия выбивала пальцами по клавишам нечто непонятное, но по странной прихоти судьбы вполне соответствующее тексту. Слушатели же, особенно их женская часть, воспринимали и то и другое более чем благосклонно, а когда дошло до трагической развязки, даже расчувствовались.
– Дмитрий Николаевич, это вы сочинили? – спросила Лиззи, вытирая текущие ручьем слезы.
– Ну что вы, – скромно отказался от авторства подпоручик. – Где уж мне, я больше по гальванической части.
– Вы были правы, это нельзя назвать стихами, – покачал головой Гаршин, но из вежливости похлопал вместе с остальными.
– Господа, это же прекрасно! – прощебетала княжна. – Ах, я всегда завидовала морякам. Они бывают в далеких странах, своими глазами видят разных людей и экзотических животных. Скажите, господин Будищев, а вы бывали в Африке?
– Увы, но дальше Каспия и Черноморского побережья Болгарии мне бывать не доводилось. Впрочем, там тоже довольно жарко.
– Вы воевали с турками?
– Да. Вместе с Всеволодом Михайловичем.
– Неужели? – удивилась девушка, в глазах которой ореол литератора только что несколько потускнел, зато ярко зажглась звезда моряка, изобретателя и, как оказалось, исполнителя оригинального жанра.
– Вы, верно, метко стреляете?
– Иногда.
– Дмитрий Николаевич скромничает, – с легкой ноткой ревности в голосе заявила Люсия. – Он вообще не промахивается!
– Ну, уж это вы хватили, – не выдержал поручик в форме лейб-гвардии стрелкового батальона, фамилию которого Будищев не запомнил. – Моряки обычно плохо стреляют.
– Всяко лучше, чем извозчики, – не подумав, ляпнул подпоручик и хотел было прикусить язык, но стало поздно[15].
– Что вы сказали, милостивый государь? – побелел от гнева гвардеец.
– Полно-полно, господа, – поспешила вмешаться хозяйка салона. – Не стоит ссориться по пустякам.
– Помилуйте, ваше сиятельство, – миролюбиво улыбнулся Дмитрий. – Мы с господином поручиком…
– Фон Фитингоф, – мрачно представился стрелок.
– Мы с господином поручиком фон Фитингофом и не думали ссориться. А просто хотели развлечь наших дам. Не правда ли?
– Но как?
– У вас есть двор, зимний сад или что-нибудь в этом духе?
– Да.
– Тогда пойдемте туда.
Зимним садом называлось нечто вроде оранжереи со стенами из стекла, в котором спасались от питерских морозов несколько чахлых пальм и китайских роз. Но, во всяком случае, там было просторно и светло, а поскольку день был достаточно теплый, сквозь успевшие оттаять стекла был хорошо виден двор и покосившийся каретный сарай.
– Что там у вас? – поинтересовался у княгини Будищев.
– Конюшня.
– Лучше и быть не может, – ухмыльнулся Дмитрий, взводя курок на неизвестно откуда появившемся у него револьвере.
Выйдя на улицу, он немного карикатурно раскланялся с толпившимися у окон дамами, после чего устроил маленькое представление. Сбивал выстрелами сосульки с крыши, поражал тут же нарисованные мишени, затем быстро перезаряжал барабан и снова стрелял, а под конец выбил на старой штукатурке сарая вензель княжны Китти.
– Браво! – захлопали в ладоши зрители, после чего вопросительно уставились на побледневшего Фитингофа.
– У меня нет с собой револьвера, – с сокрушенным видом отвечал тот.
– Я бы дал вам свой, – неожиданно пришел к нему на помощь Будищев, – но, боюсь, в таком случае у вас не будет возможности отыграться.