Неискренне ваш

Как только Саша сказала про ребенка, ее глаза стали наливаться слезами. Еще секунда — и слезы быстро покатились по щекам, капая на ни в чем не повинную треску.

— Что ж, Сашка, — это жизнь. И мы перед ней бессильны, — сказал Олег Петрович растерянным тоном. По этому его тону было ясно, что он и сам не знает доподлинно, как справляться с ударами судьбы.

— Какая такая жизнь? — басом воскликнула Саша. — Папа, ты что?! Это все несправедливо! Разве ты не понимаешь?

— Да все я понимаю. Если подумать, то у вас с Гороховым произошла та же история, что и у нас с твоей матерью. — Олег Петрович положил в рот кусочек телятины и быстро разжевал. Судя по всему, вкус блюда его сейчас интересовал меньше всего. Местный повар наверняка очень расстроился бы, узнав, что гости глотают приготовленную им еду, не ощущая ее вкуса.

— Что ты имеешь в виду? — Саша прикладывала все усилия, чтобы перестать плакать.

— Я имею в виду, что Стас просто полюбил другую. Как твоя мать, которая полюбила другого. Разве можно с этим что-нибудь поделать?

— Хочешь сказать — насильно мил не будешь? — Саша посмотрела на отца взглядом мудрой совы. — Я знаю, знаю. Стас был такой счастливый рядом со своим сыном… Он стал счастливым без меня. Папа, а я так его любила!

Олег Петрович схватил дочь за руку и сильно сжал пальцы.

— Не плачь, родная моя! Он еще пожалеет. Он еще очень сильно пожалеет. Потому что лучше тебя никого на свете нет. Кстати, когда вы встретились, как он себя вел?

— На диво дружелюбно, — призналась Саша, пряча глаза.

Ей не хотелось вспоминать о том, что она назначила Стасу свидание.

— Слушай, а ты при нем не расклеилась? Справилась с ситуацией?

— Уже два года прошло, мне на него давно наплевать, — горячо соврала Саша. — А он сказал, что очень соскучился.

Олег Петрович немедленно насторожился.

— Надеюсь, ты не собираешься заводить с ним дружбу?

— Нет, — тут же соврала Саша.

— Хуже этого ничего нельзя придумать. Потому что если тебе на него уже наплевать, то не стоит тратить свое время, а заодно злить его жену. А если тебе не наплевать, то ты влипнешь в ужасную историю. Мужики — народ нестойкий. Нахлынут воспоминания… И события могут выйти из-под контроля. Такое закрутится… Так что лучше забудь о Горохове. Вот рассказала мне все, поплакала еще раз — и выброси его из головы. Ты ведь еще с кем-нибудь встречалась за эти два года?

— С кем-нибудь встречалась, — Саша чувствовала себя ужасно из-за того, что скрыла от отца грядущее свидание со Стасом. — Но это все не то. Так что я живу сейчас одной работой. До сегодняшнего дня жила, — поправилась она, вспомнив о своем недавнем унижении. — Все говорили, что я — продвинутая, с мощным потенциалом и вообще чуть ли не вундеркинд. Но меня обошли на повороте, и я застряла на прежней должности. Боюсь, после такого провала мной еще не скоро заинтересуется совет директоров.

— А чем конкретно ты занимаешься?

— Когда в рекламное агентство приходит крупный клиент, создается временная творческая группа для того, чтобы выполнить заказ. Я формирую такие группы, и одну из них возглавляю сама.

— Но это очень ответственная работа, — подсластил пилюлю Олег Петрович.

— Конечно, ответственная. Но провести так всю свою жизнь? Может, плюнуть на все и стать фрилансером? Сидеть целыми днями дома за компьютером, как Дима Пух.

— Ты ешь, а то треска остынет.

— Я ем, ем, — Саша отправила в рот кусок рыбы и принялась прилежно жевать.

— Дима Пух — это твой школьный приятель Пушкарев, если я правильно помню?

— Да, он некоторое время торговал кондиционерами, сумел купить себе отличную квартиру в центре. Но девушка, ради которой он старался, его бросила. Пух перестал носиться по городу и ушел из бизнеса в творческий полет. Все его творчество разворачивается в Сети, так что он почти не выходит из дома. Мы с Кристинкой частенько заглядываем к нему и варим пару кастрюль еды, чтобы у него кишки не склеились от пиццы и роллов, которые Пух заказывает онлайн.

— Вот бедолага!

— Ой, у него вообще все ужасно было. Пух уже купил обручальные кольца, заказал торт размером с фонтан, разослал приглашения гостям, а невеста сбежала прямо в день свадьбы. За ней приехал какой-то хмырь на мотоцикле, она подобрала подол — и была такова. Оставила записку: «Ты слишком жалкий. И я полюбила другого». — Сашины слезы окончательно высохли, глаза заблестели лихорадочным блеском. — Представляешь, она малодушничала до самого последнего дня. А потом — р-раз! — и усвистела.

— Какая сволочь, — пробормотал Олег Петрович, воткнув вилку в шляпку боровика.

— Да, папа, — горячо подтвердила Саша. — Вся фишка в том, что нельзя считать человека сволочью только потому, что он тебя разлюбил и полюбил кого-то другого. В этом ведь он не виноват. Но то, как он себя повел с тобой после того, как разлюбил, — целиком на его совести.

Олег Петрович печально вздохнул. Он тоже повел себя не лучшим образом после того, как его разлюбили. И у него не было машины времени, чтобы вернуться в прошлое и все изменить.

— Ну а ты, папа? — неожиданно спросила Саша. — Чем ты теперь занимаешься? Кроме того, что носишь за Линой чемоданы?

— Ну, знаешь… Лина — талантливая, за ней не стыдно и чемоданы поносить, — запальчиво ответил Олег Петрович. — Но если тебе интересно, я пишу путеводители. У меня свой подход, много идей, я научился фотографировать, купил профессиональное оборудование. Если захочешь, я тебе все покажу. Кстати, я подтянул свой французский. Лина во всем меня поддерживает, она очень добрая и тактичная…

— Я все равно не понимаю, пап. Ты ведь инженер-конструктор, работа у тебя была потрясающая, тебя ценили в твоей компании. У тебя такая голова! И ты все бросил ради любви?

— Да нет, Сашка. — Олег Петрович отложил вилку и в смятении посмотрел на дочь. — Ты все сильно упрощаешь. Лина — следствие, а не причина. Просто в какой-то момент я устал. На работе произошли серьезные кадровые перестановки, все как-то разладилось. Нашему бюро сократили финансирование, перспектив не было никаких. Я почувствовал себя опустошенным, подумал, что больше ничего стоящего уже не сделаю. А тут подвернулся случай начать все с чистого листа, уехать за границу, заняться совершенно другими вещами.

— Писать путеводители? — проворчала Саша. — А на это вообще можно жить?

Олег Петрович широко улыбнулся:

— Можно, но, как выяснилось, мне не придется. Незадолго до того как я уволился с работы, в нашей компании сменилось руководство. К власти пришли молодые, продвинутые ребята с кучей новаторских идей в плане менеджмента. Одной из их инноваций стали персональные договоры с сотрудниками. В частности, в мой контракт включили условие, по которому я должен был получать довольно приличный процент со своих патентов в том случае, если они найдут применение в производстве. Но, как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Я продолжал работать, изобретать, патентовать, но никаких дополнительных денег так и не получил. Потом произошло то, что произошло: я бросил работу и уехал. А спустя некоторое время вдруг узнал, что несколько моих последних патентов «заработали». Сначала я стал получать с них небольшие дивиденды, но недавно моим ноу-хау заинтересовалось тяжелое машиностроение, и мои доходы существенно возросли. Очень даже существенно.


— Ничего себе! — воскликнула Саша. — Вот это действительно отличные новости. Я тебя поздравляю, это просто потрясающе!

— В связи с этим я хотел тебе вот что сказать: если тебя на работе будут сильно обижать, возьми и уволься. Хлопни дверью, в конце концов. Ты сможешь себе это позволить — я тебя финансово поддержу.

— Спасибо, папа, — Саша растрогалась. — Хлопать дверью я пока не хочу, но когда такая возможность есть в принципе, настроение совершенно другое.

За кофе они еще некоторое время обсуждали рабочие дела и свалившиеся на Олега Петровича деньги. Поставив пустую чашку на блюдце, Саша тихонько вздохнула. Еще недавно встреча с отцом представлялась ей кошмаром. А оказалось, что она боялась совершенно напрасно. «Может быть, и на работе все как-нибудь образуется? Жене Варжика станет лучше, и муж перевезет ее в Москву. Или Гламурная вобла сразу же напортачит и ее сместят? Мало ли что в жизни может случиться».

Того, что вскоре случится в ее жизни, Саша в тот момент, конечно, и представить себе не могла.





* * *


Тося, с утра бегавшая по городу, явилась домой после очередной попытки устроиться на работу и бросилась лицом вниз на кровать, чтобы поплакать о своих неудачах. Всхлипывая, она слышала, как в соседней комнате вопит ее собственный сын. Оставляя Виталика на попечение родни, молодая мамаша о нем совсем не волновалась. Младенец переходил из рук в руки, радостно принимая как неуклюжую мужскую заботу, так и умелый женский уход. Он бестрепетно проглатывал всех этих «сюсюпочек» и «пупочек» и орал только тогда, когда хотел есть или спать.

Кира ухаживала за ним с понятным рвением — ей хотелось своего ребенка, но она не была уверена в том, что Стас готов стать отцом. Поэтому то и дело пыталась всучить Виталика мужу, чтобы проверить, не изменилось ли что-нибудь. Сегодня ей снова пришлось констатировать, что Стас относится к Виталику хоть и благосклонно, но, мягко говоря, без фанатизма. Когда она собралась выгулять малыша и попросила мужа помочь вывезти коляску из квартиры, тот сделал мрачное лицо.

— А может быть, составишь нам компанию? — осторожно спросила Кира.

— Слушай, я иногда меняю ему штаны, но только потому, что он такой маленький, — сказал ей Стас, вталкивая коляску в лифт. — И еще не научился сам одеваться. Но накручивать километры по парку, проветривая его луженые легкие, у меня нет никакого желания.

Выставив жену из дому, Стас вернулся в квартиру и отправился на кухню чем-нибудь подкрепиться. Сегодня у него был загруженный день, и он ужасно устал. Но, несмотря на это, то и дело думал о Саше. Теперь, когда Борька уничтожил номер ее телефона, приходилось надеяться на то, что Саша позвонит сама. Она ведь хочет с ним объясниться! Вообще-то объяснение грозило стать тяжелым испытанием, но Стас почему-то совсем его не боялся. Наверное, потому, что просто ждать встречи с Сашей было для него удивительно. Ну а если она не позвонит, он выждет недельку, а потом встретит ее возле офиса.

До вчерашнего дня он часто думал о том, изменилась ли она. И даже шарил в социальных сетях, надеясь найти ее профиль. Но Саша нигде не светилась, и поиски не увенчались успехом. Когда же он столкнулся с ней нос к носу на бульваре, был поражен. Саша обрела яркость, которую при нем только начинала набирать. Яркость и внутреннюю силу. Одета она была вроде бы совсем просто, но… непросто. Возможно, какие-то детали, в которых Стас совсем не разбирался, делали ее такой эффектной. Опять же она поменяла прическу, экстремально укоротив волосы. И алая помада. Боже, как она ей шла! Стас все время смотрел на ее губы. И, конечно же, ему сразу же захотелось ее поцеловать, потому что он все помнил.

Интересно, когда Кира лезет к нему с нежностями по делу и не по делу, ей, наверное, тоже хочется целоваться? А его это всегда дико раздражает… Почему жизнь устроена так странно?

На кухне он застал мать и свою младшую сестру за поеданием голубцов. Сложив руки перед собой, как обычно делала Валя, он сказал противным голосом:

— Маруся, голубушка моя, ты же девочка. Почему ты закидываешь еду в глотку, как уголь в доменную печь?

Мама засмеялась, а сестрица подняла на него тяжелый взгляд и ответила:

— Тоже мне, «Монти Пайтон».

— Наложите мне голубцов, — потребовал Стас. — Или я вам тут помешаю?

— Чем же ты можешь нам помешать? — удивилась мама, потянувшись к сковородке. — Доставай для себя тарелку и вилку.

На кухне она распоряжалась, как главнокомандующий в штабе, и бестрепетно раздавала поручения, вместо того чтобы по-хозяйски хлопотать вокруг домашних.

— Ну, мало ли, — Стас сделал вредное лицо. — Вдруг вы делитесь тут своими женскими тайнами, обсуждаете мужчин.

— Чего вас обсуждать? — пренебрежительно спросила Маруся. — Вы простые, как портянки.

— Не знаю, не знаю. — Стас уселся за стол и воткнул в голубец нож. — А как же Оскар Уайльд или вот Антон Павлович Чехов? Разве они были похожи на портянки? Нельзя всех грести под одну гребенку.

— Ненавижу, когда ты так разговариваешь, — пробормотала Маруся.

— А я ненавижу, когда ты сидишь с мордой обиженной бульдожки. Ты стала дико злющей после того, как прогнала своего Корабельникова. Ты в курсе?

— И что? — Маруся подняла на него глаза. Глаза у нее были невероятными, и если бы нашелся художник, заприметивший их, он наверняка прославился бы своими женскими портретами.

— Раз он такой плохой, чего ты бесишься? — поинтересовался Стас.

Мама дипломатично молчала, аккуратно отрезая от голубца мягкий капустный край.

— А зачем он ушел? — злобно спросила Маруся, отбросив назад длинные волосы. Раньше это было горделивое движение, которое после пережитой драмы превратилось в просто раздраженный жест.

Стас закашлялся так, что у него слезы выступили на глазах.

— Я из-за тебя чуть не подавился до смерти, — сказал он. — Ты же сама его прогнала. Вот он и ушел.

— Мало ли что я его прогнала, — не унималась Маруся. — Если он меня любил, то не должен был просто так уходить.

— А как? С песнями и плясками?

— Он должен был попытаться Марусю вернуть, — мягко пояснила Светлана Дмитриевна, глядя на Стаса с любопытством.

— Ага, вон оно что, — завелся тот. — Тебя, значит, посылают за горизонт, а ты должен брякнуться на колени и стоять, раскачиваясь и разрывая рубашку на груди? Демонстрируя всему свету свое неизбывное горе?