Небесная музыка. Солнце

– Вы уверены, мисс Ховард? – спрашивают меня.

– Уверена, – отвечаю я. – Какие документы я должна подписать?

– Ховард, ты с ума сошла?! – гремит надо мной знакомый голос. Я поворачиваюсь и вижу профессора Бланшета – грузного мужчину в очках. – Хочешь бросить Хартли?

– Так вышло, профессор Блашнет, – печально улыбаюсь я. Мне радостно его встретить – еще бы, экзамен по гармонии остался позади. Но становится неудобно. Во мне живет очень странное чувство. Как будто бы я предаю школу музыки. Как будто бы я предаю лично профессора Бланшета.

– Так вышло? – переспрашивает он и вдруг хватает меня за руку. – А ну, иди за мной, Ховард.

Он выводит меня из учебного отдела и тащит за собой в пустой класс. Сопротивляться я не могу – слишком уважаю его. Да и сил на это нет.

– Что случилось, Ховард? – сердито гремит он. – Какого черта драного ты решила оставить Хартли?

– Проблемы с деньгами, – я снова вру, ненавидя себя за это.

– Серьезно? – хмыкает он. – А не ты ли одна из нескольких студентов, у которых стипендия почти покрывает оплату за учебу? А? Ты, Ховард, ты! – он тыкает пальцем в воздух. – Я лично был в комиссии, которая решала, кому дать эту стипендию!

Я отвожу взгляд в сторону – не знала, что профессор Бланшет в курсе этого. Мне вообще казалось, что ему плевать на студентов.

– Отвечай, – требует он. – Почему решила уйти?

– Я не могу объяснить, профессор, – я набираюсь смелости и смотрю в его лицо. – Но я должна, понимаете?

– Не понимаю! – рявкает он. – Не понимаю людей, которые по своей воле разбрасываются перспективами! Которые чихать хотели на свой талант и на то, что вкладывают в них другие! Которые предают музыку, в конце концов!

– Я не… – я хочу сказать, что не предавала музыку, но… это ведь так и есть. Я предательница.

Профессор Бланшет пытливо смотрит на меня.

– Ховард, отвечай, что случилось!

– Не могу. Я просто должна уйти.

– С твоим потенциалом нельзя уходить, Ховард! – хлопает он ладонью по столу в порыве чувств. – Что ты несешь? Влюбилась, что ли? Беременна?

– Нет!

– А что тогда у тебя там могло случиться?! Боже, Ховарды, вы доведете меня! Твоя мать… – профессор вдруг замолкает.

– Моя мать – что? – спрашиваю я.

– Твоя мать училась здесь, ты же в курсе, – бросает он хмуро. – Дорин Ховард – твоя мать. Я сразу понял. Вы похожи лицом. Когда-то она была моей студенткой. И тоже выбрала класс гитары, а не класс по гармонии.

Я ненавижу, когда кто-то говорит, что я и Дорин похожи. Я не хочу даже слышать о ней.

– Она ведь бросила Хартли, – усмехаюсь я. – Потому что забеременела мной. И потому что мой отец оказался мудаком.

– Что-то вроде этого, – хмурится профессор Бланшет.

– А теперь я бросаю, да? Но я не беременна. И я не сошла с ума из-за любви. Я не пью и не балуюсь травкой. Я другая, слышите, профессор? – говорю я, с трудом понимая, что мой голос становится звонче и звонче. Бланшет тоже замечает это и почему-то успокаивается.

– Я знаю, что ты другая. Тебе и таланта с терпением отсыпано больше. И ума. Поэтому я не позволю тебе уйти. Отвечай, что у тебя случилось, – снова требует он.

Я молчу.

– Ховард, не гневи бога. Рассказывай. Я не собираюсь отпускать одну из лучших студенток.

– Я – не лучшая. Да и вы этого никогда не говорили.

– Я что, идиот, хвалить студентов? – ухмыляется он. – Стоит только кого-то похвалить, как вы считаете, что можно перестать усердно учиться. Ну же, Ховард.

– Профессор Бланшет, я не могу вам ничего сказать. Но от моих поступков сейчас зависят жизни двух близких мне людей. Пожалуйста, не мешайте мне. Это действительно тяжело. Или вы думаете, что я просто так отступилась бы от Хартли, от музыки, от всего этого? Серьезно, вы так думаете? – спрашиваю я. Возможно, вид у меня такой, что Бланшет вдруг отступает.

– Хорошо, Ховард. Я тебя понял. Но давай придем к компромиссу? – вдруг миролюбиво предлагает он. – Я помогу тебе оформить академический отпуск. На год или на два. С сохранением стипендии. Как тебе? Ты решишь свои проблемы и доучишься.

Я не хочу, но он уговаривает меня на это. И я соглашаюсь – наверное, психологически это не так болезненно, когда знаешь, что однажды сможешь вернуться. Профессор Бланшет ведет меня в учебный отдел и сам всем занимается, поднимая свои связи. Через несколько часов он отдает мне документы и говорит, что отныне я в академическом отпуске.

– У кого ты в классе? У Фолка? Бедняга, он вечно тобой хвастался. Надеюсь, все твои проблемы решатся, Ховард. И ты вернешься. В конце концов, я потратил на тебя уйму времени, – ворчливо сообщает он.

– Спасибо вам, профессор, – искренне говорю я. – Я буду это помнить.

– Я тоже, Ховард, – его голос звучит угрожающе. – Возвращайся. Не будь как мать. И… что там с Дорин? – вдруг спрашивает он. – Чем она занимается, бросив музыку?


– Ничем, – отвечаю я и рассказываю о матери. Профессор слушает меня и задумчиво кивает головой. Лицо его не меняется, но в глазах появляется легкий налет печали. Ему жаль, что некогда талантливая студентка стала такой.

– А они оба подавали большие надежды, – вдруг вздыхает профессор Бланшет. – Твоя мать и твой отец. Полагаю, что твой, – добавляет он. – Дорин ни на кого больше не смотрела.

Я пожимаю плечами. А что мне сказать?

– Не хочу быть жестоким, но это плата твоей матери за свой выбор, – говорит он. – Отчасти я чувствую себя виноватым – не смог ее в свое время остановить. Поэтому и в тебя так вцепился, Санни Ховард. – Он неловко хлопает меня по спине – неведомое проявление чувств со стороны профессора Бланшета. – А твой отец, вы общаетесь?

– Я понятия не имею, кто он, – отрезаю я.

У профессора приподнимаются брови.

– Вот козел, – фыркает он. – Не общается с ребенком. А потом жалуется, что у него нет детей. Ха!

– Вы знакомы? Хотя странный вопрос… Если он учился у вас, то, конечно, знакомы, – говорю я.

– Хочешь с ним встретиться и плюнуть в рожу? – спрашивает профессор. Он невероятно щедр.

– Мне не до этого, но спасибо, – усмехаюсь я. – Спасибо вам, правда. Вы сделали для меня слишком много.

И я ухожу – снова.

– Ховард! – кричит мне в спину профессор Бланшет. – Есть студенты талантливее тебя! Не зазнавайся! И играй каждый день!

Мне нужно ехать в больницу, а потом – домой, забрать вещи и… раствориться. Я должна попрощаться, но не знаю, как это сделать. Мне страшно. В метро я думаю, а что бы я делала, если бы исчезли Лилит или Кирстен? Поверила бы я в это? Нет. Наверное, если бы моя подруга исчезла, я бы пошла в полицию. Даже если бы она оставила записку с объяснением, я все равно бы решила, что с ней что-то случилось. И стала бы ее искать. Я уверена, что мои друзья будут искать меня. И Дастин – тоже.

Но мне этого не нужно. Значит, я должна сделать что-то, что заставит друзей не искать меня, а убедить в том, что я исчезла по своей воле. Как это сделать? Что я должна придумать? Как мне обрезать нити, соединяющие меня с прошлым?

Мне вновь звонит Дастин, и я опять вспоминаю его лицо и запах ментола. Мне безумно хочется обнять этого человека, прижаться к его груди и услышать ласковый шепот. Чтобы Дастин сказал мне, что все хорошо, и чтобы я поверила ему.

Я снова отклоняю его звонок.

Прости меня, Дастин.

Решение приходит в больнице, когда я снова сижу в знакомой комнате ожидания, и пространство вокруг меня вязкое, тягучее. Я понимаю, что должна сделать. Это отвратительно. Я заранее ненавижу себя. И чувствую, как внутри копится боль – она густеет, как колдовское зелье в котле ведьмы.

Я увижу Дастина и сделаю то, что убедит его и моих друзей не искать меня. Никогда. Возможно, он возненавидит меня. Но так даже лучше. Пусть лучше это будет острая, но короткая боль, чем долгая и мучительная болезнь.

Прости меня, пожалуйста.

Я должна так поступить.

Это мой долг. Я должна спасти тех, кого люблю, тех, кто не может спасти себя. У Эштана и Мэг нет никого, кроме меня.

«Я в тебя верю», – вновь слышу я ее голос.

Мне нужно просто набраться смелости.

Захлебнувшись кровавым закатом,

Солнце вспыхнуло и растворилось.

В искры ночи оно превратилось.

Небо пламенем черным объято.



Небо плавится, сердце сгорает.

Я любила тебя – до отказа.

Чувства пусть появились не сразу,

Но душа без тебя изнывает.





Глава 10

Если можешь, не уходи