Непорочная куртизанка
Часть 6 из 56 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— И каким образом все это должно осуществиться?
— Очень просто.
Джаспер поднялся, принес графин, наполнил бокал Клариссы, а она была слишком поглощена путаницей сумасбродных мыслей, чтобы остановить его. Он налил вина в свой бокал и снова сел.
— Начнем самым обычным образом. Я стану одним из ваших клиентов и потребую от мистрис Гриффитс эксклюзивных услуг. Мы составим контракт, под которым подпишемся все трое.
Ей следовало бы перебить его, объяснить, что здесь произошло ужасное недоразумение, но слова почему-то не шли с губ. Она смотрела на свои сжатые на коленях руки и молчала. А план графа тем временем принимал законченные формы.
— Я поселю вас в купленном на ваше имя доме, и для всех вы станете моей любовницей. Будем ездить в театр, обедать в модных ресторанах, и в конце концов я введу вас в общество. Как только общество примет вас, состоится свадьба. И условия завещания моего дяди будут выполнены, — добавил он и, откинувшись на спинку дивана, вопросительно поднял брови: — Итак, что скажете, мистрис Кларисса?
— И общество готово принять в свои ряды известную всем куртизанку?
— Такое и раньше бывало. Куртизанки становились признанными любовницами принцев, а иногда и женами аристократов. Главное — у вас есть необходимая красота, а я позабочусь о вашем обучении соответствующим манерам и этикету, чтобы никто не посмел упрекнуть вас в низком происхождении.
«Да неужели?»
Кларисса опустила глаза, чтобы он не увидел в них вспышки презрительного негодования.
«Какое право он имеет предполагать, что у меня отсутствует подобное образование?»
Но если пуститься в объяснения, придется признать, что ее нынешние обстоятельства дали ему пусть и неверную, но все же причину думать именно так. А ведь на самом деле мать с детства вбивала в нее основы жизни при дворе, поскольку сама была третьей дочерью графа, чей брак со сквайром, пусть и очень богатым, считался мезальянсом. Это был брак по любви, не угасшей до самого конца, но леди Лавиния Астли решила: ее дочь должна выйти замуж за аристократа, и, следовательно, ей необходимо знать, как вести себя в обществе.
Наверное, леди Лавиния перевернулась бы в гробу, увидев, как ее единственная дочь обсуждает предложение подобного рода. А может, и нет. В конце концов, ее дочь станет графиней!
Нелепость ситуации неожиданно развеселила ее. Кларисса смеялась, смеялась и не могла остановиться.
Джаспер уставился на нее, гадая, уж не связался ли он с истеричкой. Он уже хотел позвать Нэн с нюхательной солью и водой, когда приступ кончился и Кларисса прижала к глазам платок.
— Простите, не понимаю, что тут смешного, — бросил Джаспер, не в силах скрыть раздражение. — Я предлагаю вам возможность, за которую любая женщина в вашем положении отдала бы правую руку. А вы заливаетесь смехом.
— Прошу прощения, — удалось ей выдавить наконец. — Это было крайне невежливо с моей стороны. Но я как раз подумала кое о чем еще и повела себя неприлично.
— Прошу вас, объяснитесь.
Судя по виду, граф был серьезно оскорблен. А что она может сделать? Разве что честно объяснить, в чем дело.
— Кое-что из сказанного вами заставило меня вспомнить один случай, о котором я совершенно забыла. Мне искренне жаль. Это было очень невежливо с моей стороны.
Джаспер нахмурился, снова почувствовав, что эта красавица с огромными глазами и тициановскими волосами явно не та, за кого себя выдает.
— Итак, каков будет ваш ответ? — подытожил он.
Кларисса вдруг поняла, что уже знает собственный ответ. Во время этого удивительного разговора она почти все решила, и это решение было невероятным для нее самой.
— Я бы попросила дать мне немного времени на размышления, милорд, — кивнула она, вставая. — Вы согласны дать мне это время?
— По-видимому, придется. — Он тоже встал. — Я вернусь завтра в полдень... о нет, для вас, разумеется, это слишком рано. Ведь вы ложитесь на рассвете, не раньше.
— Нет-нет, приходите. Вряд ли у меня будет очень бурная ночь, — улыбнулась она, втайне изумляясь себе. — Сегодня я не ожидаю постоянных клиентов.
— Значит, завтра в полдень, — с поклоном уточнил граф. — Прощайте, мистрис Кларисса.
— И вам до свидания, милорд.
Наскоро сделав реверанс, она поспешила выйти. И не успела закрыть дверь, как перед ней материализовалась Нэн Гриффитс.
— Итак, моя дорогая, в чем заключалось предложение его сиятельства?
Проницательные глазки шарили по лицу девушки в поисках намека на правду.
— Возможно, ему следует самому все объяснить, мэм, — вежливо ответила Кларисса, направляясь к лестнице.
— И ты его приняла? — с неожиданной резкостью спросила мадам.
— Пока еще нет. Попросила время на размышления. Его сиятельство придет за ответом завтра в полдень.
— Понимаю, — задумчиво протянула Нэн. — Может, дорогая, тебе сегодня вечером понадобится что-то, чтобы помочь принять решение?
Кларисса твердо знала, чего хочет. Уже вечер, а она ничего не ела с самого утра, если не считать двух устриц.
— Признаюсь, я очень голодна, мэм, и хочу пить. Мне нужно о многом поразмыслить, и, кроме того, я предпочитаю не выходить сегодня на улицу в поисках ужина.
— Я велю принести тебе ужин в комнату, дорогая. И может быть, разжечь огонь в камине? По ночам становится все холоднее.
— Было бы крайне любезно с вашей стороны, мэм. Я очень вам благодарна.
— О, не стоит! Такие пустяки! Иди наверх, а я обо всем позабочусь.
Кларисса, поражаясь себе, взбежала по ступенькам. Похоже, до этой минуты она совершенно не знала себя. Оказавшись в уединении своей комнаты, она закрыла дверь и подошла к окну.
Закат уже спускался на город, и звуки веселья становились все оживленнее. Из кабачков, трактиров и домов терпимости доносились смех и музыка. Клариссу переполняла странная, будоражащая энергия, словно она стояла у истоков новой жизни. Она так задумалась, что вздрогнула, услышав стук.
В комнату вошел слуга с тяжелым подносом, его сопровождала девушка, почти ребенок, с трудом тащившая ведерко с углем. Горничная ссыпала уголь в камин и достала из кармана кремень и огниво. Слуга поставил поднос на комод.
— Больше ничего не потребуется, мисс? — хмуро спросил он, очевидно, раздраженный приказом обслужить девушку, живущую в помещении для прислуги.
— Спасибо, — тепло улыбнулась Кларисса и повернулась к девушке: — И тебе спасибо, дорогая. Огонь горит ярко.
Они ушли, и Кларисса немедленно исследовала содержимое подноса. Жареный цыпленок с грибной подливкой, хрустящий хлеб, сыр и миндальное пирожное, разумеется, с лихвой возместят потерю пирога с олениной. Да и графинчик с бургундским вполне заменит ту бутылку вина, которое она так и не попробовала в «Ангеле».
Кларисса налила бокал вина, отнесла его и тарелку к маленькому стульчику у камина и стала с аппетитом есть. Насытившись, она поставила тарелку на пол, взяла бокал и протянула ноги к огню. Пора подумать, что делать дальше.
Глава 3
Отец Клариссы умер в чудесный майский день. Он болел с начала года, но, имея характер стойкий и решительный, старался не обращать внимания на разного рода недуги. Старый друг, деревенский доктор, прописывал лекарства, которые больной отказывался принимать, советовал отдых, от которого пациент отмахивался. И даже охотился с гончими, что было ему строго запрещено. Но сквайр Астли не желал пропустить ни одного погожего денька.
Сады пышно цвели. Графство действительно оправдывало свой титул «сад Англии». И сейчас, в эту прекрасную погоду, Кларисса стояла в библиотеке, у отцовского стула, понимая, что за тот последний час, когда она оставила отца за чтением, он тихо и навсегда ушел от них. Книга валялась на полу, и Кларисса нагнулась, чтобы ее поднять. Она ощутила пустоту комнаты, едва вошла. Отца здесь больше не было...
Кларисса не помнила, сколько простояла, ошеломленно глядя на отца, пытаясь осознать ужасную действительность. Отцовская рука по-прежнему была теплой, волосы — густыми и блестящими, как при жизни. Но в комнате она была одна.
Одна в комнате. Впервые за двадцать лет жизни — одна на этой земле. Больше уже не почувствовать поддержки отца. Его силы. Не услышать его шуток, временами немного язвительных, но мгновенно выдергивавших ее из любого переплета, в который она попадала по молодости. Как же часто он вмешивался, становясь посредником между амбициями жены, мечтавшей о блестящей партии для дочери, и совершенно противоположными желаниями Клариссы.
Наконец она очнулась и потянула шнур сонетки. Почти сразу же в комнате появился дворецкий Хескет. Взглянул в сторону отцовского кресла и тут же, встревожившись, предложил послать за доктором.
— Да, так будет лучше, — словно во сне ответила Кларисса.
Позже она попробует справиться со своей скорбью, но сейчас придется все рассказать младшему брату Фрэнсису. Ему было десять. Пять лет назад они потеряли мать: леди Лавиния умерла в родах, ребенок тоже не выжил. Непреходящая тоска сквайра по усопшей жене окутала весь дом черным флером. Прошло немало времени, прежде чем он вспомнил о детях. Связь между ним и сыном становилась все крепче. Кларисса, понимая неизбежность печального исхода, пыталась подготовить мальчика к неминуемой кончине отца, поскольку не знала, как Фрэнсис воспримет известие.
Она оставила Хескета, приказав ему выполнить обычные формальности, а сама отправилась на поиски брата. И нашла его, как и ожидала, в конюшне, с одним из лучших друзей, старшим конюхом Сайласом. Сайлас был человеком сдержанным и молчаливым, но никогда не выказывал ни малейшего раздражения или нетерпения, слушая непрерывную болтовню и бесконечные вопросы ребенка, которые тот обрушивал на его голову. Он станет неоценимой поддержкой, когда придется помочь Фрэнсису примириться со смертью отца.
Неделю спустя состоялись похороны. Фрэнсиса Астли знали и любили в графстве, где он почти всю свою взрослую жизнь был мировым судьей и главным охотничьим, а потому и в церкви, и во дворе яблоку было негде упасть.
Вечером адвокат семьи, еще один друг сквайра, торжественно зачитал завещание Клариссе, Фрэнсису и младшему брату усопшего — Люку. Люку... так не похожему на старшего брата. Крепко сбитый великан-сквайр был человеком сердечным, добрым и искренним в общении с окружающими. Люк был высоким, с угловатыми чертами худого лица и маленькими, глубоко посаженными, постоянно бегающими глазками, которые никогда не встречались ни с чьим взглядом. Жесткие и холодные, как коричневые камешки, они не смотрели прямо, даже когда их обладатель улыбался и сыпал медовыми словами.
Кларисса всегда терпеть его не могла. Не доверяла. Хотя он не давал для этого никакого повода. Ее нелюбовь к нему была инстинктивной, хотя отец обращался с ним с присущей ему неизменной вежливостью и добротой, и Люк всегда был желанным гостем в красивом особняке красного кирпича, доме его детства. Но он редко приезжал, и, по убеждению Клариссы, только когда ему что-то было нужно от брата или приходилось скрываться от кредиторов.
В этот майский день в библиотеке сидели четверо. Кларисса почему-то прислушивалась к доносившимся с газонов голосам, в открытые окна вливался напоенный цветочным ароматом воздух.
В комнате раздавался монотонный голос адвоката Дэнфорта:
— «Я, Фрэнсис Ивлин Астли, находясь в здравом уме и твердой памяти, оставляю состояние и поместье своему сыну и наследнику Фрэнсису Чарлзу Астли. Дочери Клариссе Элизабет Астли, по достижении совершеннолетия, достается наследство от ее матери: сумма в десять тысяч фунтов. Опекуном моих детей до того момента, как моей дочери исполнится двадцать один год, назначается мой брат, Люк Виктор Астли. После этого опекуншей становится моя дочь. А до того моя дочь будет получать все тот же квартальный доход с поместья, что получала и раньше».
Люк стоял перед пустым камином, опустив глаза.
Фрэнсис сидел на подлокотнике кресла, болтая ногами в чесучовых штанишках. Его грустное личико распухло от слез.
Когда адвокат закончил чтение, Люк поднял глаза и бросил оценивающий взгляд на мальчика. На миг перевел взгляд на племянницу и снова уставился на ковер. Он ничего не сказал, но Клариссе стало не по себе.
Адвокат откашлялся и продолжал читать дальше, но его уже не слушали.
Кларисса знала: не стоит удивляться тому, что опекунство поручено дяде. На бумаге все выглядело вполне логичным. Она станет совершеннолетней только через год и до тех пор не может отвечать за Фрэнсиса. Но в глубине души она надеялась, что отец поручит формальное попечительство одному из своих верных друзей: доктору или адвокату. Он знал, что Кларисса вполне способна позаботиться о Фрэнсисе, управлять домом и даже поместьем. И всегда могла обратиться за советом к старым друзьям отца. Но сквайр Астли, по-видимому, не захотел обижать брата, и, кроме того, такое решение выглядело бы странным для окружающих.
После чтения завещания Люк немедленно вернулся в Лондон, и целый месяц после этого в доме шла обычная жизнь. Фрэнсис постепенно стал свыкаться со смертью отца, хотя старался постоянно держаться рядом с сестрой и точно знать, где она находится в тот или иной момент. Он продолжал учиться вместе с детьми викария, а Кларисса по-прежнему занималась хозяйством, что стало ее обязанностью после смерти матери.
От Люка не было известий, и Кларисса уже начинала думать, что таким же образом пройдет десять месяцев, остававшихся до ее совершеннолетия, но как-то утром, весело напевая, она вошла в столовую для завтраков и хорошее настроение мигом улетучилось, сменившись тревогой. За столом сидел Люк. Глаза налиты кровью, лицо осунулось, рука сжимает рюмку с бренди. Перед ним стояла тарелка с нетронутым жарким.
— Дядюшка! Вот это сюрприз! Мы вас не ожидали.
Его взгляд мгновенно скользнул в сторону.
— Я выехал из Лондона на рассвете. Хочу забрать Фрэнсиса с собой. Часа через два мне нужно в обратный путь. Будь так добра, присмотри, чтобы вещи Фрэнсиса уложили побыстрее.
— Очень просто.
Джаспер поднялся, принес графин, наполнил бокал Клариссы, а она была слишком поглощена путаницей сумасбродных мыслей, чтобы остановить его. Он налил вина в свой бокал и снова сел.
— Начнем самым обычным образом. Я стану одним из ваших клиентов и потребую от мистрис Гриффитс эксклюзивных услуг. Мы составим контракт, под которым подпишемся все трое.
Ей следовало бы перебить его, объяснить, что здесь произошло ужасное недоразумение, но слова почему-то не шли с губ. Она смотрела на свои сжатые на коленях руки и молчала. А план графа тем временем принимал законченные формы.
— Я поселю вас в купленном на ваше имя доме, и для всех вы станете моей любовницей. Будем ездить в театр, обедать в модных ресторанах, и в конце концов я введу вас в общество. Как только общество примет вас, состоится свадьба. И условия завещания моего дяди будут выполнены, — добавил он и, откинувшись на спинку дивана, вопросительно поднял брови: — Итак, что скажете, мистрис Кларисса?
— И общество готово принять в свои ряды известную всем куртизанку?
— Такое и раньше бывало. Куртизанки становились признанными любовницами принцев, а иногда и женами аристократов. Главное — у вас есть необходимая красота, а я позабочусь о вашем обучении соответствующим манерам и этикету, чтобы никто не посмел упрекнуть вас в низком происхождении.
«Да неужели?»
Кларисса опустила глаза, чтобы он не увидел в них вспышки презрительного негодования.
«Какое право он имеет предполагать, что у меня отсутствует подобное образование?»
Но если пуститься в объяснения, придется признать, что ее нынешние обстоятельства дали ему пусть и неверную, но все же причину думать именно так. А ведь на самом деле мать с детства вбивала в нее основы жизни при дворе, поскольку сама была третьей дочерью графа, чей брак со сквайром, пусть и очень богатым, считался мезальянсом. Это был брак по любви, не угасшей до самого конца, но леди Лавиния Астли решила: ее дочь должна выйти замуж за аристократа, и, следовательно, ей необходимо знать, как вести себя в обществе.
Наверное, леди Лавиния перевернулась бы в гробу, увидев, как ее единственная дочь обсуждает предложение подобного рода. А может, и нет. В конце концов, ее дочь станет графиней!
Нелепость ситуации неожиданно развеселила ее. Кларисса смеялась, смеялась и не могла остановиться.
Джаспер уставился на нее, гадая, уж не связался ли он с истеричкой. Он уже хотел позвать Нэн с нюхательной солью и водой, когда приступ кончился и Кларисса прижала к глазам платок.
— Простите, не понимаю, что тут смешного, — бросил Джаспер, не в силах скрыть раздражение. — Я предлагаю вам возможность, за которую любая женщина в вашем положении отдала бы правую руку. А вы заливаетесь смехом.
— Прошу прощения, — удалось ей выдавить наконец. — Это было крайне невежливо с моей стороны. Но я как раз подумала кое о чем еще и повела себя неприлично.
— Прошу вас, объяснитесь.
Судя по виду, граф был серьезно оскорблен. А что она может сделать? Разве что честно объяснить, в чем дело.
— Кое-что из сказанного вами заставило меня вспомнить один случай, о котором я совершенно забыла. Мне искренне жаль. Это было очень невежливо с моей стороны.
Джаспер нахмурился, снова почувствовав, что эта красавица с огромными глазами и тициановскими волосами явно не та, за кого себя выдает.
— Итак, каков будет ваш ответ? — подытожил он.
Кларисса вдруг поняла, что уже знает собственный ответ. Во время этого удивительного разговора она почти все решила, и это решение было невероятным для нее самой.
— Я бы попросила дать мне немного времени на размышления, милорд, — кивнула она, вставая. — Вы согласны дать мне это время?
— По-видимому, придется. — Он тоже встал. — Я вернусь завтра в полдень... о нет, для вас, разумеется, это слишком рано. Ведь вы ложитесь на рассвете, не раньше.
— Нет-нет, приходите. Вряд ли у меня будет очень бурная ночь, — улыбнулась она, втайне изумляясь себе. — Сегодня я не ожидаю постоянных клиентов.
— Значит, завтра в полдень, — с поклоном уточнил граф. — Прощайте, мистрис Кларисса.
— И вам до свидания, милорд.
Наскоро сделав реверанс, она поспешила выйти. И не успела закрыть дверь, как перед ней материализовалась Нэн Гриффитс.
— Итак, моя дорогая, в чем заключалось предложение его сиятельства?
Проницательные глазки шарили по лицу девушки в поисках намека на правду.
— Возможно, ему следует самому все объяснить, мэм, — вежливо ответила Кларисса, направляясь к лестнице.
— И ты его приняла? — с неожиданной резкостью спросила мадам.
— Пока еще нет. Попросила время на размышления. Его сиятельство придет за ответом завтра в полдень.
— Понимаю, — задумчиво протянула Нэн. — Может, дорогая, тебе сегодня вечером понадобится что-то, чтобы помочь принять решение?
Кларисса твердо знала, чего хочет. Уже вечер, а она ничего не ела с самого утра, если не считать двух устриц.
— Признаюсь, я очень голодна, мэм, и хочу пить. Мне нужно о многом поразмыслить, и, кроме того, я предпочитаю не выходить сегодня на улицу в поисках ужина.
— Я велю принести тебе ужин в комнату, дорогая. И может быть, разжечь огонь в камине? По ночам становится все холоднее.
— Было бы крайне любезно с вашей стороны, мэм. Я очень вам благодарна.
— О, не стоит! Такие пустяки! Иди наверх, а я обо всем позабочусь.
Кларисса, поражаясь себе, взбежала по ступенькам. Похоже, до этой минуты она совершенно не знала себя. Оказавшись в уединении своей комнаты, она закрыла дверь и подошла к окну.
Закат уже спускался на город, и звуки веселья становились все оживленнее. Из кабачков, трактиров и домов терпимости доносились смех и музыка. Клариссу переполняла странная, будоражащая энергия, словно она стояла у истоков новой жизни. Она так задумалась, что вздрогнула, услышав стук.
В комнату вошел слуга с тяжелым подносом, его сопровождала девушка, почти ребенок, с трудом тащившая ведерко с углем. Горничная ссыпала уголь в камин и достала из кармана кремень и огниво. Слуга поставил поднос на комод.
— Больше ничего не потребуется, мисс? — хмуро спросил он, очевидно, раздраженный приказом обслужить девушку, живущую в помещении для прислуги.
— Спасибо, — тепло улыбнулась Кларисса и повернулась к девушке: — И тебе спасибо, дорогая. Огонь горит ярко.
Они ушли, и Кларисса немедленно исследовала содержимое подноса. Жареный цыпленок с грибной подливкой, хрустящий хлеб, сыр и миндальное пирожное, разумеется, с лихвой возместят потерю пирога с олениной. Да и графинчик с бургундским вполне заменит ту бутылку вина, которое она так и не попробовала в «Ангеле».
Кларисса налила бокал вина, отнесла его и тарелку к маленькому стульчику у камина и стала с аппетитом есть. Насытившись, она поставила тарелку на пол, взяла бокал и протянула ноги к огню. Пора подумать, что делать дальше.
Глава 3
Отец Клариссы умер в чудесный майский день. Он болел с начала года, но, имея характер стойкий и решительный, старался не обращать внимания на разного рода недуги. Старый друг, деревенский доктор, прописывал лекарства, которые больной отказывался принимать, советовал отдых, от которого пациент отмахивался. И даже охотился с гончими, что было ему строго запрещено. Но сквайр Астли не желал пропустить ни одного погожего денька.
Сады пышно цвели. Графство действительно оправдывало свой титул «сад Англии». И сейчас, в эту прекрасную погоду, Кларисса стояла в библиотеке, у отцовского стула, понимая, что за тот последний час, когда она оставила отца за чтением, он тихо и навсегда ушел от них. Книга валялась на полу, и Кларисса нагнулась, чтобы ее поднять. Она ощутила пустоту комнаты, едва вошла. Отца здесь больше не было...
Кларисса не помнила, сколько простояла, ошеломленно глядя на отца, пытаясь осознать ужасную действительность. Отцовская рука по-прежнему была теплой, волосы — густыми и блестящими, как при жизни. Но в комнате она была одна.
Одна в комнате. Впервые за двадцать лет жизни — одна на этой земле. Больше уже не почувствовать поддержки отца. Его силы. Не услышать его шуток, временами немного язвительных, но мгновенно выдергивавших ее из любого переплета, в который она попадала по молодости. Как же часто он вмешивался, становясь посредником между амбициями жены, мечтавшей о блестящей партии для дочери, и совершенно противоположными желаниями Клариссы.
Наконец она очнулась и потянула шнур сонетки. Почти сразу же в комнате появился дворецкий Хескет. Взглянул в сторону отцовского кресла и тут же, встревожившись, предложил послать за доктором.
— Да, так будет лучше, — словно во сне ответила Кларисса.
Позже она попробует справиться со своей скорбью, но сейчас придется все рассказать младшему брату Фрэнсису. Ему было десять. Пять лет назад они потеряли мать: леди Лавиния умерла в родах, ребенок тоже не выжил. Непреходящая тоска сквайра по усопшей жене окутала весь дом черным флером. Прошло немало времени, прежде чем он вспомнил о детях. Связь между ним и сыном становилась все крепче. Кларисса, понимая неизбежность печального исхода, пыталась подготовить мальчика к неминуемой кончине отца, поскольку не знала, как Фрэнсис воспримет известие.
Она оставила Хескета, приказав ему выполнить обычные формальности, а сама отправилась на поиски брата. И нашла его, как и ожидала, в конюшне, с одним из лучших друзей, старшим конюхом Сайласом. Сайлас был человеком сдержанным и молчаливым, но никогда не выказывал ни малейшего раздражения или нетерпения, слушая непрерывную болтовню и бесконечные вопросы ребенка, которые тот обрушивал на его голову. Он станет неоценимой поддержкой, когда придется помочь Фрэнсису примириться со смертью отца.
Неделю спустя состоялись похороны. Фрэнсиса Астли знали и любили в графстве, где он почти всю свою взрослую жизнь был мировым судьей и главным охотничьим, а потому и в церкви, и во дворе яблоку было негде упасть.
Вечером адвокат семьи, еще один друг сквайра, торжественно зачитал завещание Клариссе, Фрэнсису и младшему брату усопшего — Люку. Люку... так не похожему на старшего брата. Крепко сбитый великан-сквайр был человеком сердечным, добрым и искренним в общении с окружающими. Люк был высоким, с угловатыми чертами худого лица и маленькими, глубоко посаженными, постоянно бегающими глазками, которые никогда не встречались ни с чьим взглядом. Жесткие и холодные, как коричневые камешки, они не смотрели прямо, даже когда их обладатель улыбался и сыпал медовыми словами.
Кларисса всегда терпеть его не могла. Не доверяла. Хотя он не давал для этого никакого повода. Ее нелюбовь к нему была инстинктивной, хотя отец обращался с ним с присущей ему неизменной вежливостью и добротой, и Люк всегда был желанным гостем в красивом особняке красного кирпича, доме его детства. Но он редко приезжал, и, по убеждению Клариссы, только когда ему что-то было нужно от брата или приходилось скрываться от кредиторов.
В этот майский день в библиотеке сидели четверо. Кларисса почему-то прислушивалась к доносившимся с газонов голосам, в открытые окна вливался напоенный цветочным ароматом воздух.
В комнате раздавался монотонный голос адвоката Дэнфорта:
— «Я, Фрэнсис Ивлин Астли, находясь в здравом уме и твердой памяти, оставляю состояние и поместье своему сыну и наследнику Фрэнсису Чарлзу Астли. Дочери Клариссе Элизабет Астли, по достижении совершеннолетия, достается наследство от ее матери: сумма в десять тысяч фунтов. Опекуном моих детей до того момента, как моей дочери исполнится двадцать один год, назначается мой брат, Люк Виктор Астли. После этого опекуншей становится моя дочь. А до того моя дочь будет получать все тот же квартальный доход с поместья, что получала и раньше».
Люк стоял перед пустым камином, опустив глаза.
Фрэнсис сидел на подлокотнике кресла, болтая ногами в чесучовых штанишках. Его грустное личико распухло от слез.
Когда адвокат закончил чтение, Люк поднял глаза и бросил оценивающий взгляд на мальчика. На миг перевел взгляд на племянницу и снова уставился на ковер. Он ничего не сказал, но Клариссе стало не по себе.
Адвокат откашлялся и продолжал читать дальше, но его уже не слушали.
Кларисса знала: не стоит удивляться тому, что опекунство поручено дяде. На бумаге все выглядело вполне логичным. Она станет совершеннолетней только через год и до тех пор не может отвечать за Фрэнсиса. Но в глубине души она надеялась, что отец поручит формальное попечительство одному из своих верных друзей: доктору или адвокату. Он знал, что Кларисса вполне способна позаботиться о Фрэнсисе, управлять домом и даже поместьем. И всегда могла обратиться за советом к старым друзьям отца. Но сквайр Астли, по-видимому, не захотел обижать брата, и, кроме того, такое решение выглядело бы странным для окружающих.
После чтения завещания Люк немедленно вернулся в Лондон, и целый месяц после этого в доме шла обычная жизнь. Фрэнсис постепенно стал свыкаться со смертью отца, хотя старался постоянно держаться рядом с сестрой и точно знать, где она находится в тот или иной момент. Он продолжал учиться вместе с детьми викария, а Кларисса по-прежнему занималась хозяйством, что стало ее обязанностью после смерти матери.
От Люка не было известий, и Кларисса уже начинала думать, что таким же образом пройдет десять месяцев, остававшихся до ее совершеннолетия, но как-то утром, весело напевая, она вошла в столовую для завтраков и хорошее настроение мигом улетучилось, сменившись тревогой. За столом сидел Люк. Глаза налиты кровью, лицо осунулось, рука сжимает рюмку с бренди. Перед ним стояла тарелка с нетронутым жарким.
— Дядюшка! Вот это сюрприз! Мы вас не ожидали.
Его взгляд мгновенно скользнул в сторону.
— Я выехал из Лондона на рассвете. Хочу забрать Фрэнсиса с собой. Часа через два мне нужно в обратный путь. Будь так добра, присмотри, чтобы вещи Фрэнсиса уложили побыстрее.