Небо, полное звезд

– Побудь тут, а я схожу позвоню, – сказала мама.

Ее губы дрожали.

– Мама!

– Тебе нужно остаться здесь. – Она взяла коляску за ручки и вытолкала ее за дверь.

– Ты не можешь так со мной поступить! – охрипшим голосом крикнула я. – Мам! Ма-а-ам!

– Сейчас я вернусь, и будем завтракать. – Мать постаралась придать голосу ласковые нотки, но у нее и раньше-то это не очень хорошо получалось. – Потерпи немного!

– Ма-а-ам! – Я практически свешивалась с края кровати.

– Дрисс? – позвала она.

Но пес не пожелал выйти. Уткнулся широким лбом в мое бедро и отвел взгляд.

Тогда она просто вышла и заперла дверь.

Я слышала, как ее шаги удаляются по коридору, и захлебывалась в рыданиях. Лишить меня «ног» даже для нее было слишком жестоким поступком.

– Мам! – прокричала я в последний раз так громко, что начало жечь в горле.

И бессильно опустилась на подушку.

Что теперь делать? Ползти? Выскользнуть из окна? А дальше?

Меня колотило от обиды и осознания собственной беспомощности. А еще от отвращения. Потому что в это самое мгновение я поняла, что даже ради того, чтобы увидеть Мику и убедиться в том, что он действительно мертв, я не готова встать с кровати и открыть всему миру своей секрет.

Если раньше я лишь мысленно признавала, что ненавижу себя за это, то теперь готова была расписаться под этим утверждением кровью.

Я хотела встать, но не могла. Страх по-прежнему был сильнее меня.

Я могла подняться и уйти, ведь меня больше ничего не держало, но вместо этого достала телефон, пролистала входящие/исходящие за прошедшие дни, нашла входящий от Мики и набрала его.

«Э-хэй, привет, зачем бы ты ни звонил, ты зря делаешь это! Если я не отвечаю, значит, я занят: смотрю с Анной на звезды. Ха-ха-ха! А если это ты, Профессор, то просто кинь камешек в мое окно! До связи-и-и!»

И слезы буквально затопили мое лицо, стерев с губ все слова любви, которые я говорила Мике, и всю ложь, которой я кормила его день за днем, чтобы защитить себя.



21

– Это уже слишком. Даже для нашей матери, – проворчала сестра, открыв дверь и наблюдая за тем, как я размазываю слезы по лицу. – Даже если речь идет о тебе. Это вообще все как-то слишком.

Она задумчиво зажевала губу, и маленькое колечко пирсинга спряталось у нее во рту.

– Пришла поиздеваться? – всхлипнула я, задрав подбородок.

– Необязательно огрызаться каждый раз, как видишь меня, – хмыкнула Софья, входя.

– Что тебе нужно?

Она наклонилась, чтобы погладить пса, лежавшего возле моей кровати.

– Пришла убедиться, что с тобой все в порядке. – Сестра подняла на меня обеспокоенный взгляд. – Ты выла, как раненый зверь.

– А что со мной будет? – отвернулась я.

Вдруг стало так тяжело дышать, что пришлось задержать дыхание, а потом вдохнуть медленно и глубоко.

– Я слышала, мама звонит врачу, у которого ты проходила курс обязательной реабилитации.

– Два бесплатных сеанса. Для галочки.

Я повернулась, и Софья понимающе кивнула. Без обилия косметики ее лицо выглядело совсем юным.

– В любом случае его секретарь сообщила, что он в отпуске.

– А. Ясно.

Значит, никто не приедет, не скрутит меня и не увезет в психлечебницу.

– Ты пропускаешь подготовку к экзаменам? – спросила я, вытирая влагу под глазами дрожащими пальцами.


– Мама разрешила.

– Почему?

– Из-за тебя.

– Из-за меня?

Софья потрепала Дрисса за загривок и выпрямилась.

– Похороны. Всем тяжело. – Она пожала плечами. – И все такое.

Похороны. От этого слова будто веяло могильным холодом.

– Похороны? – переспросила я.

Мне все еще хотелось, чтобы это оказалось неправдой.

– Д-да, – напряглась сестра. Она подняла руку и начертила в воздухе указательным пальцем круг возле своего лба. – Ты из-за этой синей штуки ничего не помнишь?

– Не знаю, – призналась я. Наклонилась, достала из ящика тумбочки зеркальце и посмотрела в свое отражение. – Ничего себе…

Шишка выглядела препаршиво.

– Да, мощно, – поморщилась сестра. – Если бы он был посередине, то я до конца жизни дразнила бы тебя единорогом.

Я печально улыбнулась.

– Давай помогу тебе одеться, – примирительно сказала она.

Встала, вынула из комода штаны, толстовку и протянула мне.

– Спасибо.

Честно говоря, Софьи даже не было в списке тех, от кого я ожидала помощи в трудной ситуации.

– Ладно, зайду позже, – сказала сестра, отворачиваясь, чтобы не смущать меня.

И вышла.

А Дрисс так и остался сидеть возле моих ног.





Переодеваться, когда за мной никто не наблюдает, всегда было проще. Надевать штаны на обездвиженные ноги – такое себе удовольствие. Нужно очень постараться, чтобы сыграть подобное при посторонних. А уж когда я действительно была парализованной – это было настоящей пыткой. Во время переодеваний я потела не хуже, чем в спортзале или на физиотерапии.

– Ты успокоилась? Все хорошо? – заглянула ко мне мама.

Я кивнула.

– Отлично. – Она вкатила в комнату инвалидное кресло. – Тогда давай позавтракаем.

– Что там с доктором Литвиненко? – поинтересовалась я.

Маме стало неловко.

– Сейчас он в отпуске. – Она потерла ладони одна о другую. – Но мне удалось ему дозвониться.

– И что он сказал?

Мать сглотнула и сделала попытку улыбнуться.

– Что подобные состояния не редки для тех, кто переживает сильнейший стресс. Отрицание – одна из стадий переживания горя.

– Надо же.

Она бросила на меня виноватый взгляд.

– Но он посоветовал препарат, который поможет тебе выспаться. Нужно только заехать сегодня в клинику за рецептом.

– А что он думает по поводу того, что ты отняла у меня коляску? – дрожащим голосом спросила я.