Неназываемый

Столько миров, столько путей, а она никак не могла придумать что-то, что могло заинтересовать Шутмили. Много лет назад Сетенаю не пришлось произносить долгие речи, чтобы убедить ее. Она вообще едва помнила, что он говорил. Наверное, она просто была трусихой.

– Неужели мой выбор так трудно понять? – спросила Шутмили. – Быть частью чего-то большего. Не сомневаться в себе все время. Всегда знать, где твое место и что тебе нужно делать.

– Это потому, что у тебя не будет выбора.

– У меня и сейчас его нет, – сказала Шутмили как нечто само собой разумеющееся. – Жизнь адепта – это жизнь адепта, за ее пределами для меня ничего нет. Моя семья отдала меня Церкви еще ребенком. По чистой случайности я знаю тетю Жиури, а своих родителей не помню совсем. Я никогда не выйду замуж и не смогу заняться другим делом. Я принадлежу Церкви. Где я живу, когда сплю, что ношу, что ем, что говорю, что думаю, – ничто из этого не является моим выбором.

– Но если ты присоединишься к Квинкуриату, ты никогда не узнаешь, чего бы ты могла хотеть, – сказала Ксорве.

– Да, именно, – подхватила Шутмили. – Я буду там, где мне суждено быть, и где меня впервые в жизни ждут. Я никогда не буду несчастна, мне никогда не будет одиноко.

– Ну, – сказала Ксорве, отчаявшись, – боюсь, такого тебе никто больше не пообещает. Но все же мне жаль.

Ей не хватало слов, чтобы выразить, насколько ей будет жаль.

Шутмили снова потерла глаза, как будто надеялась, что это сон. Когда она заговорила, вся ее прежняя уверенность исчезла. Ее голос звучал так, будто она блуждала в тумане.

– Все, что я говорила, – я всегда в это верила. Я все еще в это верю, – сказала она. – Но вот что странно – когда я решила, что поддалась скверне, что больше не подхожу для Квинкуриата, я задумалась…

– Да? – вставила Ксорве, скрывая волнение.

– Я подумала: ну что же, я просто вернусь к исследованиям, для этого не нужно слияние, и от меня все еще будет польза. И все это под моим собственным именем. Мне почти понравилась эта идея, пусть даже это означало мой провал.

Она грустно помолчала, теребя заусенец. Затем продолжила, избегая взгляда Ксорве.

– И мне понравилось гулять по Тлаантоту с тобой. Было интересно увидеть что-то новое. После слияния я не увижу практически ничего нового.

Она опустила взгляд, словно погрузившись в свои мысли, и Ксорве поняла, что ей стыдно.

– Не знаю, – сказала Шутмили. – Просто не знаю. Возможно, я слабее, чем думала.

– Нет, – запротестовала Ксорве. – Я не знаю, кто ты, но ты не такая. – Она оглянулась на дверь, где сквозь резное окошко тускло просвечивал силуэт головы охранника.

– Даже если бы я хотела передумать, – сказала Шутмили, – просто представим, что я передумала. Неужели мы сможем уйти? Просто встать и уйти?

– Да, – сказала Ксорве. – Легко.

Это было даже слишком легко. Шутмили позвала стража. Когда он вошел в комнату, Ксорве выскочила из-за двери, зажала ему рот рукой, натянула на голову наволочку, связала и запихнула на койку.

– Боже мой, – сказала Шутмили, – надеюсь, с ним все будет в порядке. – Она прикусила губу, но не стала задерживаться в каюте.

Они крались по коридору к транспортному отсеку, следуя намеченному Ксорве маршруту. Возможно, мерзкая богиня-дракон Шутмили все-таки присматривала за ними: их никто не заметил. Ксорве показала на ближайший челнок и открыла двери в отсек.

– Мы просто так возьмем его? – спросила Шутмили, но без колебаний забралась на борт.

– Разве в школе магов тебя не научили, как украсть корабль? – спросила Ксорве.

На борту «Созерцания в спокойствии» никто даже не поднял тревогу – не было ни малейших признаков преследования. Ксорве запрыгнула в челнок вслед за Шутмили, потянула за спусковой рычаг, и они ринулись в небо, словно лист, несущийся по поверхности ручья.



Канва Жиури редко позволяла себе какие-то удовольствия. Чем их меньше, тем они слаще, думала она, а предвкушение лишь заставляет сосредоточиться. По такому случаю она разрешила себе бокал вина – а именно, абрикосового вина семнадцатилетней выдержки из ее собственного поместья за пределами Карадуна. Вино было цвета расплавленного топаза и на вкус напоминало слезы божества.

Срок выдержки был символичным. Семнадцать лет назад силы Дракона-Отступницы впервые проявились в Шутмили. Брат Канвы, Адхара, в панике послал за Жиури. Выслушав его бессвязное бормотание, та сначала решила, что его дочь упала с дерева и поранилась.

Правда открылась ей уже возле дома. Пятилетняя Шутмили лежала под цветущим вишневым деревом во дворе среди цветов и фруктов, которые уже начали гнить. Стояла середина зимы. На дереве не должно было быть еще ни почки. И оно уж точно не должно было так плотно обвивать корнями ноги Шутмили, что трудно было определить, где заканчивается кора и начинается плоть.

Шутмили повезло, что тетя оказалась здесь так быстро. Жиури к тому времени уже была полноценным инквизитором и смогла благополучно разъединить ребенка и дерево, не поранив маленькое сердце. Пожалуй, Жиури должно было быть стыдно – несмотря на профессиональное чутье, она не распознала магический потенциал племянницы, – но об этом никто не узнал. Всего пару недель спустя Жиури лично доставила Шутмили в Школу Мастерства.

Что до вишневого дерева, то природой не задумывалось, что оно проживет шестимесячный цикл за один день. Оно дало богатый урожай спелых ягод. Но даже если бы оно смогло оправиться от такого удара, Шутмили уже вырвала его из временного цикла, и не прошло и месяца, как дерево погибло.

Жиури была свидетельницей последовавших за этим мучений. Мало кто во всем мире был достоин ее сочувствия, но младший брат был одним из немногих. Шутмили была отрадой Адхары. Тяжело осознавать, что предмет твоей гордости родился уже с червоточиной.

Кроме того, в каждом отделении Императорского регистрационного бюро в каждом экземпляре Родословной была изменена страница со списком ныне живущих членов дома Канва – та самая, где значилось имя самой Жиури! Теперь там появилось примечание об опасных способностях Шутмили. Проклятие Отступницы текло в их крови. Перспективы продвижения и вступления в брак любого из семьи Канва были заморожены и останутся таковыми на поколение вперед или даже дольше. Это стало ударом для Жиури, как для ее личных планов, так и профессиональных.

Семнадцать лет спустя Жиури очень хорошо справлялась со своими обязанностями, и повышение до Верховного инквизитора притупило горечь обиды. Она не винила Шутмили – не больше, чем вы можете винить дикую собаку в том, что она вас укусила. Тем не менее, мысль, что до слияния рукой подать, грела душу. Как только Шутмили станет частью Квинкуриата, ее имя вычеркнут – уже не Канва, не простой житель Карсажа, но адепт квинкурии, орудие имперской воли. В Родословную внесут правки, и эта скорбная глава будет закончена для нее, Адхары и всех остальных членов семьи. Тем лучше, что Жиури лично приложит руку к ее окончанию.

Она потягивала вино с закрытыми глазами, размышляя о его утонченном вкусе. Абрикосовое вино делали с помощью серой плесени, которая росла и подсыхала на плодах, придавая мякоти сладость, даже когда кожура начинала гнить. Вот лучшее достижение цивилизации – взять что-то уродливое и превратить во что-то полезное и прекрасное.

Громовой стук в дверь вернул ее к действительности. Разумеется, это был инквизитор Цалду, разрушитель покоя. Она почувствовала себя до крайности раздраженной. Жаль было впустую растрачивать эту роскошь еще до того, как она смогла насладиться ею.

– Инквизитор Канва! – его бледное лицо было искажено ужасом. – Инквизитор… путешественница из Ошаара исчезла, и… кажется, она забрала с собой вашу племянницу.


Он рассказал все, что знал. Она схватилась за край стола, чтобы успокоиться.

– Вызовите Бдение, – сказала она. – И офицеров. Мы должны немедленно изменить курс. Действуйте, Цалду! Немедленно!

Нельзя было пускать на борт прислужницу Сетеная. Виновата в этом была сама Жиури, но она позволила себе лишь несколько секунд ярости и упреков. Гнев сам по себе был удовольствием, и было бы слишком легко ему поддаться.

Она села за стол, прижав руки к прохладному красному дереву, и сделала глубокий вдох. Досадная помеха, но если действовать быстро, ничего страшного не случится. Просто небольшое развлечение на пути в Карадун.

Едва ли ошаарская девушка следует какому-то гениальному плану. Скорее всего, она осознала ценность Шутмили и действовала спонтанно.

Жиури уже давно не наслаждалась настоящим преследованием – с тех пор, как перестала быть обвинителем.

У погони, как у головоломки, есть свои хитрости. Поначалу охотник всегда оказывается в невыгодном положении. Но добыча обязательно допустит оплошность и запаникует. Охотник наблюдает, выжидает, копит силы, и в конце концов ловушка захлопывается.



Шутмили выглянула за борт челнока; кончики пальцев, сжимающие поручень, побелели. Внизу простирался туманный каньон, пронизанный мелкими серебряными речками, будто маленькими ручейками света на фоне иссиня-черной пустоты.

– Конечно, – пробормотала она. – Конечно. Зачем мне планировать свои действия на тридцать секунд вперед? Ксорве, кажется, мы совершили ошибку.

– Да? – откликнулась Ксорве из-за штурвала.

– Они не дадут мне сбежать просто так. Они придут за нами, как только поймут, что меня нет. Наверняка они уже в пути. Ты не представляешь, на что они пойдут, чтобы вернуть меня.

– Могу догадаться. Они уже послали за тобой фрегат в Тлаантот, – сказала Ксорве.

– Как только они поймают нас, они убьют тебя и отведут меня к Могиле Отступницы. А если они решат, что я сбежала добровольно, они убьют нас обеих. Знаешь, какая казнь полагается беглым магам? – спросила Шутмили. – У них есть чудовище…

– Не думай об этом, – посоветовала Ксорве. – Паникой делу не поможешь.

Она сбросила скорость, направив челнок в укромное местечко под выступом. Этот разговор потребует ее полного внимания.

– Мы должны повернуть назад, – настаивала Шутмили, вцепившись в борт. – Давай вернемся на корабль. Я все объясню, постараюсь, чтобы они поняли, что ты пыталась помочь, но я полностью предана делу, и…

– Только если ты правда хочешь, – сказала Ксорве.

– Неважно, чего я хочу, – сказала Шутмили. – Ты не должна умирать.

– Ты тоже. Я не могу позволить тебе просто так пойти на это. Но если ты хочешь, чтобы я привела тебя обратно на верную смерть – пожалуйста.

– Я не умру, – упорствовала Шутмили, отвечая раздраженно, как будто это выводило ее из себя. – Я уже объясняла. Все не так.

– Ладно. Если ты хочешь шляться в маске неестественно долго, давай вернемся.

– А если я выберу шляться с тобой в этой шлюпке, мы продержимся еще полчаса, а потом «Спокойствие» размажет нас по небу, – парировала Шутмили.

– Мы уже далеко, – сказала Ксорве. Прошло около получаса. – До четвертой смены караула еще полтора часа, до этого они тебя не хватятся, а после не узнают, в какую сторону мы улетели. Как только мы пройдем Павлиньи врата, они не смогут нас выследить.

Шутмили на мгновение замолчала, размышляя. Мимо проплывали пики и скалы Лабиринта Отголосков, синие и расплывчатые в неясных ложных сумерках. Ветер сдувал пряди с лица Ксорве.

– Но куда же мне идти? – спросила Шутмили, как будто только теперь осознав, что она не может вернуться к своим надписям. – У тебя есть план?

– Конечно. Пойдем со мной, – сказала Ксорве. Это и вправду так просто.

– Я имею в виду после этого, – сказала Шутмили. – Пойдем с тобой куда?

– Куда угодно, – ответила Ксорве.

– …любезное предложение, – сказала Шутмили так, будто ей вручили особенно отвратительный подарок на день рождения. – Но у тебя есть своя работа.

– Я серьезно, – сказала Ксорве.

– Не может быть, – покачала головой Шутмили. – Ты шутишь.

– Совершенно серьезно, – повторила Ксорве. – Я все обдумала. Ты видела Реликварий, ты была там. Он у Оранны, и мне нужно его вернуть, пока она не сделала что-нибудь ужасное. Так что я собираюсь украсть его, а ты должна мне помочь.

Злость Шутмили уступила место сомнению.

– В прошлый раз от меня совсем не было толку. Что, если она снова меня схватит?

– Я не дам ей этого сделать, – сказала Ксорве.

– На словах это легко… – заметила Шутмили. – А если к делу: она убила столько людей. Что помешает ей причинить тебе боль или даже хуже…

– Многие пытались причинить мне боль. И от тебя будет толк. В отличие от тебя я ничего не знаю о магии. Ты будешь очень полезна. Поможешь мне остановить ее.