Неподходящее занятие для женщины[= Неженское дело]
Часть 18 из 23 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Но ее могли туда подложить! Например, Ланн – чтобы навести на него подозрение.
– Ланн не убивал Марка. В момент смерти Марка он лежал со мной в постели. Он оставил меня всего на пять минут часов в восемь, когда отлучился позвонить.
– Вы и Ланн были любовниками!
– Не смотрите на меня такими глазами! Я любила в своей жизни всего одного человека и только что убила его. Лучше говорите о понятных для вас вещах. Любовь не имеет никакого отношения к тому, что нужно было друг от друга Ланну и мне.
После минутного молчания Корделия спросила:
– В доме кто-нибудь есть?
– Никого. Все слуги в Лондоне. В лаборатории тоже никто не задержался. А Ланн мертв. – Мисс Лиминг с усталой покорностью произнесла: – Вам лучше вызвать полицию.
– Вы этого хотите?
– Какая разница?
– Тюрьма – вот какая. Утрата свободы. Вам хочется, чтобы вся правда была сказана в открытом суде? Чтобы все узнали, как умер ваш сын и от чьей руки? Неужели этого захотел бы сам Марк?
– Нет. Марк никогда не верил в наказание. Скажите, как мне поступить.
– Придется действовать быстро и продуманно. Нам потребуется взаимное доверие. И ум.
– Ума нам не занимать. Что надо сделать?
Вынув платок, Корделия набросила его на пистолет, забрала у мисс Лиминг оружие и положила на стол. Затем она схватила женщину за тонкое запястье и, невзирая на ее замешательство, провела ее рукой по ладони сэра Рональда, борясь с отвращением и прижимая негнущиеся, но живые пальцы к мягкой, не способной сопротивляться плоти мертвеца.
– После выстрела должны остаться следы. Я в этом не очень-то разбираюсь, но полиция может этим заняться. Теперь вымойте руки и принесите мне перчатки. Быстро!
Мисс Лиминг беззвучно вышла. Оставшись одна, Корделия взглянула на мертвого ученого. В падении он ткнулся подбородком в стол, руки неуклюже свисали по бокам – весьма неудобная поза, создававшая впечатление, что он злорадно пялится на посетителя через стол. Корделия не могла заставить себя посмотреть ему в глаза, но в душе у нее не было ничего – ни ненависти, ни ярости, ни жалости. Простертую фигуру заслоняло от ее взора вытянувшееся на ремне тело с поникшей головой и словно стремящимися коснуться пола пальцами ног. Она подошла к открытому окну и выглянула в сад с любопытством гостьи, вынужденной дожидаться хозяев в чужой комнате. Воздух был теплым и совершенно неподвижным. В окно волнами вливался аромат роз – то до головокружения сладкий, то едва ощутимый, как неясное воспоминание.
Время словно остановилось, но длилось все на самом деле не больше минуты. Потом Корделия стала продумывать план действий. Ей тут же вспомнилось дело Клендона. В памяти всплыла щемящая картина: они с Берни закусывают, сидя на поваленном стволе в Эппингском лесу. Ей в ноздри ударил явственный дразнящий запах свежих булочек с маслом и острым сыром, смешанный с грибным духом распаренного дерева. Положив пистолет на кору, он бормотал, жуя хлеб с сыром:
– Как бы вы выстрелили себе за правое ухо? Вперед, Корделия, показывайте!
Корделия взяла пистолет в правую руку, слегка притронулась указательным пальцем к курку и с некоторым колебанием поднесла стальное дуло к своему затылку.
– Так?
– Вот и нет. Совсем иначе, если вы привыкли к этому пистолету. Именно из-за этой ошибочки миссис Клендон чуть было не оказалась на виселице. Она выстрелила своему супругу из его служебного пистолета под правое ухо и попыталась представить это как самоубийство. Но она положила на курок, не тот палец. Если бы он действительно стрелял себе под правое ухо, то спустил бы курок большим пальцем, обхватив рукоятку ладонью. Это было первое убийство, которое я расследовал вместе с Шефом – инспектором Дэлглишем, тогда просто инспектором. В конце концов миссис Клендон во всем созналась.
– Что с ней стало, Берни?
– Пожизненное заключение. Ее обвинили бы всего-навсего в непредумышленном убийстве, не попытайся она имитировать самоубийство. Судьи не пришли в восторг от того, что им пришлось узнать о привычках майора Клендона.
Но мисс Лиминг не отделается непредумышленным убийством, если только не расскажет правды о смерти Марка.
Тем временем мисс Лиминг вернулась и протянула Корделии пару тонких матерчатых перчаток.
– Вам лучше подождать за дверью, – посоветовала Корделия. – То, чего вы не видели, вы вполне сможете забыть. Что было у вас на уме, когда вы встретили меня в холле?
– Я хотела глотнуть виски на сон грядущий.
– Тогда бы вы снова повстречали меня на обратном пути, когда я выходила из кабинета. Сходите за рюмкой и оставьте ее на столике в холле. Это как раз такая деталь, которую полиция никогда не упустит из виду.
Снова оставшись в одиночестве, Корделия взяла в руки пистолет и удивилась, до чего отталкивающим показался ей теперь этот тяжелый кусок металла. Неужели она могла смотреть на него раньше как на безобидную игрушку? Она тщательно протерла его платком, уничтожая отпечатки пальцев мисс Лиминг, и убрала платок. Пистолет принадлежал ей, и на рукоятке вместе с отпечатками сэра Рональда должны были оказаться и ее следы. Снова положив его на стол, она натянула перчатки. Теперь предстояло самое трудное. Она приподняла пистолет и поднесла его к неподвижной правой руке мертвеца. Теперь – большой палец на курок, ладонь – на рукоятку. Она выпустила мертвые пальцы и позволила пистолету стукнуться о ковер. Раздался глухой звук. Стянув перчатки, она вышла в холл, где ее поджидала мисс Лиминг, и спокойно затворила за собой дверь.
– Положите их туда, где взяли, – сказала она, протягивая ей перчатки. – Полиция не должна на них наткнуться.
Мисс Лиминг отсутствовала всего несколько секунд.
Вернувшись, она услышала:
– Теперь мы должны действовать безупречно. Вы встречаете меня, когда я выхожу из кабинета. Я пробыла у сэра Рональда минуты две. Вы ставите рюмку с виски на столик и провожаете меня к выходу. Вы говорите… Что бы вы сказали?
– Он вам заплатил?
– Нет, за деньгами я приду утром. Жаль, что ничего не вышло. Я сказала сэру Рональду, что не хочу дальше раскручивать это дело.
– Это ваша забота, мисс Грей. С самого начала это было глупой затеей.
Они стояли в дверях. Внезапно мисс Лиминг повернулась к Корделии и, перестав притворяться, с жаром произнесла:
– Вам надо знать еще об одном. Это я первой нашла Марка и разыграла самоубийство. Он позвонил мне в тот день несколькими часами раньше и попросил приехать. Я не смогла выбраться до девяти из-за Ланна. Мне не хотелось возбуждать у него подозрений.
– Вам не пришло в голову, когда вы нашли Марка, что с его смертью не все чисто? Дверь оставалась незапертой, хотя шторы были задернуты. И куда подевалась помада?
– Я ничего не подозревала до сегодняшнего вечера, когда спряталась в тени и подслушала ваш разговор. Все связанное с сексом в наши дни уже не выглядит удивительным. Я не могла не поверить своим глазам. Но это был такой ужас, что я тут же поняла, как надо поступить. Я действовала быстро, боясь, что кто-нибудь застанет меня за этим занятием. Обмыла его лицо собственным носовым платком, смоченным водой из-под крана. Помада никак не хотела сходить… Я раздела его и натянула на него джинсы, висевшие на спинке стула. Я решила не обувать его – разве это так важно?.. Труднее всего пришлось с предсмертной запиской. Я знала: где-то в коттедже есть томик Блейка и отрывок, который мне предстояло выбрать, должен звучать более убедительно, чем обычное предсмертное послание. Стук клавиш звучал в тишине необычно громко; я умирала от страха, что кто-нибудь может услышать. Он вел что-то вроде дневника; времени на чтение не оставалось, и я сожгла странички в камине. Напоследок собрала всю одежду и фотографии и привезла сюда, чтобы сжечь в лабораторной печи.
– Вы обронили одну из фотографий в саду. И вам не удалось до конца оттереть с лица помаду.
– Поэтому вы и догадались?
Корделия помедлила с ответом. Что бы ни случилось, ей не хотелось впутывать в это дело Изабелль де Ластери.
– У меня не было уверенности, что у Марка побывали именно вы, но я догадывалась. Мне помогли четыре обстоятельства: вы не хотели, чтобы я занималась расследованием смерти Марка; вы учились в Кембридже по курсу «английская литература», поэтому для вас не составило бы труда отыскать у Блейка подходящую цитату; вы – опытная машинистка, и я ни минуты не обманывалась, что записка могла бы быть работой любителя, хотя и носила следы попытки выдать ее за дело рук Марка; в мой первый визит в Гарфорд-Хаус в ответ на вопрос о предсмертной записке вы процитировали цитату из Блейка целиком; в записке оказалось на десять слов меньше. Я подметила это, побывав в полицейском участке и прочитав там записку. Все это указывало именно на вас. Это было самое надежное мое доказательство.
Подойдя к машине, обе женщины застыли на месте.
– Нельзя терять больше времени, – сказала Корделия. – Пора звонить в полицию. Кто-нибудь мог услышать выстрел.
– Вряд ли. Отсюда довольно далеко до деревни. Слышите? Кажется, выстрел.
– Да, выстрел. – Выдержав секундную паузу, Корделия спросила:
– Что это было? Не выстрел ли?
– Не может быть! Скорее детонация двигателя у кого-то на дороге.
Мисс Лиминг была неважной актрисой, ее слова прозвучали неестественно и совершенно неубедительно. Но, произнеся их, она уже не ошибется, когда придется их повторить.
– Мимо никто не проезжал. Да и звук донесся из дома.
Они посмотрели друг на друга и побежали к дверям. В холле мисс Лиминг остановилась и, прежде чем взяться за ручку двери в кабинет, взглянула в лицо Корделии и крикнула:
– В него стреляли! Я лучше вызову полицию!
– Вы не стали бы так говорить! – возразила Корделия. – Даже не думайте об этом! Сперва подбегите к телу, а потом скажите: «Он застрелился! Я вызову полицию!»
Мисс Лиминг бесстрастно взглянула на труп своего любовника и стала озираться по сторонам. Забыв про роль, она спросила:
– Что вы тут натворили? А как же отпечатки?
– Не беспокойтесь, я позаботилась об этом. Вам следует помнить одно – вы не знали, что у меня есть пистолет, когда я впервые появилась в Гарфорд-Хаусе, и что сэр Рональд забрал его у меня. Пистолет вы впервые увидели только сейчас. Встретив меня сегодня вечером, вы провели в кабинет и спустя две минуты увидели снова, когда я выходила оттуда. Мы вместе пошли к машине, беседуя на ходу. Забудьте обо всем остальном. Когда вас станут спрашивать, ничего не расписывайте, не изобретайте, не бойтесь сказать, что чего-то не помните. А теперь звоните в кембриджскую полицию.
Спустя три минуты они стояли вдвоем в распахнутых дверях, дожидаясь полиции. Мисс Лиминг сказала:
– После их прибытия нам не нужно разговаривать. Потом нам нельзя будет встречаться и проявлять друг к другу особенный интерес. Они будут знать, что тут не может быть речи об убийстве, если только в нем не замешаны мы обе. Но к чему нам составлять заговор, если это всего лишь вторая встреча и мы не питаем друг к другу сильной симпатии?
Она права, подумала Корделия. О симпатии речи не было. Ее не очень трогало, что Элизабет Лиминг может сесть в тюрьму; но ей не хотелось, чтобы там оказалась мать Марка. Кроме того, она стремилась навсегда утаить правду о его смерти. Она жаждала этого до того сильно, что сама удивилась своему пылу. Все это не имело теперь для него никакого значения, да он и не мальчик, для которого важнее всего то, что подумают о нем другие. Но Рональд Келлендер осквернил его труп, собираясь превратить его всего-навсего в объект: в худшем случае – для насмешек, в лучшем – для жалости. Она встала Рональду Келлендеру поперек дороги. Она не желала ему смерти, не смогла бы сама спустить курок. Однако он был мертв, и она не испытывала по этому поводу сожаления и не собиралась становиться орудием мести человеку, предавшему его смерти. Мисс Лиминг должна была избежать наказания – этого требовала простая целесообразность, не более того. Глядя в летнюю ночь и прислушиваясь, не зашумит ли полицейская машина, Корделия раз и навсегда приняла как должное громадность и оправданность всего, что она уже совершила и что ей еще предстояло совершить. Никогда больше ее не постигнут угрызения совести или малейшее сожаление.
Мисс Лиминг прервала ее размышления:
– Есть вещи, о которых вы, может, захотите меня спросить, ибо вправе о них знать. Давайте встретимся в часовне Королевского колледжа после вечерней службы в первое воскресенье после дознания. Я пройду в алтарь, а вы останетесь в нефе. Такая случайная встреча будет выглядеть вполне естественно – если, конечно, мы обе останемся на свободе.
Корделии было интересно наблюдать, как мисс Лиминг снова берет руководство на себя.
– Конечно, останемся, – ободрила ее она. – Если мы сохраним хладнокровие, все пойдет, как намечено.
Они еще помолчали. Первой не выдержала мисс Лиминг:
– Что-то они не торопятся. Пора бы и подъехать.
– Уже скоро.
Мисс Лиминг неожиданно засмеялась и произнесла с откровенной горечью:
– А чего нам бояться? Ведь они всего-навсего мужчины.
После этого ожидание не нарушалось разговорами. Шум подъезжающих машин опередил свет фар, озаривших дорогу, выхватывая из темноты каждый камушек, каждую травинку на обочине. Через минуту они затопили светом застывшие в ночи глицинии и ослепили заждавшихся женщин. Машины остановились, фары потухли.
К дверям без спешки потянулись неясные тени. Еще мгновение – и в холле стало тесно от крупных мужчин в форме и в гражданской одежде. Корделия отошла к стене, позволив мисс Лиминг выступить вперед, обратиться тихим голосом к прибывшим и пригласить их в кабинет.
В холле остались двое в штатском. Они оживленно беседовали, не обращая внимания на Корделию. Их коллеги не спешили выходить. Видимо, они засели в кабинете за телефон, потому что вскоре число полицейских возросло. Первым прибыл медэксперт, которого можно было узнать по чемоданчику, даже если бы его не поприветствовали словами:
– Добрый вечер, док. Сюда, пожалуйста.
– Ланн не убивал Марка. В момент смерти Марка он лежал со мной в постели. Он оставил меня всего на пять минут часов в восемь, когда отлучился позвонить.
– Вы и Ланн были любовниками!
– Не смотрите на меня такими глазами! Я любила в своей жизни всего одного человека и только что убила его. Лучше говорите о понятных для вас вещах. Любовь не имеет никакого отношения к тому, что нужно было друг от друга Ланну и мне.
После минутного молчания Корделия спросила:
– В доме кто-нибудь есть?
– Никого. Все слуги в Лондоне. В лаборатории тоже никто не задержался. А Ланн мертв. – Мисс Лиминг с усталой покорностью произнесла: – Вам лучше вызвать полицию.
– Вы этого хотите?
– Какая разница?
– Тюрьма – вот какая. Утрата свободы. Вам хочется, чтобы вся правда была сказана в открытом суде? Чтобы все узнали, как умер ваш сын и от чьей руки? Неужели этого захотел бы сам Марк?
– Нет. Марк никогда не верил в наказание. Скажите, как мне поступить.
– Придется действовать быстро и продуманно. Нам потребуется взаимное доверие. И ум.
– Ума нам не занимать. Что надо сделать?
Вынув платок, Корделия набросила его на пистолет, забрала у мисс Лиминг оружие и положила на стол. Затем она схватила женщину за тонкое запястье и, невзирая на ее замешательство, провела ее рукой по ладони сэра Рональда, борясь с отвращением и прижимая негнущиеся, но живые пальцы к мягкой, не способной сопротивляться плоти мертвеца.
– После выстрела должны остаться следы. Я в этом не очень-то разбираюсь, но полиция может этим заняться. Теперь вымойте руки и принесите мне перчатки. Быстро!
Мисс Лиминг беззвучно вышла. Оставшись одна, Корделия взглянула на мертвого ученого. В падении он ткнулся подбородком в стол, руки неуклюже свисали по бокам – весьма неудобная поза, создававшая впечатление, что он злорадно пялится на посетителя через стол. Корделия не могла заставить себя посмотреть ему в глаза, но в душе у нее не было ничего – ни ненависти, ни ярости, ни жалости. Простертую фигуру заслоняло от ее взора вытянувшееся на ремне тело с поникшей головой и словно стремящимися коснуться пола пальцами ног. Она подошла к открытому окну и выглянула в сад с любопытством гостьи, вынужденной дожидаться хозяев в чужой комнате. Воздух был теплым и совершенно неподвижным. В окно волнами вливался аромат роз – то до головокружения сладкий, то едва ощутимый, как неясное воспоминание.
Время словно остановилось, но длилось все на самом деле не больше минуты. Потом Корделия стала продумывать план действий. Ей тут же вспомнилось дело Клендона. В памяти всплыла щемящая картина: они с Берни закусывают, сидя на поваленном стволе в Эппингском лесу. Ей в ноздри ударил явственный дразнящий запах свежих булочек с маслом и острым сыром, смешанный с грибным духом распаренного дерева. Положив пистолет на кору, он бормотал, жуя хлеб с сыром:
– Как бы вы выстрелили себе за правое ухо? Вперед, Корделия, показывайте!
Корделия взяла пистолет в правую руку, слегка притронулась указательным пальцем к курку и с некоторым колебанием поднесла стальное дуло к своему затылку.
– Так?
– Вот и нет. Совсем иначе, если вы привыкли к этому пистолету. Именно из-за этой ошибочки миссис Клендон чуть было не оказалась на виселице. Она выстрелила своему супругу из его служебного пистолета под правое ухо и попыталась представить это как самоубийство. Но она положила на курок, не тот палец. Если бы он действительно стрелял себе под правое ухо, то спустил бы курок большим пальцем, обхватив рукоятку ладонью. Это было первое убийство, которое я расследовал вместе с Шефом – инспектором Дэлглишем, тогда просто инспектором. В конце концов миссис Клендон во всем созналась.
– Что с ней стало, Берни?
– Пожизненное заключение. Ее обвинили бы всего-навсего в непредумышленном убийстве, не попытайся она имитировать самоубийство. Судьи не пришли в восторг от того, что им пришлось узнать о привычках майора Клендона.
Но мисс Лиминг не отделается непредумышленным убийством, если только не расскажет правды о смерти Марка.
Тем временем мисс Лиминг вернулась и протянула Корделии пару тонких матерчатых перчаток.
– Вам лучше подождать за дверью, – посоветовала Корделия. – То, чего вы не видели, вы вполне сможете забыть. Что было у вас на уме, когда вы встретили меня в холле?
– Я хотела глотнуть виски на сон грядущий.
– Тогда бы вы снова повстречали меня на обратном пути, когда я выходила из кабинета. Сходите за рюмкой и оставьте ее на столике в холле. Это как раз такая деталь, которую полиция никогда не упустит из виду.
Снова оставшись в одиночестве, Корделия взяла в руки пистолет и удивилась, до чего отталкивающим показался ей теперь этот тяжелый кусок металла. Неужели она могла смотреть на него раньше как на безобидную игрушку? Она тщательно протерла его платком, уничтожая отпечатки пальцев мисс Лиминг, и убрала платок. Пистолет принадлежал ей, и на рукоятке вместе с отпечатками сэра Рональда должны были оказаться и ее следы. Снова положив его на стол, она натянула перчатки. Теперь предстояло самое трудное. Она приподняла пистолет и поднесла его к неподвижной правой руке мертвеца. Теперь – большой палец на курок, ладонь – на рукоятку. Она выпустила мертвые пальцы и позволила пистолету стукнуться о ковер. Раздался глухой звук. Стянув перчатки, она вышла в холл, где ее поджидала мисс Лиминг, и спокойно затворила за собой дверь.
– Положите их туда, где взяли, – сказала она, протягивая ей перчатки. – Полиция не должна на них наткнуться.
Мисс Лиминг отсутствовала всего несколько секунд.
Вернувшись, она услышала:
– Теперь мы должны действовать безупречно. Вы встречаете меня, когда я выхожу из кабинета. Я пробыла у сэра Рональда минуты две. Вы ставите рюмку с виски на столик и провожаете меня к выходу. Вы говорите… Что бы вы сказали?
– Он вам заплатил?
– Нет, за деньгами я приду утром. Жаль, что ничего не вышло. Я сказала сэру Рональду, что не хочу дальше раскручивать это дело.
– Это ваша забота, мисс Грей. С самого начала это было глупой затеей.
Они стояли в дверях. Внезапно мисс Лиминг повернулась к Корделии и, перестав притворяться, с жаром произнесла:
– Вам надо знать еще об одном. Это я первой нашла Марка и разыграла самоубийство. Он позвонил мне в тот день несколькими часами раньше и попросил приехать. Я не смогла выбраться до девяти из-за Ланна. Мне не хотелось возбуждать у него подозрений.
– Вам не пришло в голову, когда вы нашли Марка, что с его смертью не все чисто? Дверь оставалась незапертой, хотя шторы были задернуты. И куда подевалась помада?
– Я ничего не подозревала до сегодняшнего вечера, когда спряталась в тени и подслушала ваш разговор. Все связанное с сексом в наши дни уже не выглядит удивительным. Я не могла не поверить своим глазам. Но это был такой ужас, что я тут же поняла, как надо поступить. Я действовала быстро, боясь, что кто-нибудь застанет меня за этим занятием. Обмыла его лицо собственным носовым платком, смоченным водой из-под крана. Помада никак не хотела сходить… Я раздела его и натянула на него джинсы, висевшие на спинке стула. Я решила не обувать его – разве это так важно?.. Труднее всего пришлось с предсмертной запиской. Я знала: где-то в коттедже есть томик Блейка и отрывок, который мне предстояло выбрать, должен звучать более убедительно, чем обычное предсмертное послание. Стук клавиш звучал в тишине необычно громко; я умирала от страха, что кто-нибудь может услышать. Он вел что-то вроде дневника; времени на чтение не оставалось, и я сожгла странички в камине. Напоследок собрала всю одежду и фотографии и привезла сюда, чтобы сжечь в лабораторной печи.
– Вы обронили одну из фотографий в саду. И вам не удалось до конца оттереть с лица помаду.
– Поэтому вы и догадались?
Корделия помедлила с ответом. Что бы ни случилось, ей не хотелось впутывать в это дело Изабелль де Ластери.
– У меня не было уверенности, что у Марка побывали именно вы, но я догадывалась. Мне помогли четыре обстоятельства: вы не хотели, чтобы я занималась расследованием смерти Марка; вы учились в Кембридже по курсу «английская литература», поэтому для вас не составило бы труда отыскать у Блейка подходящую цитату; вы – опытная машинистка, и я ни минуты не обманывалась, что записка могла бы быть работой любителя, хотя и носила следы попытки выдать ее за дело рук Марка; в мой первый визит в Гарфорд-Хаус в ответ на вопрос о предсмертной записке вы процитировали цитату из Блейка целиком; в записке оказалось на десять слов меньше. Я подметила это, побывав в полицейском участке и прочитав там записку. Все это указывало именно на вас. Это было самое надежное мое доказательство.
Подойдя к машине, обе женщины застыли на месте.
– Нельзя терять больше времени, – сказала Корделия. – Пора звонить в полицию. Кто-нибудь мог услышать выстрел.
– Вряд ли. Отсюда довольно далеко до деревни. Слышите? Кажется, выстрел.
– Да, выстрел. – Выдержав секундную паузу, Корделия спросила:
– Что это было? Не выстрел ли?
– Не может быть! Скорее детонация двигателя у кого-то на дороге.
Мисс Лиминг была неважной актрисой, ее слова прозвучали неестественно и совершенно неубедительно. Но, произнеся их, она уже не ошибется, когда придется их повторить.
– Мимо никто не проезжал. Да и звук донесся из дома.
Они посмотрели друг на друга и побежали к дверям. В холле мисс Лиминг остановилась и, прежде чем взяться за ручку двери в кабинет, взглянула в лицо Корделии и крикнула:
– В него стреляли! Я лучше вызову полицию!
– Вы не стали бы так говорить! – возразила Корделия. – Даже не думайте об этом! Сперва подбегите к телу, а потом скажите: «Он застрелился! Я вызову полицию!»
Мисс Лиминг бесстрастно взглянула на труп своего любовника и стала озираться по сторонам. Забыв про роль, она спросила:
– Что вы тут натворили? А как же отпечатки?
– Не беспокойтесь, я позаботилась об этом. Вам следует помнить одно – вы не знали, что у меня есть пистолет, когда я впервые появилась в Гарфорд-Хаусе, и что сэр Рональд забрал его у меня. Пистолет вы впервые увидели только сейчас. Встретив меня сегодня вечером, вы провели в кабинет и спустя две минуты увидели снова, когда я выходила оттуда. Мы вместе пошли к машине, беседуя на ходу. Забудьте обо всем остальном. Когда вас станут спрашивать, ничего не расписывайте, не изобретайте, не бойтесь сказать, что чего-то не помните. А теперь звоните в кембриджскую полицию.
Спустя три минуты они стояли вдвоем в распахнутых дверях, дожидаясь полиции. Мисс Лиминг сказала:
– После их прибытия нам не нужно разговаривать. Потом нам нельзя будет встречаться и проявлять друг к другу особенный интерес. Они будут знать, что тут не может быть речи об убийстве, если только в нем не замешаны мы обе. Но к чему нам составлять заговор, если это всего лишь вторая встреча и мы не питаем друг к другу сильной симпатии?
Она права, подумала Корделия. О симпатии речи не было. Ее не очень трогало, что Элизабет Лиминг может сесть в тюрьму; но ей не хотелось, чтобы там оказалась мать Марка. Кроме того, она стремилась навсегда утаить правду о его смерти. Она жаждала этого до того сильно, что сама удивилась своему пылу. Все это не имело теперь для него никакого значения, да он и не мальчик, для которого важнее всего то, что подумают о нем другие. Но Рональд Келлендер осквернил его труп, собираясь превратить его всего-навсего в объект: в худшем случае – для насмешек, в лучшем – для жалости. Она встала Рональду Келлендеру поперек дороги. Она не желала ему смерти, не смогла бы сама спустить курок. Однако он был мертв, и она не испытывала по этому поводу сожаления и не собиралась становиться орудием мести человеку, предавшему его смерти. Мисс Лиминг должна была избежать наказания – этого требовала простая целесообразность, не более того. Глядя в летнюю ночь и прислушиваясь, не зашумит ли полицейская машина, Корделия раз и навсегда приняла как должное громадность и оправданность всего, что она уже совершила и что ей еще предстояло совершить. Никогда больше ее не постигнут угрызения совести или малейшее сожаление.
Мисс Лиминг прервала ее размышления:
– Есть вещи, о которых вы, может, захотите меня спросить, ибо вправе о них знать. Давайте встретимся в часовне Королевского колледжа после вечерней службы в первое воскресенье после дознания. Я пройду в алтарь, а вы останетесь в нефе. Такая случайная встреча будет выглядеть вполне естественно – если, конечно, мы обе останемся на свободе.
Корделии было интересно наблюдать, как мисс Лиминг снова берет руководство на себя.
– Конечно, останемся, – ободрила ее она. – Если мы сохраним хладнокровие, все пойдет, как намечено.
Они еще помолчали. Первой не выдержала мисс Лиминг:
– Что-то они не торопятся. Пора бы и подъехать.
– Уже скоро.
Мисс Лиминг неожиданно засмеялась и произнесла с откровенной горечью:
– А чего нам бояться? Ведь они всего-навсего мужчины.
После этого ожидание не нарушалось разговорами. Шум подъезжающих машин опередил свет фар, озаривших дорогу, выхватывая из темноты каждый камушек, каждую травинку на обочине. Через минуту они затопили светом застывшие в ночи глицинии и ослепили заждавшихся женщин. Машины остановились, фары потухли.
К дверям без спешки потянулись неясные тени. Еще мгновение – и в холле стало тесно от крупных мужчин в форме и в гражданской одежде. Корделия отошла к стене, позволив мисс Лиминг выступить вперед, обратиться тихим голосом к прибывшим и пригласить их в кабинет.
В холле остались двое в штатском. Они оживленно беседовали, не обращая внимания на Корделию. Их коллеги не спешили выходить. Видимо, они засели в кабинете за телефон, потому что вскоре число полицейских возросло. Первым прибыл медэксперт, которого можно было узнать по чемоданчику, даже если бы его не поприветствовали словами:
– Добрый вечер, док. Сюда, пожалуйста.