Ненависть

Быстрым движением достает сигарету, щелкает зажигалка, по комнате плывет запах тлеющего табака. Пятницкий, наконец, застегнул ширинку, блуждающий взгляд останавливается на полотенце, небрежно свисающем со спинки дивана.

— А не умыться ли мне? — бормочет он и направляется в ванную комнату.

Колышев молчит. Маша курит, затягиваясь глубоко, со злостью выдыхая вонючий дым.

— Думаешь, я не знаю, о чем ты думал, когда рассматривал кровать? На обстановку пялился? — внезапно говорит она. — Тебе легко рассуждать, у тебя от рождения все было. А я деревенская, мой отец рыбной ловлей на жизнь зарабатывает, мама из больницы не выходит, с глазами плохо, вообще ослепнуть может. Но насобирали денег, отправили меня в город учиться. Я отличницей была, экзамены сдала хорошо, должны были на бюджетное место зачислить. А взяли другую, не меня. Потому что ее папа большой начальник в налоговой администрации. Она дура, но папа со связями, может помочь отмазаться, когда декан на взятках погорит. Они ведь все берут, тебе ли не знать, препод! Вот и оказалась я со студенческим билетом и без гроша в кармане, потому что все на лечение мамы уходило. Что делать, а!? — почти крикнула девушка.

Колышев не ответил. За годы работы в институте он такое видел не раз. Да, берут детей высокопоставленных родителей на бесплатные бюджетные места. Берут, потому что у каждого — ректора или декана, вообще тех, от кого зависит успеваемость студента, рыло в пуху. Зарплаты мало, хочется еще. Но зарабатывать наукой или брать дополнительные часы занятий хлопотно и утомительно. Да и денег серьезных не получишь. Куда проще «взять» и зачислить очередного балбеса или крашеную дуру на бюджетное место. Вот и берут деньги с родителей по всей стране, «от Москвы до самых до окраин». И пока существуют вступительные экзамены в ВУЗы, это было, есть и будет.

— На первый курс наскребли, а на второй уже не смогли. Отец сказал так: или зарабатывай сама, или возвращайся домой. Пришлось искать работу, — с тихой яростью произнесла Маша.

При этих словах Апполинарий против воли покраснел. Он вспомнил, как сам частенько пользовался правом преподавателя поставить ту или иную оценку и за какие именно услуги. Что ж, не все берут ассигнациями, некоторые предпочитают борзыми щенками. А от Маши что хотел за пересдачу?

— Разными делами занималась. Случайно оказалась в компании Кира. Потом с этим познакомилась, — добавила она уже тише, кивая на ванную.

— Да, — деревянным голосом ответил Апполинарий. Он ведь тоже … «познакомился».

Шум воды в ванной комнате стихает, через несколько секунд на пороге появляется Пятницкий — галстук аккуратно завязан крупным узлом, влажные волосы зачесаны назад, на лице играет здоровый румянец. Подполковник подходит к дивану, берет пиджак. Из внутреннего кармана извлекает укороченную кобуру для ношения за поясом, пистолет вмещается до половины, вокруг рукоятки защелкивается застежка и оружие прячется на пояс ближе к спине. Пятницкий проделывает все эти процедуры совершенно спокойно, даже демонстративно, уверенный, что со стороны Колышева сюрпризов не будет. По крайней мере, сейчас. Пятницкий надевает черный, в синюю клеточку, пиджак, застегивает на все пуговицы, кроме последней. Подполковник садится на край, спину держит прямо, подбородок слегка выдвинут, взгляд тверд.

— Итак, заканчиваем разговор, Апполинарий Павлович, даме пора спать. Что же нам придумать такое, чтобы Кирилл принял вас в компанию? Мало того, стал доверять? — задумчиво произнес он. — Идеи есть?

— Да что тут думать-то! — фыркнул Колышев. — Нужна подачка. Сдайте какого-нибудь барыгу с другим цветом кожи.

— Блестяще! — воскликнул Пятницкий и восхищенно покрутил головой. — Что значит ученый человек! М-да, придется принести в жертву барана пожирнее.

Подполковник смолк, мысленно прикидывая, кого отдать на заклание. Кандидатов, судя по краткости раздумья, было немного.

— Есть один. На рынке набирают силу китайцы. Уже пытаются контролировать, перехватывают платежи. Дней этак через десять придет пора собирать дань с торговцев. Попозже я дам тебе подробную информацию, а пока в общих чертах: приходишь к Кириллу и заводишь разговор о том, что, мол, не по мужски из-за бабы — извини, Машенька! — ссориться, тем более, что появился очередной супостат заморский, который русских торгашей угнетает. А дальше выдаешь инфу — где, когда и сколько бабла можно огрести, раздавив гада в назидание другим. Усекаешь, Колун?

— Доходит, — уклончиво ответил Апполинарий.

— Для верности, косоглазого замочишь сам, лично. Понял? Иначе настоящего доверия в глазах этих волков не заслужить.

— Да, — кивнул Колышев, глядя в пол.

А что, можно отказаться?





Глава 10




Пластиковая коробка звонка внезапно оживает, раздается пронзительная трель.

— Что за черт? — удивленно произносит Пятницкий.

Апполинарий вздрагивает, смущается, губы кривятся в улыбке — у девицы обширная клиентура? Не сговариваясь, мужчины смотрят на дверь, затем взгляды останавливаются на лице Марии. Та плотнее запахивает халат, широко раскрытые глаза полны удивления:

— Понятия не имею, кто это может быть!

— Ну так, спроси! — хмурится Пятницкий.

Мария послушно подходит к двери, приоткрывает железную створку, нерешительно спрашивает:

— Кто там?

— Телеграмма вам, женщина! Срочная! — раздается сварливый бабий голос из-за дощатой перегородки с ручкой.

Мария пожимает плечами, оборачивается к мужчинам:

— Может, с мамой что? Она у меня больная.

Лицо на глазах белеет, пальцы вздрагивают.

— Телеграмма во втором часу ночи, — недовольно бормочет Пятницкий.

Он поднимается с дивана, знаком показывает девушке, чтобы отошла в сторону. Мария послушно возвращается в комнату, диван бесшумно прогибается под весом тела. Мария опять без нужды поправляет синий халат, запахивает поплотнее, хотя в квартире тепло. Пятницкий подходит к двери, замок издает резкий щелчок, словно сработала мышеловка, дверь открывается и в ту же секунду раздается оглушительный грохот. На пол в комнате выплескивается кровавая жижа и клочья ткани черной ткани. Подполковника с силой отбрасывает в коридор, но он цепляется обеими руками за стены и чудом удерживается на ногах. По инерции продолжает пятиться, слабеющее тело вываливается из коридора, затем ноги подгибаются в коленях и Пятницкий падает навзничь прямо в комнату, где сидят Апполинарий и Мария. После оглушительного хлопка стоит тяжелая, почти осязаемая тишина. Апполинарий так и не понял, что произошло. Каким-то странным, словно отдельно от него существующим сознанием он фиксирует громадную дыру в груди подполковника, из которой выливается кровь и что-то еще, серое, вязкое и медлительное, словно вспухающее тесто из второсортной муки. Руки полицейского раскинуты в стороны, словно на кресте, на белом лице стынет выражение крайнего удивления. Раздается неестественно громкий стук подошв, по коридору движутся темные фигуры людей. Почему-то плохо видно, будто через мутное стекло. Апполинарий автоматически проводил ладонью по лицу, на пальцах появляется что-то липкое. Опускает глаза — обе ладони покрыты бурой жидкостью, видны маленькие кусочки белесой плоти, будто он медузу раздавил в кулаке. «Это из тела Пятницкого, его же насквозь пробило»! — понимает Апполинарий и чувствует, как к горлу поднимается тошнота. Брезгливо трет ладони о ткань дивана, поднимает взгляд. Лавина звуков обрушивается водопадом, он слышит и видит целую толпу скинхедов — так показалось в начале, но потом понял, что вошедших всего четверо. Ближе всех стоит Тропа, руки сжимают дробовик с укороченным стволом и пистолетной рукояткой — тот самый, из которого добивали кавказцев в раздавленных ракетовозом мерседесах. Мальчишка улыбается во весь рот, из черной трубы ствола бледной струйкой улетучивается пороховой дым. Рядом подбоченился Кирилл. Молча, с умным видом, вроде как ученый ботаник, он рассматривает изуродованный труп подполковника, переводит задумчивый взгляд на Колышева, потом разглядывает Марию. Остальных Апполинарий знал только в лицо, имен не припоминал — у него всегда было туго с памятью на это дело. Снизу, с дивана, фигуры скинхедов кажутся громадными, кожаные куртки типа military делают плечи неестественно широкими. В общем, этакие терминаторы.

— Кто распишется за телеграмму? — раздается противный бабий голос и Апполинарий видит, что это Тропа продолжает дурачиться. Улыбка превращается в ухмылку, показывается узкая полоска неровных зубов.


— Ладно дуру гнать, Тропа! — легонько тычет его в плечо Кирилл. — Парни, поднимите ментовское мясо с пола и уложите на диван. Между ними.

Скинхеды послушно хватают за разбросанные руки труп, волокут по полу. На светлом ламинате остается широкий бурый след. Накачанные пацаны легко забрасывают тело на диван, волна тошнотворного запаха крови и внутренностей окатывает Апполинария с ног до головы. Девушка отворачивается, серое, словно оберточная бумага, лицо вдруг будто стареет — кожа странным образом обвисает, словно произошло мгновенное обезвоживание. Кирилл ногой подвигает кресло, садится напротив. Тропа и остальные скинхеды становятся за спиной, будто свита.

— Ну вот, на ловца и зверь бежит… — усмехается Кирилл. — Хотел возле подъезда тебя завалить, да вот — спасибо Тропе — решил не торопиться. Правильно пацан подсказал! Весь выводок в норе. Да, Машуня, говорили мне, не верил. Оказывается, ты и вправду везде поспела, во всех постелях побывала. Или одной на всех хватило? Ну, так я тут не был, не удостоился. Ну, а ты, чучело, каким местом думал? — обратился он к Апполинарию. — Развесил лопухи, как поздняя свекла, фуфел прибацанный, раскатал мошонку, решил, что все твое? Тьфу на тебя, поц!

Кирилл говорит спокойно, даже лениво, слегка растягивая гласные и покачивая головой. Выражение лица такое, словно он разговаривает с полоумным. И если в начале монолога скинхеды улыбались, то теперь откровенно ржут во все горло.

— О, женщины, вам имя вероломство! — так что ли у классика английской литературы? — с ухмылкой спрашивает Кирилл. — Дальше-то помнишь, «прохфессор»?

— «Что ж вы думаете, я хуже флейты? Объявите каким угодно инструментом, вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя…» Только это, по-моему, вначале, — пожимает плечами Колышев.

— Вот! — назидательно поднял указательный палец Кирилл. — Эх ты, свисток!

Скинхеды заливаются дружным хохотом, Тропа так и вовсе загибается от смеха. Кирилл, напротив, серьезен и даже не улыбается. Молча протягивает руку за бутылкой, коричневая жидкость льется в стакан, из которого совсем недавно пил покойный Пятницкий. Киру на суеверия наплевать, он опрокидывает посудину как ни в чем ни бывало, выпивает дорогой коньяк, словно минеральную воду, даже не поморщившись. Затем с силой хряскает стаканом по столешнице, лицо деревенеет, взгляд становится ледяным.

— Теперь с тобой, Машка-свиристелка! Его, — кивает на Апполинария, — я бы простил. Дело личное, о вкусах не спорят, а насильно мил не будешь. Но с этим, — кивает он на труп, — дело другое. Тут расчет у тебя был, подлый и точный. На чужом горбу в рай захотела въехать?

Кирилл опять наливает полный стакан, залпом пьет. Мощный выдох гонит волну коньячной вони по комнате.

— Это можно, в рай! — соглашается он. — Но через чистилище!!! Эй, вы! Сексодром готов, баба тоже. Покажите, на что способны!

Скинхеды срываются с места, словно дрессированные псы. Жесткие пальцы сжимают девушку так, что синий шелк халата трещит по швам. Маша вскидывается, ей удается вырвать руку и мощная оплеуха сотрясает голову одного скинхеда. На лице расцветает красное пятно, но парень только крякает, будто селезень и заворачивает руку за спину. Маша продолжает сопротивляться изо всех сил, ей удается на некоторое время задержать насильников. Слышно, как трещит нежный шелк халата, раздается яростное сопение скинхедов и шлепки пощечин. Девушке опять удается освободить руку, взмах и по левой половине лица скинхеда пролегают глубокие кровавые борозды. Насильник невольно дергается и тут же получает ногой в пах. Второй пытается схватить за руки, но получает удар в лицо головой и нос превращается в кровавую лепешку.

— М-да! — качает головой Кирилл, презрительно сплевывает на пол.

— Я помогу, а!? — азартно спрашивает Тропа.

— Втроем одну бабу? Ну, давай, — пожимает плечами Кирилл.

Тропинин кладет дробовик на стол, поближе к вожаку и бросается в «гущу борьбы». Апполинарий отворачивается. Не то, что бы он сочувствовал, нет. В конце концов, девка получает по заслугам. Просто смотреть на такое противно и смешно — скинхеды впопыхах поторопились расстегнуть штаны, кожаные портки сползли до колен и мешают, но пацаны «в пылу битвы» не замечают. Или некогда, девка того и гляди вырвется, морды обоим набьет.

— Не боишься? — тихо спрашивает Колышев.

— Чего? — удивляется Кирилл. — Этой, как ее … отвествен … нет, оветс … во блин, конина! А хлебаешь, как воду! Не-а, не боюсь. Во-первых, рассказывать некому — ты не в счет, у самого рыло в пуху. Да и вообще! Эта, — мотнул головой в сторону кровати, — тоже сучка та еще, «вышка» по ней рыдает, а не плачет. Во-вторых — вот!

Пьяно улыбаясь, достает из кармана знакомую визитку цвета вишневого сиропа.

— Читайте, завидуйте, я гражданин … бла, бла, бла, — дурашливо произносит Кирилл и протягивает Апполинарию. — Бери, бери, тебе можно, секретов нет!

Кирилл снова наполняет стакан, бутылка пустеет и он глупо стучит ладонью по донышку, как будто оттуда должно вылиться еще. Апполинарий невидяще смотрит на визитку, буквы не складываются в слова, цифры какие-то. Опускает взгляд, краем глаза замечает, что ткань дивана до предела пропиталась кровью, коричневое пятно приближается к нему вплотную. Апполинарий брезгливо отодвигает ногу и тут замечает, что из-под полы черного пиджака мертвого Пятницкого торчит рукоять пистолета! Видимо, когда скинхеды стаскивали Машу с дивана, труп сдвинулся и теперь рукоять торчит нагло и вызывающе. Но видно это только ему! Быстро оглядывается — Тропа и остальные скинхеды все еще «воюют» с девушкой уже почти на кровати. Кирилл мрачно наблюдает за «действом», рука лежит на дробовике и палец приник к спусковому крючку. «Вот он, шанс! Не воспользоваться глупо, Кир все равно пристрелит меня, — лихорадочно соображает Апполинарий. — Главное, не промазать, иначе он влупит картечью в упор, как в Пятницкого»! Колышев задерживает дыхание, будто перед прыжком в воду, правая рука стремительно сдвигается вбок, пальцы обхватывают рукоятку. Рывок, пистолет оказывается на уровне глаз, ствол смотрит точно в лоб Кириллу, указательный палец жмет на курок … и ничего не происходит! То есть не происходит выстрела, а вот Кирилл замечает движение, видит направленный в него пистолет. Глаза расширяются, он слегка откидывается на спинку кресла, пальцы сжимают дробовик и огромное, словно пушечное жерло, дуло поворачивается к Апполинарию. Еще мгновение и прогремит выстрел, после которого мозги преподавателя латыни разлетятся по всей комнате.

Апполинарий в панике, он не понимает, почему не стреляет пистолет. Курок твердо стоит на месте, не желая сдвигаться ни на миллиметр, хотя Колышев давит на него изо всех сил. Значит, предохранитель! Но где он? Апполинарий тщетно проводит большим пальцем по ствольной накладке, пытаясь нащупать рычажок, но его нет! Понимая, что обречен, опускает оружие, взгляд беспомощно застывает на бесполезном оружии в руке. Тяжелый пистолет норовит выскользнуть, ладонь непроизвольно сжимается и тут гремит выстрел! Оказывается — это Апполинарий потом узнал! — у этой модели два предохранителя, располагаются на рукоятке и срабатывают, только если плотно обхватить со всех сторон. Пуля бьет прямо в цевье дробовика, ружье отшвыривает прочь и железная крышка патронника врезается Кириллу в переносицу. Пуля рикошетом летит в сторону, с визгом пробивает стекло и исчезает за окном. От грохота выстрела и визга скинхеды замирают на месте, головы поворачиваются, выпученные глаза замирают на изуродованном лице Кира. Апполинарий удивлен происшедшим не меньше, бездумно нажимает курок еще раз. Снова оглушительно звучит выстрел, пуля пробивает голову Кирилла насквозь, проходит через спинку кресла и вдребезги разбивает вазу с букетом роз. Осколки разлетаются по комнате, вода заливает комод, цветы рассыпаются по полу. Все происходит в считанные мгновения, скинхеды растерянно останавливаются. Мария тут же пользуется заминкой, кошкой отпрыгивает на другую сторону кровати и замирает. Остатки растерзанного халата падают на скомканную простыню, девушка остается полностью обнаженной, но это уже никто не обращает внимания. Первым приходит в себя Тропа. Бросается на Колышева, на ходу срывая с пояса охотничий нож, больше похожий на короткий меч. Замахивается, стальной клинок описывает полукруг, нож вот-вот вырвется из пальцев, устремляясь в цель … Апполинарий поворачивается навстречу Тропе, в вытянутой руке зажат пистолет. Гремит выстрел, пуля пробивает сердце и мальчишка из сиротского приюта Иван Тропинин мгновенно умирает. Уже мертвое тело валится на пол, охотничий нож кувыркается по запачканному кровью ламинату и останавливается возле ног Колышева. Лица остальных скинхедов покрываются меловой бледностью, один открывает рот, намереваясь что-то сказать, второй лихорадочно роется в карманах, оттуда сыплются зеленые бумажки с портретом отца-основателя забугорной державы. Черный зрачок пистолета остро глядит на перепуганных парней, но выстрелов нет. Апполинарию почему-то совсем не хочется стрелять, хотя еще минуту назад эти люди были готовы убить его по команде вожака. Рука дрогнула, пистолет начинает медленно опускаться. В эту секунду из-за кровати, где притаилась измученная и обозленная женщина, раздается крик:

— Стреляй! Стреляй же!!

Апполинарий бездумно, как автомат, нажимает на спусковой крючок, квартира снова тонет в грохоте выстрелов. Скинхеды падают на пол, словно снопы, тела несколько раз содрогаются в конвульсии и замирают в неподвижности. Мария медленно встает из-за кровати, но пистолет в руке Апполинария поднят, дымящийся ствол смотрит прямо ей в лицо и она замирает.

— Как ты думаешь, почему я не стреляю? — каким-то неживым голосом спрашивает Колышев.

Мария только трясет головой, не в силах вымолвить слово. В такой момент женщина едва ли думает о красоте, но от движения головы волосы ниспадают с плеч, прикрывая полные груди, изогнутая спина обнажается, видны обводы бедер и ягодиц. Апполинарий видит все это, губы слегка растягиваются в улыбке.

— Ты очень красивая! Но дело не только в этом. Мне расхотелось убивать почему-то. Вот не хочу и все! Даже самых лютых врагов.

— Я не враг, — прошептала девушка.

— Да, ты всего лишь устраиваешься в этой жизни, коверкая судьбы других, — кивнул Колышев. — Наверно, по-другому нельзя. Или все-таки можно?

Его взгляд встречается с глазами девушки.

— Ты живи … ты красивая… выйдешь замуж, будут красивые дети, — говорит он, в глазах появляется отсутствующее выражение и еще не остывший пистолет поворачивается к голове. Черный ствол приближается к лицу, на мгновение останавливается возле переносицы, затем поднимает выше.

— Нет-нет, Апполинарий, не делай этого, все будет хорошо! — шепотом кричит Маша.

— Я не могу, — качает головой Колышев. — Это ты можешь убивать и тебе нипочем. А я не могу.

Дверь в квартиру с грохотом вываливается в коридор, в комнату врываются люди в черных комбинезонах, головы укрыты глухими шлемами с забралами из бронестекла, могучие торсы покрыты стальной броней.

— Бросить оружие, не двигаться! — ревет страшный бас.

От такого крика Апполинарий невольно вздрагивает и оглядывается. В тоже мгновение чья-то рука в черной кожаной перчатке вырывает пистолет, земная твердь уходит из-под ног и Апполинарий оказывается на полу с руками за спиной. Все происходит за считанные мгновения, Колышев успевает только ошеломленно подумать: «Вот и конец! Конечно, устроили среди ночи бородинское сражение в отдельно взятой квартире. Соседи же не полные идиоты»! Последнее, что слышал, это сердитый голос Маши:

— Это мой друг, он защищал меня от бандитов!