Неназываемый

Какое-то время она просто сидела, истекая кровью. Мозг работал ужасно медленно, каждая мысль раскачивалась на месте, будто ее спускали краном. Если кровотечение не остановится, она потеряет сознание. Если она потеряет сознание, некому будет управлять кораблем. Мысли перескакивали с одной на другую, руки соскользнули с панели управления, а потом она очутилась на полу.

Перед глазами все расплывалось. Было холодно и туманно, как будто она плыла сквозь облако. Словно со стороны она почувствовала, что ее куда-то тащат.

Корабль без управления! – вспомнила она и попыталась сопротивляться, но тело ее не слушалось.

Плечо резко заболело, а затем боль сменилось теплом. Это было приятно: как будто возвращаешься в морозную ночь в нагретую постель. Тепло распространилось по всему телу с легким покалыванием.

Либо смерть приятнее, чем все ее себе представляют, либо происходит что-то другое. Она через силу открыла глаза.

Ксорве лежала на спине на полу каюты. Шутмили стояла на коленях, обеими руками сжимая ее голое плечо. Лицо ее казалось маской, зрачки превратились в черные колодцы. Ксорве повернула голову, пытаясь рассмотреть плечо, и тут ее снова прошил приступ боли. Она громко вскрикнула.

– Лежи спокойно, – сказала Шутмили. Ксорве подчинилась, и боль снова ушла.

– Что ты делаешь? – спросила Ксорве и тут же пожалела о своем вопросе. Шутмили не ответила, но стоило ей отвлечься, как боль вернулась. Сама по себе боль не была такой уж невыносимой, однако Ксорве казалось, будто что-то внутри ее оборвалось.

Рукава мантии Шутмили были по локоть в крови. Шли минуты, она постепенно приходила в себя. Отсутствующий взгляд сменился сосредоточенностью. Она мяла поврежденное плечо Ксорве, будто кусок мяса. Это причиняло боль. Сдерживая крик, Ксорве закусила рукав.

Наконец Шутмили отодвинулась и смахнула прядь волос, оставив на лбу кровавый след. Плечо снова заныло, но это была застарелая боль, как будто рана давно затянулась. Ксорве повернула голову. На плече виднелся свежий шрам – серебристый след от зубов в форме полумесяца.

Шутмили вздрогнула, моргнула, а затем ее стошнило сгустком черного гноя, чуть в стороне от Ксорве. Тот задымился, оставив дыру в полированной древесине пола.

Шутмили вытерла рот.

– Извини, – сказала она.

– Э-э-э, – протянула Ксорве.

– Ты бы потеряла руку, – объяснила Шутмили. – Все было очень плохо.

Губы ее были синими, а глаза налились кровью, но она выглядела весьма довольной собой.

– Что случилось? – спросила Ксорве. – Что… кто управляет кораблем?

– Никто, – ответила Шутмили. – Я его посадила. – Она снова наклонилась над Ксорве и застегнула на ней плащ поверх испорченной рубашки. – Меня никогда этому не учили, – добавила она, – но это не так уж сложно, если постараться.

– Я видела, на что ты способна, – заметила Ксорве. Она подползла к скамье и, оперевшись на нее, встала на ноги. – Непохоже, чтобы отсутствие знаний об управлении кораблем тебе как-то мешало.

Шутмили пожала плечами.

– Если встретишь кого-то с моими способностями, не давай ему встать.

– Ты в порядке? – спросила Ксорве.

Черный гной уже почти растаял, оставив на полу каюты жирное пятно в окружении кровавых лужиц. Шутмили смутилась.

– Я очень голодна.

– Но ты… Не знаю. Ты?..

– Утратила ли я контроль над собой? Планирует ли Карсажийский Дракон обрушить возмездие на смертных моими руками? Может, я заговорю на чужих наречиях и вытащу твои внутренности? – сказала Шутмили. – Нет. – Она испортила произведенный эффект, вздрогнув и добавив: – По крайней мере, лично я не собираюсь. Я должна… Мне нужно как можно скорее вернуться в Карадун. Они смогут меня проверить. Там я буду в безопасности.

– Я не вижу признаков скверны, – сказала Ксорве.

– Их никогда так не видно, – грустно сказала Шутмили и, помолчав, добавила: – Наверное, теперь я никогда не попаду в Квинкуриат. И все мои записи уничтожены. Тысячи лет исчезли за день. Все это было зря.

Ксорве слишком хорошо понимала, каково это – потерять то, ради чего ты работал. Но она не знала, как подбодрить Шутмили. Ничего уже не исправить.

– Ты сделала все, что было в твоих силах, – в конце концов сказала Ксорве.

– Надеюсь, – ответила Шутмили. – Приятно так думать. Я бы никогда не уступила ей, если бы не страж – если бы не Малкхая. Было бы правильнее не сдаваться и позволить ему умереть, но он всегда был очень добр ко мне. Он жалел меня.

– Раз у нас вечер сожалений, то и мне следовало тебя бросить, – заметила Ксорве.

Шутмили пронзительно расхохоталась. Она все еще сидела на корточках, и от смеха шлепнулась в лужу крови.

– Ну, еще не поздно, – сказала она. – По моим подсчетам, у нас есть около тридцати секунд до того, как я снова потеряю сознание.

– Что? – переспросила Ксорве.

– Госпожа Зинандур щедра, – сказала Шутмили. – Но ее цены высоки. Я зашла слишком далеко. Ну, слишком далеко это сильное преуменьшение. Дальше не бывает. Это полное истощение. – Она снова засмеялась, дрожа, как ветка на ветру, и легла, положив голову на локоть. – Спокойной ночи, Ксорве.

Ксорве подползла к Шутмили, забыв о боли в плече. Она подтащила ее поближе к алхимическому двигателю и включила печку.

Шутмили посадила корабль на вершину скалы, куда не могли добраться воскрешенные. Снаружи небо стало красным, затем черным, как будто краска сочилась сквозь облака. Холмы внизу укутал мороз, наступил покой.


Ксорве нашла одеяла в шкафчике. Она приглушила фонари корабля и положила подушку под голову Шутмили. Легла рядом, свернувшись калачиком. Наконец, в теплой тени двигателя она уснула.





12

Спасение




Жизнь Талассереса Чароссы была довольно насыщенной, и беспамятство было ему не в новинку, но это был первый раз, когда он пришел в себя оттого, что кто-то его тряс. И этот кто-то держал его за воротник куртки. Он машинально пнул ногой и почувствовал, как колено врезается в чье-то твердое тело. Охнув от боли, человек отпустил его.

Тал приземлился на кучу обломков и остался лежать, торжествуя: Так тебе и надо, придурок.

Этого верзилу Тал никогда раньше не встречал. Тот носил грязную желтую робу и тяжелые ботинки и смотрел на Тала так, будто размышлял, не бросить ли его тут.

– У меня тут живой, госпожа! – крикнул верзила.

Шорох легких шагов по камню. К ним неспешно приблизилась ошаарка. Тал обреченно понял: это же та самая психопатка из пещеры в Монументе. Кровавый подол ее платья шуршал по гравию, как прибой на песке, и она смотрела вниз на Тала с холодным любопытством.

– Отведите его на корабль, – сказала она.

Будь судьба милосерднее к Талу, он бы потерял сознание. Вместо этого он был вынужден терпеть унизительные прикосновения мерзкого верзилы, который связал его, перекинул через плечо и бросил на дно корабля, как важный улов.

И так он и лежал, несчастный и беспокойный, пока заводился двигатель маленького корабля. Желудок сжался, стоило им подняться в воздух, хотя у Тала и без тошноты хватало проблем.

Но почти любое неудобство и унижение можно вынести, если есть на чем сосредоточиться – и впервые вселенная пошла ему навстречу. У этой женщины был Реликварий. Кажется, впервые в жизни Ксорве не успела все вконец испортить.

В трюме было холодно, пол был засыпан осколками. Руки Талу связали за спиной под таким углом, что любое движение причиняло боль, и он понятия не имел, куда его везут, хотя его воображение уже рисовало ему греющие душу картины.

Он всегда знал, что рано или поздно ему выпадет шанс. Главное – дождаться его, любой ценой выжить и быть готовым, едва он появится.

Даже если – чисто гипотетически – ты младший сын, которого выгнали из тлаантотской Академии для мальчиков. Даже если ты гордишься не всеми своими поступками. Нужно просто продержаться достаточно долго, и в конце концов возможность представится.

Любой в Тлаантоте только бы обрадовался его провалу, от Тала никто ничего и не ждал: младшенький Ниранте не блещет умом, повезло, что он смазливый, повезло, что она выпросила ему место под крылышком канцлера Сетеная, сам бы он ни за что туда не попал, до чего только докатился род Чаросса…

Но ни один из них не был в крепости в последние годы правления Олтароса. Они понятия не имели, на что способен Тал. Но рано или поздно они узнают.

Он заберет Реликварий, найдет способ сбежать и вернется в Тлаантот. Ксорве будет в ярости. Она наверняка думает, что он мертв. Тем хуже для нее. Вот он входит в Школу Трансцендентности, – Сетенай обрадуется, ведь он считал его мертвым, – и тут Тал вручает ему Реликварий, и…

И все. Он мечтал не о благодарности Сетеная. Никто не хочет быть благодарным кому-то, особенно Сетенай. Но Тал никогда даже в мыслях не признавался себе, чего именно он хочет от Сетеная. Унизительно, когда кто-то имеет такую власть над тобой.

Катер тряхнуло от удара о что-то жесткое. Тал попытался сесть. Они пристыковались к гораздо большему кораблю, который покачивался на подушке из тумана. Верзила потащил Тала на борт, и когда они поднимались, он увидел название корабля – незнакомое ему ошаарское слово «Эджарва».

Людей на борту было мало. Казалось, экипаж состоял лишь из верзилы и парочки ему подобных – все они носили обычные желтые мантии, под которыми скрывалось что-то более серьезное. Тал с облегчением отметил, что экипаж, по крайней мере, состоял из живых. Его уже тошнило от воскрешенных, управиться с живыми было куда проще.

На Тала никто не обратил внимания. Мерзкий верзила протащил его по трапу в длинную каюту с рядом коек.

– А ты даром времени не теряешь, но я не против, – сказал он верзиле, который бросил его на одну из коек. Никакого ответа. – Эй, твоя хозяйка та еще штучка, – продолжил он. – Почему ты ей служишь? Вы с ней трахаетесь?

Верзила схватил его и приблизил к своему лицу. Оказалось, что он совсем не старый. Ровесник Тала или даже моложе. У этого переростка была гладкая выдающаяся вперед челюсть и маленькие безумные глазки,́ как у картошки.

Тал любую плохую идею доводил до конца. Он подмигнул парню.

– Ты недостоин смотреть на госпожу Оранну, – прорычал парень с явным деревенским акцентом – совсем как у Ксорве, когда она напивалась. А затем он ударил Тала в живот.

Тал согнулся пополам, из головы вылетели все мысли. Когда он пришел в себя, парень уже ушел, а дверь была заперта.

В каюте не было окон и ничего похожего на оружие. Его меч исчез – то ли его забрали, то ли он остался в умирающем мире. Нутро корабля дрожало от слабой вибрации алхимического двигателя, запущенного на полную мощность.

Короче говоря, он оказался в ловушке на борту летящего корабля в компании Оранны и ее головорезов-переростков. В двадцать три года он был слишком стар для всего этого.

Какой совет дал бы Сетенай? Планируй и обдумай, а затем действуй. Или хотя бы подумай хоть немного, прежде чем бросаться вперед, Талассерес. Он мог бы удостоиться ласковой улыбки с долей иронии. При воспоминании об этой улыбке у Тала перехватило дыхание, словно его еще раз ударили в живот.

Ну ладно. Оранна хотела Реликварий, но ей не нужна была его смерть. Она держала его в живых либо для информации, либо в качестве заложника. Тал скорее перерезал бы себе запястья, чем стал бы чьим-то заложником, так что пора было действовать.

Убедившись, что мальчик-переросток не вернется, он перевернулся на бок и начал изучать узел на запястьях. Парень связал его с энтузиазмом, но без особого опыта.

Тал освободился, вытащил один из запасных ножей, спрятанный в сапогах, и притаился в самом темном углу каюты, развлекая себя фантазиями о том, что он скажет Сетенаю, вручая ему Реликварий.

Простите, что заставил ждать… Лучше поздно, чем никогда… Кажется, это ваше?