Неприятности в старшей школе

Он улыбается.

– Прекрасно, дорогая.

Я фыркаю и откидываюсь на спинку дивана.

Он окидывает меня взглядом и улыбается еще шире.

– Что? – с подозрением спрашиваю я.

– Твой наряд идеален, ну, знаешь, для вашего народца, – произносит он, не сводя глаз с моих черных джинсов, порванных на бедрах, и белоснежной короткой футболки. Он переводит взгляд на мои волосы, собранные мной после душа во французские косы с хвостиками. – Прическа тоже.

– Для чего?

– Ты разве не слышала? – его ухмылка заставляет меня выпрямиться. – Сегодня вечеринка по поводу восемнадцатилетия Мэддока, и ты пойдешь туда со мной в качестве моей милой девушки, дорогая. – Он шагает к лестнице, а я пытаюсь сделать вдох, в чем мои легкие мне вдруг отказывают.

Я еще так мало его знаю, что даже не в курсе про его день рождения.

– Мы выезжаем через тридцать минут! Полагаю, тебе стоит надеть еще те уродливые ботинки!

Едва сдерживая то, что пытается процарапать себе путь наружу, я откидываюсь назад и закрываю глаза.

Это непременно будет интересно.

И под «интересно» я имею в виду чертов кошмар.

Я делаю еще глоток.

Вероломная сука.

И это я.





Мэддок




Она пришла с ним, как мы, блин, и думали.

Словно приклеенная к нему, слегка пошатывающаяся. Они тихонько проскользнули внутрь, как будто Бак, сторожевой пес здесь, в «Башне» – клубе, который мы арендовали для сегодняшней вечеринки, – не отправил мне сообщение в ту же секунду, как ее поношенные тимберленды ступили на бетон.

Моя кровь раскаляется, а мышцы сокращаются от одного лишь взгляда на нее.

Она же чистый дьявольский огонь.

Безо всяких усилий, в которых кто-то мог бы увидеть какие-то особые намерения. Узкие, обтягивающие задницу джинсы, полоска кожи над талией, длинные волосы, собранные в два хвоста, готовые намотаться на мои кулаки, с синими кончиками, сияющими в свете ламп. Непринужденная сексуальность.

Однако, встретившись с ней взглядом, я замечаю, что выглядит она ужасно. Она измотана, как я надеялся, и несчастна, как я мечтал. Она кажется настолько ушатанной, насколько и заслужила за все свои выходки.

Тем не менее, глядя на нее, я вижу только одно: она моя.

И все же сегодня она здесь не со мной.

Она с ним, этим ублюдком, жаждущим лишить мою семью власти. Парнем, который мечтает избавиться от Брейшо и получить контроль над этим городом для своей семьи, чтобы утопить его в грязи и управлять им так, чтобы стать богатым и властным, а не уважаемым и внушающим страх, как настоящие лидеры, как Брейшо.

Как мы, мать его.

Он не хочет помогать слабым стать сильными, предпочитая, чтобы они не высовывались. Не хочет наблюдать, как местный бизнес расцветает и создает лучшее, сплоченное сообщество. Нет, он мечтает править всеми и готов идти по головам всех маленьких людей, встающих у него на пути. Это не то, частью чего хотят стать люди, – это конец эры.

Наши семьи не единственные в округе, обладающие властью. Несколько таких же раскиданы по штату, и мы защищаем жизнь, которой живем, и города, которые мы создали. Мы живем по собственным законам и присматриваем друг за другом.

Но наш город – последний из разделенных надвое, единственный, где основатели борются друг с другом за власть. По мнению нашего отца, мы с братьями должны положить конец этой войне, пока не подключились другие семьи и не решили все за нас. Лишь одно имя может быть во главе, и это будет Брейшо.

Грейвены были вытеснены не без причины.

Они замарали себя и не знают, что такое преданность. Они, не задумываясь ни на секунду, поимели бы сами себя, если бы это сулило им выгоду. Наш город, наша семья и народ стоят на трех вещах: честность, преданность и уважение.

Коллинз с радостью продаст все три, чтобы набить свой карман зеленью – как будто единственному наследнику будет мало того, что оставит ему дед, когда сыграет в ящик.

Алчность порождает ложь и предательство, и если сюда придет анархия, мы все падем. Окружающие города и их главы, не колеблясь, придут сюда, если мы не сможем контролировать наших собственных людей.


Вопрос в том, заглушает ли уже звон денег мой голос для моей девушки?

Я бросаю взгляд на Тишу, одну из пешек Хлои, усевшуюся на барную стойку, чтобы поболтать с барменом.

– Я устал ждать, пора проверить это дерьмо.

Я снова смотрю на Рэйвен, изо всех сил, мать ее, старающуюся спрятать свое тело за барным стулом.

– Ты в этом уверен? – Кэптен говорит так тихо, что его слышу только я. – Та цыпочка должна приехать с минуты на минуту.

– Мне нужно знать.

– Я с Мэддоком, – Ройс кивает, и его тело уже слегка покачивается под действием алкоголя.

Кэп оглядывает его, прежде чем перевести взгляд на меня – в нем отчетливо читается сомнение.

– А ты к этому готов? – не отстает он. – Что будет, если все пойдет не по плану?

– Тогда она будет умолять о том, чтобы ее вернули в трейлер, еще до того, как мы с ней закончим.

Кэп вздыхает, слегка опуская плечи, и кивает. Ройс потирает руки, весь такой уверенный и готовый, хотя я знаю, что он чертовски нервничает. Он закидывал в себя шоты один за другим с того момента, как мы приехали.

Я залпом опустошаю свой стакан и встаю. Я уже несколько месяцев не пил так много, и хоть я и не в хламину, не могу отрицать, что мне нравится, как мое тело, наконец, расслабилось после стольких дней чистого чертова напряжения.

Тиша видит, что я иду к ней, и ее спина тут же выпрямляется.

Я никак не предупреждаю ее – только взглядом по мере приближения. А потом хватаю под колено и подтягиваю к краю стойки. Я встаю у нее между ног, и она охает, распахивая глаза.

– Ты пялишься на меня уже целый час, Тиша, – я наклоняюсь к ней. – У тебя что-то есть для меня? – шепчу я, проводя ладонями по ее бедрам, и она напрягается.

Выдав нервный смешок, она отшатывается, бросив быстрый взгляд направо.

– Я… – она отодвигается от меня, пожимая плечами. – Слушай, я и вправду этого бы очень хотела, и, возможно, я на тебя смотрела, но это все. Раньше я бы отдала что угодно за такую возможность, но теперь все изменилось. На следующей неделе у меня съемка, и я не могу рисковать своей задницей. Прости. – Она спрыгивает с барной стойки и уходит.

– Ты идиот.

Я оборачиваюсь и обнаруживаю у себя за спиной Виенну. Кэп и Ройс подходят к нам.

– Я же велел тебе приехать в десять, – шиплю я.

– А мне пришлось ждать, пока Мейбл отрубится, потом искать, кто меня подвезет, потому что иначе мне сюда не добраться. Но… – Виенна облизывает губы и улыбается мне, – теперь я здесь.

– Зачем тебе вообще это надо? – спрашивает Ройс, изучая ее своим затуманенным взглядом.

– Как я уже говорила вам, парни, мне не нравится то, что она делает в последнее время. Ей не следовало выступать против вас. – Она протягивает руку, чтобы дотронуться до моего бицепса, и я бросаю на нее злобный взгляд. – Я не верю, что она такая скандалистка, какой ее показывает этот обмен. – Она делает шаг ко мне и кладет ладони мне на грудь. – Так что, как я уже сказала, я собираюсь принять удар на себя, и, надеюсь, это поможет вам, Брейшо, получить то, что вы хотите.

Мои братья неохотно отступают на несколько шагов, что-то бормоча себе под нос.

Виенна мгновение колеблется, а потом осторожно приподнимается на носочки и касается моих губ своими.

Через секунду я заставляю себя обнять ее и притянуть ее тело к себе.

Она улыбается и накрывает мои губы своими, засовывая свой язык мне в рот. Я отвечаю на поцелуй, заставляя свой язык повторять ее осторожные движения.

Как же все, мать его, неправильно.

Моя детка никогда не осторожничает, пуская в ход свой рот.

Она требует, наказывая и пылая от желания.

И она не пытается вмешаться, чтобы прекратить, мать его, все это.

Черт тебя подери, Рэйвен!

Я отстраняюсь от губ Виенны, но еще минуту обнимаю ее. Я убираю руки, когда она улыбается мне.

Она дотрагивается до своих губ, мгновение колеблется, а потом исчезает в коридоре в поисках туалета.

Кэптен и Ройс снова подходят ко мне.

Ярость и раздражение в сочетании с полным отчаянием накрывают меня, и такие же болезненные эмоции я вижу на лицах своих братьев.

Кэптен вздыхает, опуская подбородок к груди, а Ройс сжимает челюсти и отводит взгляд.