Небо одно на всех

«Вообще» – это было, согласно известным Лорке традициям, убрать комнату за женщиной, покинувшей этот мир навсегда. Собрать постель и ее личные вещи, протереть полы. Лорка взялась за это сразу, как они вернулись. Ваня несколько раз порывался ей помочь, но потом все бросал и снова уходил на свою веранду. Лорке было проще: она непрерывно шмыгала носом, не стесняясь Вани, и даже если срывалась на слезы, то тоже не пыталась этого скрывать.

Когда она все закончила, то подошла к Ване, снова замершему у окна. Осторожно коснулась рукой его сведенных горем плеч:

– Четыреста Пятый…

– Лоретта, не начинай, – бросил он, не оборачиваясь. – Мария Федоровна была последним человеком, кто меня так называл. Теперь все.

– Нет, не все. Не после того, как я увидела тебя за штурвалом.

Лорка многое могла бы к этому добавить, но не стала ничего говорить. Ни о том, что она никогда в жизни этого не забудет, ни о том, какое лицо у него было в тот момент. Она была уверена, что навсегда запомнит это выражение сосредоточенной одухотворенности, когда человек занят делом всей жизни и в пламени чувств готов вырваться за установленный ему предел. Оставался вопрос: насколько далеко?

– Ванечка, хочу тебя спросить, – решилась Лорка после паузы. – Если бы я не оказалась с тобой в кабине, ты бы вернулся назад?

– Все возвращаются, – ответил он мрачно. – Только одни под нормальным углом и на взлетную полосу, а другие – через штопор и носом в землю.

– И как бы ты это сделал?

– Если бы тебя рядом не было? Не знаю. Ты не дала мне окончательно это решить.

– Слава богу! – выдохнула Лорка: оказывается, не обманулась в своих предчувствиях и не зря устроила с Ваней эти гонки на выживание.

– Ты так считаешь? – Он, наконец, развернулся к ней лицом, еще более неживым, чем прежде. – Тогда ты поспешила с выводами. Марии Федоровне теперь все равно. А я мертвый принесу гораздо больше пользы, чем живой.

– Да ты что вообще говоришь?!

– Именно то, что есть. Так уж получилось, что сейчас ты единственный человек на земле, который знает обо мне практически все. Вот и вспомни про сделанные мною завещания, о них я тебе тоже рассказывал. С моей смертью хотя бы часть собранного мною компромата должна будет дойти куда следует, благодаря чему хотя бы часть мерзавцев получит по заслугам. А что меняется, если я жив? Ничего! Я по-прежнему стану уничтожать следы преступлений, укрывая убийц от возмездия. Лоретта! Ты хоть немного понимаешь, какое бремя на мне лежит? Вспомни, как ты сама переживала, что убийца твоей незваной гостьи окажется безнаказанным! А у меня таких эпизодов уже десятки! Я укрываю «хозяев жизни» от правосудия, позволяя им все больше звереть от своей безнаказанности! Если бы у меня не было совести, я бы считал, что прекрасно устроился! Свободный график, так сказать, да еще и деньги текут рекой – тот, кто охвачен паникой после своих «подвигов», их даже не считает. Но в том-то и беда, что совесть у меня на месте! И я тоже оказываюсь причастен ко всем этим преступлениям! Кто-то убивает собутыльника или конкурента, кто-то расправляется с неверной любовницей или, впадая в раж, с проституткой… А некоторые уже и не единожды такое проделывают. Потому что есть я!

– Я помню еще, как ты говорил, что они и от правосудия откупиться смогли бы, если что.

– Все это вилами по воде писано. Может, могли бы, а может, и нет, но я не оставляю шансов это проверить. Так что… зря ты сегодня за мной увязалась. Может, я еще и сам бы сюда приехал.

– А скорее всего, нет, – Лорка слишком хорошо это почувствовала, сразу, когда он кинулся к дверям! Он бы не остановился, как не замирает занесенный меч, уже сорвавшийся для удара! Если только на его пути не поставить препятствие…

– Скорее всего, нет, – согласился он. – И сделал бы этим благое дело.

– Нет! – горячо возразила Лорка. – Они бы нашли себе другого на твое место. А что до компромата, то и адвокатов можно перекупить, и с законом договориться.

– Закон не всегда бывает сговорчив. То же касается адвокатов: именно поэтому он у меня не один. Для перестраховки. Старикан уже ухитрялся вычислить и перекупить некоторых моих поверенных, ведь одна только мысль о них ему, надо думать, покоя не дает. Но думаю, что всех заглушить ни у кого не получится. Кто-то все равно дойдет до цели и встретит своего честного полицейского.

– Четыреста Пятый, но почему тебе для этого обязательно умирать? Неужели ты сам не можешь с ними бороться?

– Не могу. Потому что у меня из этой ситуации только два выхода: либо смерть, либо тюрьма за все мои «подвиги». Но тюрьма для меня не вариант: мои «заказчики», из тех, кто сумеет выйти сухими из воды, устроят мне там в отместку такое существование, что я сам сто раз пожалею о том, что остался жив. Старикан мне это давно уже озвучил, еще во время нашего первого с ним разговора на эту тему. Я ведь тебе уже объяснял, что мы с ним оба держим друг друга за горло, и только на этом строится наше относительно мирное сосуществование. Вот только он, в отличие от меня, не один, а со своими приятелями. И даже если он вылетит из игры, у него есть кому передать эстафету.

– А тебе, может, я могла бы чем-то помочь? – робко спросила Лора.

– С ума не сходи. Мало тебе было одной передряги?

– Не мало. Но я готова рискнуть. Не как кукла в чужих играх, а осознанно, зная, ради чего это делаю.

– Лоретта, об этом и речи не может быть, – резко ответил Ваня, пока Лорка сделала паузу, набирая побольше воздуха в грудь. А потом она на одном дыхании тихо выдала:

– Я люблю тебя, Ванечка.

– Что?!

– Люблю, – повторила она еще тише.

– Этого еще не хватало! – выдохнул он, почти как она. – Лоретта! Послушай меня. Ты сейчас ничего не сказала, и выбрось это из головы. Мы с тобой едва знакомы, и точка.

– Нет, – Лорка упрямо мотнула головой, почти ощутив прикосновение к щекам школьных хвостиков. – Я о тебе слишком многое успела узнать. – Она в порыве чувств прижалась к нему, обвила руками. И снова уткнулась лицом ему в грудь, как недавно, на аэродроме. Если обе – и она, и Мария Федоровна – ошибались в Ваниных чувствах, то пусть он ее сейчас оттолкнет, но все равно она успеет перед этим ухватить свои несколько секунд счастья, просто от того, что он так близко.

Но Ваня не торопился ее отталкивать. Так и замер неподвижно, руки по швам. И только слушая его сердце, которое было сейчас рядом, Лорка могла догадаться о его внутренней борьбе с самим собой. Он больше не хотел обретать никаких привязанностей на этой земле, делающих его уязвимым! Но как быть, если это уже произошло? Возможно, именно этот вопрос Ваня сейчас и пытался решить для себя. А возможно, он просто намерился поставить на себе крест, пусть даже пока и на живом. Но не вышло, чувства не позволили ему оставаться бесстрастным киборгом, пробившись сквозь его броню, как трава сквозь асфальт. Вначале Лора ощутила, как дрогнули его руки. А потом он порывисто обнял ее:

– Лоретта…

Она подняла лицо навстречу позвавшим ее губам. А потом потянулась к ним, робко, лишь предлагая Ване сделать свой окончательный выбор.





15





– Четыреста Пятый… – прошептала Лорка, прижимаясь к Ване в полутьме его спальни и обвивая рукой его жесткое, без единой слабинки, тело. В который раз подумала о том, что иногда он напоминает ей киборга. Не только этим вот ощущением своей внешней непробиваемости, а порой еще и бесстрастностью, почти нечеловеческой. Даже сегодня, позволив проснуться в себе обычному человеку, он уже по привычке сдерживал свои эмоции. В лице, в жестах, в голосе Лорка очень тонко все это чувствовала.

– Снова ты за свое? – вздохнул он, накрывая ее руку своей. – Ну прекращай уже. Нет больше Четыреста Пятого! Это детские фантазии, канувшие в небытие!

– Он есть! – упрямо возразила Лорка. – Так уж получилось, что ты мне его показал!

– А вот скажи мне такую вещь, – Ваня повернулся на бок, к Лорке лицом. – У тебя, когда ты лезла за мной в самолет, ни разу не мелькнуло мысли, что тоже можешь не вернуться?

– Я была уверена, что ты не причинишь мне зла. Потому и полезла, чтобы ты себе его тоже не причинил.

– «Я верю тебе, Ванечка», – передразнил он ее. Потом неожиданно признался: – Знаешь, именно в этот момент, услышав тебя, я вдруг понял, что мне бы все-таки еще хотелось пожить. Жизнь чего-то стоит, пока в ней есть такие вот, которые в тебя верят и смотрят широко распахнутыми глазами.

Лорка лишь счастливо вздохнула в ответ. И потянулась его поцеловать, сама, вопреки своим прежним правилам. Просто до сегодняшнего дня она в общении с мужчинами воспринимала поцелуи в губы как некую неизбежность, не испытывая от этого никакого восторга. Теперь же вся трепетала и тянулась снова это испытать. Ведь рядом с ней был не просто мужчина, а любимый человек. И ей хотелось быть с ним рядом как можно ближе, теснее, так, чтобы по возможности вообще стать его частью. И чтобы он стал частью ее. Мысль о возможном ребенке от Вани не испугала Лорку, наоборот, наполнила радостью и придала каких-то неведомых ранее сил. Словно у нее вдруг развернулись крылья. На которых она, если потребуется, сумеет теперь воспарить, преодолевая все невзгоды и трудности. Ведь Четыреста Пятый показал ей, что это такое – уметь летать.

– А ты еще возьмешь меня с собой в самолет? – спросила она, когда нашла в себе силы от него отстраниться, совершенно не желая сейчас загружать его мыслями об очень вероятных последствиях их нового витка отношений.

– Еще? Неужели тебе этого раза не хватило? – вскинул он бровь.

– Нет! – пылко ответила Лорка. – Этого не может хватить, если хоть раз в жизни довелось испытать. Надо либо вообще не знать, что это такое. Либо… – Она замолчала, пытаясь подобрать слова. Но Ваня и без них ее понял. Приподнявшись на локте, он долго глядел ей в глаза. Лорка в ответ даже не подумала их отводить, а наоборот, ловила каждое мгновение этого счастья, когда они были так близки, самими своими созвучными душами.

– Да… возможно, мы могли бы с тобой стать идеальной парой, – Ваня тяжело вздохнул, откидываясь на подушки. И добавил, глядя в пустоту: – Если бы только все иначе сложилось и нам бы дали нормально жить.

– Мы и так можем, – тихо возразила Лорка. – Если ты только захочешь. Ведь если ты умудрялся скрывать от своих врагов Марию Федоровну, пожилую женщину, которая знать ничего не знала, то со мной тебе было бы гораздо проще. Ведь я знаю все: как обстоят дела, кого и чего следует опасаться. Я бы выполняла все твои требования. Я буду их выполнять! Если только ты сам не струсишь и не откажешься от возможности поменять свою жизнь, хотя бы частично, из боязни что-то в ней потом потерять.

– Лоретта, а ты сама ничего не боишься? – он снова развернулся к ней. – Тогда ты просто не осознаешь всего, на что готова подписаться.

– А Виолетта… она осознавала?

– Виола не знала всей правды, как знаешь ее ты. Так уж получилось, что ей за несколько лет я так и не решился ее открыть. Думаю, она считала меня кем-то вроде крупного контрабандиста или что-то типа того.

– Но тем не менее все-таки согласна была жить по твоим условиям? И соблюдала их так, что старикан с Ильей про нее не узнали за все время?

– Соблюдая их, она была от этого не в восторге. И не раз на меня обижалась, когда дело касалось элементарных, на ее взгляд, мелочей, которых я не мог выполнить, чтобы не засвечивать наших отношений.

– Ну, тут у меня перед ней преимущество: я знаю, насколько все это важно. А тебе урок на будущее: больше доверяй тем людям, которым ты не чужой. Если бы она тоже знала о тебе все…

– Лоретта! Давай оставим этот разговор? Ей, видишь ли, труп в квартиру никто в свое время не подкинул, чтобы она сама смогла обо мне догадаться. А специально затрагивать эту тему я не хотел и не решился, потому что это в корне бы все поменяло. Возможно, гораздо сильнее, чем можно было ожидать. Я хорошо ее знал, поэтому мог кое-что предвидеть. Видишь ли, не все женщины так безрассудны, как ты.

– Безрассудны? Или просто готовы на все, ради того, чтобы любить?

– Что, по сути, одно и то же. Лоретта… Когда-то я проявил слабость, позволив себе связаться с Виолой. Жизнь показала, что это была непозволительная роскошь. Поэтому теперь я четко знаю, что не имею права тянуть тебя за собой в свой омут. Даже если ты сама готова в него прыгнуть! Ведь это необратимо, ты понимаешь?

– Ты меня гонишь?

– Если бы! – Он снова приподнялся на локте, глядя ей в лицо. – По-хорошему мне бы стоило сегодня сразу отвезти тебя домой, едва выслушав.

– Но ты не отвез. Ваня… Ты любишь меня, хоть немного?

– И зачем ты только это спрашиваешь, хотелось бы знать? Ведь если я тебе сейчас скажу «нет», ты мне все равно не поверишь.

– А ты смог бы сказать «нет»?

– Именно это я и должен был сделать. Сказать «нет» и увезти тебя отсюда подальше.

– Ванечка… – Лорка погладила его по щеке, глядя ему в глаза. – Хватит тебе уже разрываться между своим долгом и прочими чувствами. Я ведь тоже имею право голоса, разве нет? Ты сейчас просто пытаешься насильно вырвать меня из своей жизни, а себя самого из жизни вообще. Но я против! Ты мне нужен! Я люблю тебя, Четыреста Пятый. Слышишь? Люблю!

Он ничего не ответил ей, а отвернулся и мучительно о чем-то задумался, невидящими глазами уставившись в потолок. Лорка не стала его отвлекать, давая ему время и возможность осознать все произошедшее в его жизни за этот день: и понесенную потерю, и их сближение, к которому, собственно, все и шло. Не зря ведь Мария Федоровна заводила разговор на эту тему, наблюдая за Лоркой и Ваней со стороны: она тоже видела, как меняются их отношения, уже в этом доме, день за днем. Когда ты находишь счастье лишь в том, что готовишь завтрак любимому человеку, или угадываешь какое-то его желание, торопясь его выполнить. Или встречаешь по возвращении домой, всем сердцем стремясь разделить с ним то, что давит ему на душу. А он оттаивает в ответ и начинает смотреть на тебя уже каким-то другим взглядом, чем прежде. И ты чувствуешь с ним то роднящее единство, которое не удалось бы выразить вслух, потому что слова здесь бессильны… Лорку так и потянуло снова обнять Ваню, прижаться к нему крепко-крепко. Но она подавила в себе этот порыв, не желая его сейчас беспокоить. Вместо этого встала и упорхнула на кухню: ни она, ни Ваня не ели с утра, так что пора было позаботиться об обеде… или, скорее, об ужине.

Ваня вышел из комнаты, когда у Лорки уже вовсю жарилась картошка, которую он любил. Она взглянула на него, улыбнулась:

– Ты почти вовремя. Сейчас ужин будет готов.

Он вместо ответа притянул ее за руку, прижал к себе и замер, лишь его неспокойное дыхание тревожило Лоркины волосы.

– Вань… картошка подгорит, – спустя какое-то время подала она голос. Лишь под давлением этого вот обстоятельства, иначе стояла бы и стояла с ним, больше ни о чем не смея даже мечтать. Однако теперь зашевелилась, выскальзывая из любимых рук. Но едва перемешала картошку, как снова развернулась к нему. Он стоял, оперевшись одной рукой на шкаф, и смотрел на нее, не отрываясь. А когда поймал ее взгляд, губы дрогнули в улыбке.

– Вот и Мария Федоровна бы сейчас улыбалась, – тихо сказала Лорка.

– Наверняка. Украдкой, строя насчет нас с тобой свои планы. Она уже и мысли не допускала, что мы с тобой когда-то расстанемся. Последнее, что она мне сказала: «Будьте с Лорочкой счастливы». Будто благословила!

Услышав это, Лорка провела по щекам тыльной стороной ладони, утирая набежавшие слезы. Они с Ваней оба понимали, что исстрадавшейся женщине смерть была избавлением от мук. Но как же горько было осознавать, что никогда больше здесь не прозвучит ее ласковый голос и ее добрая рука не коснется их голов. Ваниной и Лоркиной, словно они оба были ее родными детьми.