Не возвращайся

– Или по шраму. Вот здесь…

Мы только вылезли из речки и лежали на полотенце на теплом песке. До нашей свадьбы оставалось несколько дней. Я была счастлива, и мне казалось, что солнце светит только для нас.

Он взял мою руку и положил к себе на правое бедро. Мои пальцы нащупали шероховатый длинный шрам.

– Что это?

– Упал на консервную банку. Кровищи было море. В прошлом году мы с пацанами пьяные были вдрызг. Гуляли по набережной, я сцепился с каким-то козлом. Нас разнимали, но мы все равно успели друг другу начистить морды. Я тогда упал и боком на банку. Какой-то придурок рыбак оставил с прикормкой. Думали, вообще вену распорол, ан нет – пронесло. Зато остался боевой шрам. Только ты никому не говори, что от банки….пусть думают, что меня ножом пырнули.

Пальцы шрам не нашли. Они трогали кожу, искали, скользили и…не находили. У меня дух перехватило, и сердце гулко забилось в груди. Наверное, я сильно напряглась. Настолько сильно, что он почувствовал и, перехватив мою руку, придавил к груди.

– В чем дело? Что такое?

Полуповернул ко мне голову, и мне стали видны его длинные ресницы и острая скула, покрытая аккуратной щетиной. А меня колотит, сводит скулы от панического ощущения разрушающегося спокойствия.

– Твой шрам… я… я точно помню, что у тебя на этом бедре был шрам, а теперь его нет.

Резко развернулся ко мне, и наши взгляды встретились, схлестнулись, и мне вдруг показалось, что на дне его глаз я увидела тень смятения, что-то похожее на испуг, и сама испугалась намного больше. Но он вдруг схватил мою руку и прижал к другому бедру.

– Он на своем месте…ты просто не там искала.

От сердца отлегло, аж слегка затошнило, настолько резко отлегло. Я усмехнулась и зажала губы с виноватым выражением лица. Как я могла забыть и перепутать… а ведь казалось, что мы тогда на пляже лежали точно так же, как и сейчас, казалось, что я прижималась к нему именно с этой стороны.

– Да…не там искала, прости.

– И что подумала, когда не нашла? М? Какие мысли тебя посетили?

Теперь в глазах напористая, едва скрываемая и смешанная с любопытством ярость.

– Не знаю…просто не нашла шрам и удивилась. А оказывается, я перепутала стороны.

– Если бы ты трогала четко посередине, то ничего бы не перепутала. – и положил мою ладонь к себе на член. – Вот здесь.

Вся краска бросилась мне в лицо, и я сжала пальцами мгновенно восставшую плоть, меня тут же подмяли под себя, разводя ноги широко в стороны и врезаясь в мое тело.

– Мама…ооох, скоро завтракать позовет.

– Ты успеешь кончить, обещаю.

Прохрипел мне на ухо и накрыл мой рот своей большой ладонью, делая глубокий и сильный толчок, заставляя меня забыть обо всем.



***



После завтрака мы вместе с Тошей поехали в новый центр. Сергей был прав, раньше я не возила сына по платным специалистам, у меня бы на это не хватило денег. Я и так оставляла энные суммы условно бесплатным. Ведь на самом деле, как таковой бесплатной медицины у нас, увы, нет. Это только одно название, а на самом деле нужно платить чуть ли не за аренду воздуха в районной больнице, а в поликлинике даже за анализ хотя бы что-то дать, иначе иглой могут и вену проколоть. Да, не все такие. И нам с Антошкой разные врачи попадались, были и доктора от бога, как Светлана Михайловна – наш педиатр. Она обожала Тошку и помогала мне, часто приезжала к нам домой осмотреть его, чтоб я не тащила Антона в поликлинику с температурой. Потому что в вызове на дом могли и отказать. Центр находился на главной улице города, красивая вывеска, уютные кабинеты. Сразу видно уровень клиники. Я даже ощутила себя в таком месте немного неловко, а Сергей сильнее сжал мою руку. Тошка шел с ним с другой стороны. Теперь у нас мама отошла на второй план, и Антон буквально прирос к своему отцу, он словно все это время ждал, когда тот появится, и настолько успел привязаться, что я не переставала удивляться… а еще я не ожидала, что Сергей может быть настолько хорошим отцом нашему особенному сыночку. Как же я боялась именно его реакции на Антона, до дрожи и боли в сердце. А оказалось…оказалось, что это была любовь с первого взгляда. Сын даже позволял себя купать, а мне всегда устраивал истерики.

И меня сводило с ума, что этот человек, истерзанный жизнью, не видевший нас долгих семь лет, нашел в своем сердце столько любви для Антона и раскрыл его целиком, а вместе с тем и отобрал мое собственное себе. Ведь так трудно не полюбить человека, который любит твоего ребенка. Искренне и по-настоящему. Не просто хорошо относится. Не просто пытается завоевать расположение, потому что с моим сыном это не прокатит, а по-настоящему вкладывает в свое отношение душу.



Ожидание результатов теста, который прошел Антон, заставляло меня все равно нервничать, и Сергей крепко держал меня за руку, пока Тошка рассматривал в большой клетке белого кролика. Раньше он особо не интересовался животными, он их как будто не замечал, словно их на самом деле не существует, ему не нравилось трогать их мех, он тут же одергивал руку, а сейчас наклонился и смотрел на маленького белого пушистика с явным интересом.

– Кажется, наш сын любит кроликов.

– У нашего сына вообще были проблемы с «любит».

– Но он явно ему нравится.

– Да…вроде бы он ему нравится.

Очень странно употреблять глагол нравится в отношении Тошки. Я привыкла к его полному равнодушию или агрессии. То есть нам либо все равно, либо НЕ нравится. Положительные эмоции мы испытывали довольно редко.

– Вы родители Антона Огнева?

Кивнули оба.

– Идемте в кабинет, я уже расшифровала результаты теста и собрала общие баллы.

Держась за руки, мы вошли в просторную светлую комнату, и Сергей вдруг совершенно обыденно сказал:


– Антон, иди сюда.

И ребенок совершенно неожиданно подошел, положил руку к Сергею на колено и прислонился к нему боком, чуть склонив голову. Это уже и проявление чувств…Я невольно улыбнулась, а потом с настороженностью посмотрела на диагноста.

– Ну смотрите, нам есть, с чем работать. Антон набрал четырнадцать баллов, пограничное число – двенадцать. То есть проблема у нас есть, и нам нужно ее решать. Наша с вами задача – сокращать количество баллов. Например, обыкновенный ребенок должен набирать не более шести баллов. Мы будем к этому стремиться. Конечно, очень жаль, что столько времени потеряно…лучше бы начать работать в два года, в три…но наши специалисты сделают все, что в их силах, чтобы Антон заговорил и начал с вами общаться.

– Это возможно?

– Да, это возможно. Я бы не сказала, что его состояние настолько тяжелое. Он реагирует, он отзывается на свое имя, он хочет общаться и проявляет интерес.

– Раньше этого не было…

– Что-то спровоцировало рывок вперед. Так бывает. Некоторые жизненные ситуации вытаскивают ребенка из зоны комфорта, чаще это, к сожалению, шаги назад. Так называемые откаты, но бывают и шаги вперед. У вас случилось именно это. Не регресс, а прогресс. Вам нужно будет обсудить план действий с нашим администратором и записать малыша к нашему психологу, логопеду и на уроки сенсорики. Начнем прогрессировать дальше.

Она говорила все это с огромным оптимизмом, с какой-то совершенной уверенностью в том, что именно так и будет. А я привыкла, что у нас все наоборот. Что врачи говорят мне, что все потеряно, что мой сын инвалид, что у него нет шансов. Наш невролог, психиатр в один голос в районной поликлинике твердят о том, что остается лишь научиться с этим жить. Мы ходили к логопеду, но за несколько лет не достигли никаких результатов.

– Начнем с психолога и сенсорики. Мы пока не говорим о речи. Мы будем учиться языку жестов, мы будем учиться коммуницировать, будем учиться вербальному контакту.

Это была огромная надежда, подаренная мне так неожиданно, так невероятно быстро, что я не могла поверить, что на самом деле слышу вот этот оптимизм в отношении моего ребенка.

– Мне говорили, что у нас тяжелая форма и…

– Нет такого понятия – тяжелая форма, есть такое понятие, как аутический спектр и набранные баллы. С этим мы и начинаем работать. Притом здесь в вашем случае нам есть с чем. Ваш Тошка вот такой пацан, – он подняла большие пальцы обеих рук вверх. – И перестаньте нервничать. Я дам вам задание для себя…Для дома. Во-первых, перестать винить себя и корить. В особенности вашего мальчика нет вашей вины. Никто совершенно не застрахован от данного отклонения от нормы.

– Да… я постараюсь, просто этот диагноз…

– Диагноз просто произнесен вслух. Он где-то там в цифрах, а вы сейчас здесь, и ваш мальчик тоже здесь. Вместе мы будем учиться и стремиться к прогрессу.

Всю обратную дорогу я ехала с приподнятым настроением, сжимала ладошку Тошки, и впервые на душе пели птицы, впервые наше будущее, будущее моего ребенка не казалось мне ужасным. Я была безумно благодарна Сергею за то, что он нашел этот центр для нас.

Вечером мы проводили маму на поезд. На прощание, перед тем как спуститься вниз в машину к Сергею. Она крепко сжала мою руку и сказала:

– Держись за него. Впервые я могу со спокойной душой ехать домой. Я вижу, что этому мужчине ты на самом деле нужна. Ты и Тошка. Весной приеду к вам снова…и перестань выдумывать всякую ерунду. Не ищи лихо, не то найдешь.

– Не ищу…правда.

– Вот и правильно. Ты заслужила счастье. Ты его выстрадала.

К специалистам мы записались на три раза в неделю, для сенсорики нужно было принести справку от педиатра, и я собралась в поликлинику, Тошку оставила с Ларкой. Она приехала к нам, пока Сергея не было дома.

После вместе отмеченного Рождества они окончательно помирились и с Филькой намылились на рыбалку вместе на зимнюю. Полвечера обсуждали прикормку и удочки свои, по весне вообще решили какой-то кораблик купить с исследованием дна и навигатором. И еще мне нравилось, что Сережка не пил почти. Он думал, я не замечаю, а я все видела. Видела, как он виски плеснул в раковину, а себе вместо коньяка чай в бокал налил. И так раза два или три. Но Фильке подыгрывал и даже песни с ним пел. Если б не видела, как виски подменил, решила бы, что тоже напился…Ларка Фильку на себе домой утащила, еле в такси загрузили, а я до утра не спала, потому что с Сергеем спать можно только после оргазма. Он мне так и сказал.

– Огнева, правило у нас такое. Вначале ты кончаешь, потом спишь.

– Тихо…не шуми.

А сама пунцовая, стыдно.

– Главное, чтобы ты не шумела. – и стиснул мои ягодицы, притягивая меня к себе.

В поликлинику я поехала одна, такси не взяла, хотя Сергей и оставил мне деньги. Не могла я еще привыкнуть ко всей этой роскоши, к такси, к деликатесам. Блажью казалось вместо трех остановок такси вызывать. Я деньги спрятала, а сама пешочком до троллейбуса, а потом, стоя в давке, добралась до поликлиники, и ничего от меня не отвалилось. Вместо такси лучше Тошке куплю пирожные заварные, как он любит.

Районная педиатр справку не сразу хотела давать.

– Вы не привезли ребенка, как я вам справку дам?

– Ну вы же знаете, Светлана Альбертовна, с ним тяжело в транспорте.

– Это черт знает, что такое.

– Пожалуйста…

И деньги ей под карточку Антона положила. Она заглянула, очки поправила и тут же мило, но в то же время удивленно улыбнулась (обычно я ей ничего не давала…да у меня и дать было нечего).

Потом кивнула на медсестру.

– Ну так бы и сказали, что у вас сейчас занятия… откуда я знала. Конечно, справку надо подписать у главврача, но я сейчас сама туда схожу и все сделаю. Вы в коридоре подождите.

Через десять минут я уже шла обратно к троллейбусной остановке со справкой в сумочке и была безумно довольна собой. А вот если б на такси поехала, то денег бы не было.

– Эй…эй вы! Подождите!

Обернулась, услышав резкий женский голос, и увидела, как за мной бежит какая-то женщина в темно-бордовой «парке» и тащит за руку с мальчика лет семи-восьми. Она в теплом шарфе, но из-под него развеваются тяжелые рыжие кудри.

– Екатерина Огнева?