Небожители Севера

Пацель явно был склонен к проявлению черного юмора.

Фийя высунулась вслед за Юлианом, посмотрела совершенно спокойно на служителя и улыбнулась.

— Так этому жрецу и надо! — довольно заявила она. — Как он посмел вообще что-то вам говорить?

— Но заслуживает ли он такой смерти? — задумчиво произнес вампир, поморщившись от вида обезображенного жреца.

Даже сюда, до окна постоялого двора, доносился запах крови служителя, и Юлиан с жадностью втянул его, прикрыл глаза и погладил языком ломящие клыки.

— Я бы тоже перекусила, господин, — отметила чуть печально Фийя, заметив слегка потемневшие глаза мужчины. — Мы в последний раз ели в Молчаливом замке.

Тело жреца перестало биться и легло, раздробленное, на землю. Северные ветра быстро нагнали небольшую тучу, и хотя во время событий на площади на небе не было ни облачка, сейчас посыпал снег. Труп жреца стало быстро заметать.

Пока не стемнело, Юлиан решил узнать по поводу приобретения дома в Вардах. Он вытащил из седельной сумки мешочек с даренами и, чуть отдохнув в обнимку с Фийей, поднялся с кровати. Фийя дала ему красивые серые шаровары, белоснежную нижнюю рубаху с высоким воротом-стойкой, шерстяную жилетку и голубой пояс. Одевшись, Юлиан накинул плащ и с кошелем под плащом вышел из комнаты, спустился на первый этаж и покинул постоялый двор.

Только-только начинало смеркаться, а припорошенное снегом тело все еще лежало на земле, нетронутое. Устрашенные люди боялись его трогать, чтобы не разгневать колдуна с юга. Помявшись на пороге постоялого двора, Юлиан вышел под снег и направился через площадь к дому Эхора, поскрипывая сапогами. Дверь открыла жена вождя. Увидев лицо гостя, она едва не упала в обморок от ужаса.

— Здравствуйте. Я хотел бы увидеть вождя Эхора, — сказал Юлиан как можно спокойнее.

— Он у купца Осгода, — промямлила женщина, прячась за дверь.

— Спасибо.

Чтобы не довести уже сползающую по стене женщину до бессознательного состояния, Юлиан развернулся и быстро ушел. Он не знал, когда вернется Вождь, поэтому, чтобы не торчать среди площади и не быть пугалом для и без того перепуганных жителей, он вздохнул и пошел в сторону дома Осгода. И хотя он хотел спросить про покупку дома у Вождя, но выходило так, что встретиться придется и с самим купцом, отцом Линайи.

Дом Осгода располагался почти вплотную к постоялому двору и некоторые окна дома выходили на окна постоялого двора. Напротив комнаты Юлиана располагалась спальня Линайи с намертво запертыми створками.

Поднявшись по ступеням, Юлиан постучал в крепкую светлую дверь. Ее распахнула жена Осгода и, увидев гостя, с реакцией, похожей на реакцию жены Эхора, отшатнулась назад.

Не спрашивая разрешения, которое все равно будет дано из страха, Юлиан переступил порог, поздоровался с женщиной, прошел по узкому коридору к маленькой гостиной. Оттуда слышался возбужденный разговор Вождя Эхора и купца Осгода. Обстановка дома после замка Брасо-Дэнто или Молчаливого замка казалась очень небогатой. С улыбкой Юлиан вспомнил, как в детстве с открытым ртом заходил в эти, казавшиеся тогда огромными, комнаты и с благоговением взирал на роскошное убранство, считая господина Осгода едва ли не богатейшим человеком в мире. Обычные деревянные скамьи, кресла, столы, шкаф, простенький камин — вот и вся роскошь.

Юлиан попытался придать своему виду спокойствие и благодушие, с которым действовал ранее тот же Пацель. Он вошел в гостиную. Посреди комнаты за столом с зажженными свечами сидели господин Осгод в теплом спальном платье и Вождь Эхор, а в углу комнаты в креслах были Линайя и Генри. Генри поглаживал большой живот своей жены, а та, облокотившись о подлокотник рукой, отрешенно смотрела куда-то вдаль. Увидев Юлиана, у неё перехватило дыхание, и она побледнела, потом покраснела.

— Приветствую, — негромко произнес Юлиан и вошел в гостиную.

Мужчины резко побледнели. Эхор подскочил, едва не опрокинув скамью, на которой сидел, а господин Осгод так и остался сидеть на месте, лишь вздрогнул.

— И тебе здравствуй… Или вам? — нахмурился Осгод, перед которым стояла опорожненная большая кружка, в которой, судя по запаху, было пиво. Капли от напитка стекали по его густой темной бороде с небольшой проседью.

— Это не важно, — произнес Юлиан и, повесив плащ на вешалку, присел за стол с другого края.

— Что тебе нужно? — резко сказал Осгод.

Юлиан чувствовал, что они боятся его куда больше, чем он их, поэтому воспрянул духом и произнес:

— Я приехал помочь матери, только и всего. Лекарь излечил ее, но в таких условиях ей жить нельзя. Я хочу приобрести тот двухэтажный дом у мастерской сапожника, что вы выставляли на продажу за двести пятьдесят даренов весной, во время праздника Аарда.

Осгод мрачно осмотрел чудаковатые, но явно очень дорогие одежды бывшего рыбака, большой перстень со странным голубым цветком на указательном пальце, серебряные украшения в коротко остриженных волосах.

— Да, он до сих пор продается. И как бы я не хотел тебе отказать, но, видимо, не смогу этого сделать. — Купец сцепил руки в замок и положил подбородок на него, а локти уложил на стол.

— Хорошо, тогда давайте оформим бумаги, чтобы завтра, когда матушка очнется, она сразу же перебралась в новый дом.

Эхор, который чувствовал себя не очень уютно рядом Уильямом, встал, отряхнул колени и зад.

— Осгод, дружище, я, пожалуй, пойду, — промолвил тихонько Вождь, не желая оставаться в доме с демоном.

— Пап, я тоже с тобой! — подскочил на ноги с кресла оробевший от вида Юлиана Генри. — Линайя, любимая моя, пойдем…

— Я с отцом побуду, Генри, — покачала та головкой, обрамленной пышными черными волосами.

— Как скажешь, сладкая моя.

Хлопнула дверь — Вождь и его сын позорно сбежали. Юлиан остался наедине с Осгодом и Линайей. В комнате было темно и тихо, лишь две свечи на столе, догорая, освещали небольшое пространство вокруг слабым рассеянным светом. Впрочем, вампир прекрасно все видел. И залегшие вокруг крепко сжатого рта Осгода морщины, и нежный взгляд синих глаз Линайи, обращенный к нему.

Грузно поднявшись из-за стола, купец, почесывая бороду, подошел к шкафчику, со скрипом открыл дверцу и достал бумагу, чернильницу и перо. Он вернулся, сел за стол, чуть ближе к Юлиану, но все же на некотором отдалении, и стал писать купчую.

Господин Осгод шумно дышал, и, прислушавшись к биению его сердца, Юлиан заметил, что оно какое-то дерганное. Сосредоточившись, он послушал сердце Линайи, его равномерный стук, пусть и слегка учащенный из-за присутствия того, кто ей был когда-то дорог.

Осгод дописал, передал бумагу Юлиану. Тот стал проверять все по буквам. Затем вампир поднялся, подошел к плащу и нащупал рукой мешочек с заветными даренами. Достал его, поставил на стол и замер. Завязанные края кошеля обвивал сложенный пару раз серебряный браслет Линайи. Смутившись, Юлиан осторожно размотал его и, увидев пронзительные взгляды девушки и ее отца, собирался уже было спрятать украшение назад, но Осгод негромко произнес:

— А врала, что потеряла, — не глядя на Юлиана, сказал купец, нахмурился и стал ощипывать писчее перо своими большими пальцами. — Хорошо хоть насчет девственности не соврала.


Линайя смутилась, встала с кресла и, придерживая одной рукой живот, подошла к столу и попыталась сесть.

Отец отодвинул скамью, и она с трудом уселась за нее.

— Я хотел прийти к вам тогда и просить руки вашей дочери, — тихо, но ровным голосом сказал Юлиан, понимая, что Осгод, похоже, в курсе про их отношения. — Но судьба распорядилась иначе.

Осгод молчал. Юлиан развязал кошель сэра Рэя, отсчитал оговоренную сумму и аккуратными стопками разложил дарены перед купцом. Тот принялся пересчитывать их, скрупулезно перекладывая в еще более аккуратные и подогнанные друг к другу стопки. Затем, приняв подписанные два экземпляра от Юлиана, недовольно глянул на сточенное перо, снова поднялся и пошел к шкафу. Он достал оттуда нож, подточил гусиное белоснежное перо для письма, тяжело дыша. Закончив работу, он расписался и передал один экземпляр покупателю дома.

— Спасибо, — произнес Юлиан.

Осгод снова промолчал и даже не взглянул на гостя. Нахмурившись, Юлиан снова достал тот самый серебряный браслетик, подошел к Линайе, которая сидела рядом с отцом, и вложил украшение в её ладонь.

— И тебе спасибо, — ласково прошептал он. — За все.

Линайя приняла обратно свой браслет и смущенно кивнула. В ее темно-синих глазах мелькнула искорка еще горевшей в сердце любви к Уильяму. Юлиан же вдохнул человеческий запах девушки, прикрыл ненадолго глаза, посмаковав и запоминая, и затем вернулся к краю стола, дождался, когда чернила на бумаге подсохнут и после скатал ее в трубочку.

Про себя он отметил, что Линайя теперь пахла для него иначе, не так, как раньше. Тогда, с полгода назад, она пахла фиалками, которые так любила вплетать в косы, пахла любовью и лаской. Но сейчас этот же запах лишь меланхолично откинул его к прошлым воспоминаниям и обострил чувство голода. Линайя пахла аппетитно, но не более того. Им уже никак более не суждено было быть вместе — это подсказывало даже чутье.

Надев на себя накидку, Юлиан еще раз обернулся у выхода из гостиной и посмотрел на Линайю в последний раз в своей жизни, печально улыбнулся ей и вышел из дома под густо падающий снег. Он поднялся на второй этаж постоялого двора, где его в спальне встретила Фийя.

Нежная и покорная, она, завидев в глазах хозяина вожделенный огонь, все поняла. Поднялась с кровати и распахнула свое серое платье из мягкой ткани. Оно упало к ее ногам, а Фийя протянула руки к Юлиану. Тот снял плащ, быстро разделся и уложил служанку в кровать. Он вдохнул чувственный запах женского тела, влекущий не прокусить глотку, а утащить в постель, и поцеловал Фийю в сладкие губы.





* * *


Утром Юлиан выбрался из-под одеяла, поцеловал Фийю, оделся и подошел к окну. Распахнув ставни, он всмотрелся в площадь — тело уже убрали, по крайней мере, его не было на том месте, где оно лежало вчера. Снег сильно припорошил Большие Варды, и утро было серым и морозным. Фийя встала с кровати и, закутавшись в одеяло, подошла к Юлиану и обняла его изящными ручками. Он улыбнулся, обернулся и поцеловал её в губы. Та расплылась в счастливой улыбке, смотря на хозяина с нежностью и лаской.

Где-то сверху скрипнули ставни. Уильям поднял голову и увидел дрогнувшие створки окна Линайи. Он глубоко вздохнул, закрыл окно и, накинув плащ, покинул свою комнату и постучался в двери к Мариэльд.

— Входи.

Он вошел в комнату. Мариэльд сидела на краю кровати, а Ада заплетала ее длинные волосы во множество кос, украшая их серебряными трубочками. На женщине было надето серое теплое платье с запахом и высоким воротом.

— Доброе утро, мой любимый сын, — мягким голосом произнесла Мариэльд.

— И вам доброго утра… матушка… — Юлиан склонил голову в знак уважения.

— Когда мы выдвигаемся в Ноэль?

— Как только я попрощаюсь с матерью. Я надеюсь, что она уже очнулась.

— Как? Ты не хочешь побыть здесь еще? — лукаво поинтересовалась графиня Ноэля.

— Нет. Как только я попрощаюсь с братом, матерью и передам им купчую, меня больше ничего не будет связывать с прошлой жизнью.

— Тогда поспеши, — кивнула пожилая женщина. — Я прикажу Кьенсу тотчас начать собираться, чтобы мы быстрее покинули Варды и направились в Ноэль.

Юлиан выбежал из комнаты и словно птица, устремился к дому Нанетты. Выскочил на улицу, окунулся в серую мглу от сильного снегопада, и не глядя на отскакивающих от него перепуганных людей, быстрым шагом поспешил к лачуге. С бешено колотящимся сердцем он постучал. Дверь открыл Малик, с посветлевшим и довольным лицом.

— Это Уильям? — послышался до боли знакомый и любимый голос где-то изнутри дома.

Юлиан ликующе улыбнулся и вошел в дом, пригнувшись. В руках он держал заветную бумагу, а сам он дрожал — от счастья.

У очага стояла Нанетта с ровной спиной, улыбающаяся и словно помолодевшая на десяток лет. Ее добрые и красивые синие глаза, которые достались её младшему сыну, засверкали, и женщина кинулась к Юлиану.

— Сынок! — воскликнула Нанетта и обняла своего Уилла. — Малик мне все рассказал. Спасибо тебе, мой мальчик, спасибо!

— Я рад, что с тобой все хорошо, матушка. — Он ласково погладил старую женщину по спине, и глаза его предательски покраснели. — Как ты себя чувствуешь?

— Замечательно! Я никогда себя так хорошо не чувствовала, Уилл. Столько сил, это просто невозможно… — Женщина, увидев покрасневшие от слез глаза сына, тоже разрыдалась. — Что же с тобой случилось, сынок?

— Много чего, мама, — сквозь слезы произнес Юлиан. В этот момент он вновь стал Уильямом, рыбаком из Вардцев, пусть и ненадолго. Он все ещё продолжал обнимать свою родную мать, не в силах оторваться. — Но я обрел новую семью и сейчас, когда с тобой и с Маликом все хорошо, я отправляюсь в Ноэль.

— Ох, да защитит тебя Ямес, мой мальчик. Я тебя так люблю, сынок! И неважно, кем ты стал. Удачи тебе.

— Спасибо, матушка! — поцеловал женщину в лоб Юлиан и обратился уже к Малику: — Брат, я купил у господина Осгода тот добротный дом у мастерской. Держи бумагу.

Он передал ошарашенному старшему брату купчую, тот повертел ее, но не умея читать, поверил на слово.

— А вот на покупку мебели и одежды, — добавил Юлиан и достал из внутреннего кармана плаща мешочек с даренами — остатками от спора с Сэром Рэем. — Там двести сорок даренов. Вам должно хватить надолго. Только не смей пить.