Неназываемый

За жертвенной ямой находился огромный обелиск изо льда или полупрозрачного камня. Вершина его была неровной, как будто он был обломком еще более грандиозного сооружения. Казалось, он обозревал пещеру пустым взглядом статуи. Неподвижной, нечеловеческой, но живой. Это было сердце монумента, место, где бог, отдыхая, напевал.

И такой была его песнь – одна, бесконечно повторяемая нота:

За пределами твоего зрения, твоих чувств,

твоего понимания: вот я.

Приди ко мне и отдохни.

Возляг во тьме.

Позабудь обо всех своих заботах.

Спи, ты же так сильно этого хочешь.





– Заткнись, – процедила Оранна. Она вдоволь наслушалась этой песни с тех пор, как неделю назад они прибыли к Пустому Монументу. Если бы она хотела отдохнуть, то осталась бы в Доме Молчания и ушла бы в небытие вместе с остальными.

У подножия обелиска находилась статуя коленопреклоненного человека – так, по крайней мере, казалось Оранне: гигантский обнаженный воин или атлет, мускулистый, прикованный к обелиску десятками железных цепей, запятнавших лед ржавчиной.

Оранна ошибалась редко, но вскоре она признала свою ошибку. Это не статуя. Это живой человек. Нечто среднее между мертвецом и воскрешенным, нечто сине-серое и окаменевшее от мороза. Каждый дюйм его кожи был покрыт кристаллами льда.

Кое-кого из служительниц в свите Оранны это зрелище шокировало, но сама Оранна считала, что после встречи с Белтандросом Сетенаем ни один мужчина, даже ростом в восемь футов, уже не производит особенного впечатления.

Ледяные руки были сжаты в кулаки. Чуть выше к его груди была примотана многочисленными цепочками небольшая восьмигранная шкатулка.

Оранна подошла к ледяному гиганту и протянула руку. Но прежде, чем ее пальцы коснулись Реликвария, она со смехом отступила.

– Я не настолько глупа, – сказала она. Попытки забрать Реликварий у статуи стоили ей двух служительниц, не говоря уже о молодом послушнике, которого она использовала для ритуала жертвоприношения.

Однако она так близка к цели, а ее ресурсы еще даже не исчерпаны. Она нашла его первой – что может быть чудеснее? Быть может, Белтандрос сдался. Быть может, он довольствуется обычной жизнью. За последние пять лет он уютно обустроился в своем дворце, окруженный винными бочками и сговорчивыми тлаантотскими подданными. Его проблемы. Тем более, что Белтандрос никогда не понимал всех возможностей Реликвария, никогда не осознавал истинную природу отношений Пентравесса и Тысячеглазой Госпожи.

Ей ужасно хотелось прикоснуться к Реликварию. Оранна заставила себя опустить руку. Совсем скоро она его получит. Пока же ее ждут другие дела.

Словно услышав ее мысли, одна из служительниц спустилась по ступенькам в пещеру, а за ней проследовала группа воскрешенных, волоча с собой пленницу.

– Куда нам ее деть, хранительница? – спросила служительница Ушмай.

Оранна жестом указала на каменный стул, стоявший между бассейном и обелиском, и отослала всех.

Она стояла и смотрела, как девушка дернулась на стуле, затем выпрямилась, в панике сжимая руки. Оранна ждала, когда Шутмили придет в себя. Ей дали достаточно лотоса, чтобы рассудок ее помутился, но не так много, чтобы она полностью перестала соображать.

– Канва Шутмили, – сказала Оранна. – Тебя ведь так зовут?

– Вы и сами это знаете, – негромко ответила Шутмили. В бессознательном состоянии она казалась совершенно невзрачной – маленькое лицо, тонкий рот, заостренный нос, – но теперь, когда она очнулась, ее глаза были большими и темными, как жертвенная яма.

– Лучший адепт за три поколения, – сказала Оранна. – Равная самым сильным адептам в истории. С детства предназначенная Имперскому Квинкуриату. Я не ошиблась?

Оранна никогда специально не интересовалась секретным оружием карсажийцев, но за время поисков Реликвария можно узнать много интересного. О Шутмили ходили слухи во многих мирах. Глаза сплетников сияли алчным блеском. Некоторые говорили прямо: Представьте, чего можно добиться, заполучив нечто подобное. Потрясающее совпадение, что Шутмили оказалась в том же мире, что и Реликварий Пентравесса, но, с другой стороны, когда дело касалось Реликвария, совпадения исключались.

– От славы до гордости один шаг – твердо сказала Шутмили, глядя Оранне прямо в глаза.

– Жаль, что все так сложилось, – заметила Оранна. – Как ужасно родиться с подобным даром в обществе, которое считает его уродством.

За время странствий Оранне довелось встретить несколько беглых карсажийских магов – кто-то сбежал из Школы Мастерства, кто-то с миссий, – но все они были скрытными, настороженными, и их снедало чувство вины. Они плохо справлялись со свободой. Шутмили же выглядела на удивление собранной.

– Мои способности – не благословение и не проклятие. Это долг. Мой долг – находить ответы, – сказала Шутмили, явно цитируя доктрину.

– В нормальной стране ты могла бы добиться чего угодно, – сказала Оранна. Такое расточительство со стороны карсажийцев раздражало ее. – Могла бы даже править, если бы захотела. Зинандур – удивительное божество. Жаль, что ее могущество порицается.

– Мое предназначение мне известно, – спокойно сказала Шутмили.

– Квинкуриат? – уточнила Оранна. – Ты должна понимать, на что идешь. – Непонятно, как можно считать Неназываемого жестоким божеством, когда есть Квинкуриат. Карсажийцы придумали пострашнее – а они были всего лишь смертными.

– Разумеется, – ответила Шутмили. – Я не боюсь слияния.

– Да и с чего тебе бояться? – заметила Оранна. – Твои начальники расточают твое мастерство и возможности не хуже Квинкуриата. Мне жаль, что пришлось доставить тебя сюда таким образом, но я уверена, ты понимаешь, почему я никогда не смогла бы обратиться к доктору Лагри Арице напрямую. Мне нужна твоя помощь.

Само собой, Шутмили начала что-то говорить, но Оранна ее не слушала – как и бог в обелиске, тянувший свою вечную песню. Приди ко мне и отдохни возляг во тьме позабудь обо всех своих заботах.


– В этом месте обитает божественная сущность, – сказала Оранна. Шутмили едва заметно кивнула. – Вы, карсажийцы, мало интересуетесь чужими божествами. Но, возможно, тебе доводилось слышать об Ирискаваал Тысячеглазой и ее разрушительном гневе.

– Конечно, – сказала Шутмили. – Ирискаваал была мелким тираном. Ее последователи восстали против нее.

Оранну удивило, что в Школе Мастерства эту историю преподносили именно так. Насколько она знала, карсажийцы избегали думать о тирании и восстаниях.

– Трон Ирискаваал был разбит на осколки. Она пострадала сильнее, чем, например, ваша собственная богиня. Зинандур изгнали из царства смертных. Ирискаваал была сломлена. Это ужаснее, чем страдания любого из нас. Непостижимое и бессмертное сознание раскололось на сотни фрагментов. Каждый из них ограничен, сбит с толку, страдает и довольно беспомощен.

– Какой кошмар, – сказала Шутмили. Ее голос и выражение лица были совершенно бесстрастны, но Оранна уловила насмешку.

– Если тебе кажется, что смятение и страдание – это повод для гордости, то подумай, каково это – тысячелетиями в одиночестве бороться за свое существование, – резко сказала она. – Большинство фрагментов так или иначе были утрачены. До недавнего времени я знала только об одном выжившем фрагменте – бедном, несчастном существе, известном как Сирена Тлаантота. Ее поработили смертные маги и заставили служить себе – Белтандрос Сетенай и ему подобные. Но теперь…

– Божество в обелиске, – сказала Шутмили. Оранна ощутила радость триумфа. С умными всегда так просто. Вопреки своей воле, Шутмили заинтересовалась происходящим.

– Именно, – подтвердила Оранна. – Мы привыкли называть его Спящим. После разрушения трона этот фрагмент каким-то образом попал сюда – ослабленный, но все еще сохранивший силу. Люди, должно быть, поклонялись ему до того, как мир пришел в упадок, но он слишком долго был заточен здесь в одиночестве. Он сошел с ума. Я пришла сюда в надежде склонить его на свою сторону. Этого пока не случилось, но у меня остались еще кое-какие козыри в рукаве.

– Не совсем понимаю, при чем тут я, – заметила Шутмили. – Если вы хотите принести меня в жертву…

– Боже, конечно, нет, – ужаснулась Оранна. – Жертва не имеет никакого смысла, если она не добровольная. Даже твой народ это понимает. – Она подошла к обелиску. Ледяное лицо мертвеца не выражало никаких чувств. – Ты когда-нибудь слышала о Реликварии Пентравесса?

К ее удивлению, Шутмили кивнула. Сама идея Реликвария должна была казаться карсажийцам кощунственной. Видимо, Шутмили читала что-то недозволенное.

– Реликварий здесь, – сказала Оранна. Она указала на шкатулку, примотанную цепями к рукам мертвеца. Пусть Шутмили привыкнет к этой мысли. Но если она и была потрясена, то ничем не выдала своих чувств. – Его украли. Возможно, вор запаниковал, или его преследовали, или он просто хотел спрятать его до лучших времен… Реликварий запечатали здесь, в этом гибнущем мире, с этим несчастным, прикованным к столбу – он служит одновременно замком и хранителем. Это прекрасный образец магии. Одно и то же проклятие, подпитываемое мучениями этого человека и его медленной смертью, связывает Спящего и Реликварий воедино.

– Гигантский оберег, – пробормотала Шутмили. Оранна улыбнулась. Она была уверена, что в учебную программу Школы Мастерства обереги не входят. Шутмили точно читала что-то недозволенное.

– Да. Я уверена, ты понимаешь, как плохо все кончится для того, кто осмелится дотронуться до Реликвария, не разорвав прежде связь.

Те из свиты Оранны, кто попытался сделать это, умерли со страшным криком.

– Я правда не понимаю, как могу тебе помочь, – сказала Шутмили.

– Я некромант, – сказала Оранна. – Опытный и начитанный некромант, но подобный тип заклятий хуже дается мне и моему божеству. Неназываемый – не взломщик. Мне нужен карсажийский маг со знанием всей этой жуткой алгебры и любовью к механизмам. Мне нужен адепт. Мне нужна ты.

– Я не смогу, – сказала Шутмили.

– Не сомневайся в себе, – сказала Оранна. – Тебе, как ястребу, накинули на голову капюшон и держат на привязи. Ты столького можешь достичь, достаточно лишь протянуть руку.

– Я знаю, – сказала Шутмили. – Кто вправе остановить меня? Разве я не хотела бы использовать свои силы для чего-то более грандиозного? Разве я не заслуживаю права использовать свой дар? Я знаю.

– Что ж, – сказала Оранна. – Разве нет?

– Госпожа, – Шутмили медленно моргнула. – Неужели вы думаете…

Оранна не улыбнулась. Она пристально смотрела на Шутмили.

– Неужели вы думаете, что меня выпустили бы из Школы Мастерства, будь я правда такой доверчивой? Вообще-то нас к такому готовят.

Оранна засмеялась.

– Что ж, видимо, нет. – Она была бы разочарована, если бы Шутмили так легко согласилась. Оранне всегда нравились люди с характером. – Но ты понимаешь, в каком положении находишься. И знаешь, что мне от тебя нужно.

Оставив для присмотра двух воскрешенных, она решила дать Шутмили время поразмыслить и направилась к Ушмай.

– Вам что-нибудь нужно, хранительница? – обратилась к ней Ушмай, нервно потирая один из клыков большим пальцем.

– Сколько чужаков проникло в Монумент? – спросила Оранна.

– По нашим подсчетам, четверо или пятеро, – ответила Ушмай. Спящий так сгладил внутреннюю структуру Монумента, что уследить за незваными гостями было трудно, но зато они двигались медленно и на ощупь. – Некоторые из них вооружены, – добавила Ушмай.

– Не беспокойся, – сказала Оранна. – Для этого у нас и есть воскрешенные. – Количество воскрешенных уже превышало количество живых в свите Оранны, даже с учетом тех, кого уничтожила Шутмили. Ритуал жертвоприношения дал Оранне силы, а мертвецами ее обеспечил сам Монумент. – Собери воскрешенных и приведи ко мне еще одного карсажийца. Возможно, придется сначала разлучить его с другими.

Ушмай кивнула. Не самая смышленая из служительниц, но зато самая надежная. Оранна вполне могла доверить ей такое задание.

– Да, кстати, – сказала Оранна. – Можешь по пути позвать сюда остальных? Совсем скоро мы начнем.

– Потребуется ли мое присутствие, хранительница? – спросила Ушмай.

– Нет, не в этот раз, – сказала Оранна. – Спасибо.



Ксорве не сразу заметила, что Дарью Малкхая исчез. А ведь их было всего трое. Она шла впереди, следом шел Тал, а Малкхая замыкал группу. Ей следовало насторожиться, едва она перестала слышать его шаги. Но что-то в Пустом Монументе притупляло чувства и затуманивало разум. Тал и Ксорве осознали, что Малкхая пропал, только когда устроили привал в нише.

– Черт, – сказал Тал. – Как давно он исчез?