Не скучайте, ваше величество!

А значит, какие-то гарантии у меня есть.

Шли мы, наверное, не менее получаса и давно покинули припортовые кварталы. Честно говоря, я ждала чего-то подобного. Объем торговли на пирсе был таков, что человек, всем тут заправляющий, не мог быть бедным. Если верить слухам, мамка Берта работала на этом месте уже больше тридцати лет и за это время могла сколотить капитал, который позволит содержать хорошее дворянское поместье. Ну или шикарный дом в «белом» квартале.

А если Берта еще умнее, чем о ней говорят слухи, то в белый квартал мы не пойдем. Останемся где-то среди респектабельных чистеньких улочек среднего класса, там, где живут добропорядочные горожане, скучные в своей честной зажиточности.

Так и оказалось. Аккуратный заборчик, свежая краска на воротах, бронзовый колокольчик и мансарда с плоской по южному обычаю крышей — со стороны можно было подумать, что здесь проживает какой-нибудь отставной чиновник или учитель, заработавший за долгую достойную жизнь небольшой, но приличный капиталец.

А еще я заметила, что, кроме вылизанной респектабельности, в этом доме живет тщательно спрятанная от посторонних глаз опасность. Да-да, та тень слева от крыльца — большая, но явно не брехливая собака без привязи. То есть выдрессированная нападать на врага молча. А та, что справа, — не менее тихий и выдрессированный мужчина, который нарочно прячется в тенях и тоже не кидается без команды. Ну что, безопасность хозяев на высоте. И почему-то совсем не страшно, может, из-за того, что на редкость разумно.

— За нами никто не шел, — сказала куда-то в густеющую тьму Ума, поднимаясь на крыльцо и берясь за дверную ручку. — На подсаду не похожа.

Та тьма, что справа, едва заметно кивнула и растворилась без остатка. А Ума открыла дверь и сделала приглашающий жест.

В уютной гостиной горели несколько масляных светильников, бросая теплые блики на лестницу, ведущую на мансардный этаж. Пахло теплым воском от натертых дубовых полов и какой-то выпечкой. В кресле возле аккуратного круглого столика было мягко и уютно, а еще мне подали чай — миленькая горничная в чепчике, пухленькая, почти как Ума, улыбчивая и накрахмаленная. Со здоровенным ножом под белоснежным фартучком с оборками. Я бы его не заметила, если бы не ждала, потому что уж больно движения для такой уютной пухляшечки были… текуче-хищные.

Мы мирно пили чай еще минут десять, когда, наконец, лестница чуть скрипнула и в гостиную спустилась…

Так. Хм. Интересненько.

Во-первых, то, что Берта съела свои зубы вместе с конфетами, — никакая не метафора. Во-вторых, недостачу она успешно компенсировала вставной челюстью. Судя по цвету — золотой. С одной стороны — банально и напоминает мне глубоко советские времена где-нибудь в Сочи. С другой — а где бы она в этом средневековье нашла титан и металлокерамику? Но и это не главное — где она нашла здесь стоматолога, который соорудил ей новые зубы?! Это же самый нужный контакт в жизни, надеюсь, у меня получится его узнать.

Ну и еще одно наблюдение. Так, уже вдогонку. Я не знаю, кто правил своим местом на пирсе тридцать лет назад, но точно не эта женщина. Потому что, несмотря на умелую маскировку, которая почти идеально создает образ весьма пожилой, хотя и крепкой леди, ей не больше тридцати пяти — сорока, и значит… хм. Хм. Династия? А что, логично… Куда, интересно, делась первая Берта? И получила ли вторая любовь к сладостям по наследству?

Все эти соображения пронеслись в голове табуном диких мустангов, быстро и с громким топотом. Оставили после себя столб пыли, который медленно оседал, возвращая мне резкость восприятия. И оставляя вместо себя недоумение: как я все разглядела в не очень-то и ярком свете масляных ламп? Да еще настолько точно, что даже не думаю сомневаться в собственных выводах?

Чуть повернув голову, я вдруг почувствовала, как по плечам скользнули выбившиеся из прически пряди. Прикосновение было щекотным и как будто покалывающим, как легкие статические разряды. Мгновение — и все прошло, вместе с моим внезапным рентгеновским зрением. То есть я перестала замечать особые движения горничной, нож под ее фартуком, а также искусную маскировку хозяйки дома.

Даже моргнула от неожиданности. Это что было? Ладно, потом разберусь.

— Мы будем пить чай или будем разговаривать? — спросила вдруг золотозубая дама, величественно устраиваясь в кресле.

Ни здрасьте, ни до свидания. Сразу к делу. Ну что же, возьму с нее пример.

— Почему бы нам не совместить? — Коробочка с эксклюзивным шоколадом легла на стол между чайными чашками.

Все присутствующие, включая горничную, посмотрели на меня с легкой, хотя и тщательно скрываемой насмешкой. Кажется, они искренне наслаждались представлением. Что, сладости больше не работают как пропуск? Жаль, конечно, но… почему-то я думаю, что даже не самые фанатичные сладкоежки могут влюбиться в шоколад с первого трюфеля. Главное — заставить их все же попробовать.

Ну, тут мне в помощь запах и знание психологии. Улыбаемся, господа, с улыбкой любое лакомство вкуснее. Особенно когда вам подают такой пример: открывают коробочку, достают конфету, неторопливо, вкусно разворачивают хрустящий фантик… намазать его какао-маслом изнутри я сообразила еще дома, когда пыталась придумать, как заманить предполагаемых дегустаторов в ловушку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Шоколадная пирамидка лежала на ладони, привлекая взгляд. Я непринужденно взяла чашку, медленно и со вкусом откусила от сладкой прелести и прокатила ее по языку, чуть прикрыв глаза.

— Попробуйте, оно того стоит. Даже если ни о чем не договоримся, больше вас все равно никто таким не угостит.





Глава 19





Вот поэтому я так упорно цеплялась именно за шоколад. Искала чертовы бобы по всему городу с упорством маньячки. Вот поэтому.

Такого детского изумления на лице взрослой женщины я еще не видела. На лицах. Трех женщин.

Вообще, конечно, среди людей есть те, кто шоколад не любит. Ну не любит, и все. Но таких все же меньшинство, и здесь я полностью положилась на удачу, потому что другого выбора не было.

Можно, можно было придумать другое лакомство, не такое сложное в изготовлении, не такое… вот именно. Не такое экзотическое.

Картахелия — портовый город. Сюда стекаются товары и люди со всех концов света. Здесь полно заморских диковинок, да и своих родных, местных предостаточно. А Берта — даже если это вторая Берта, наследница первой, — все равно не девчонка. И за свою жизнь наверняка попробовала множество самых разнообразных сладостей. Поэтому… поэтому если уж бить — то чтобы наверняка в цель.

Шоколада она не пробовала никогда.

И сейчас за маской прожженной торговки с золотыми зубами я видела широко распахнутые изумленные глаза ребенка, впервые попробовавшего волшебную конфету.

Правда, продлился этот эффект недолго — Берта пришла в себя, да и ее подруги-служанки ненадолго отстали. Восторг в их глазах сменился заинтересованной расчетливостью.

— Ладно, удивила, — вслух произнесла женщина с золотыми зубами. А я вдруг заметила, что они у нее… хм-м-м… короче говоря, не настоящие. В смысле, наложены поверх своих, нормальных. И это тоже заметно влияет на контур лица и на дикцию — отличная маскировка! — Но это еще ничего не значит. Может, ты не в курсе…

— Рецепт и все хитрости изготовления я готова отдать в ваши руки как вступительный взнос в артель, — спокойно кивнула я, не дожидаясь, пока она закончит.


А что? Это же логично. Подумаешь, конфеткой удивить самую крутую торговку на пирсах, это же брюквам на смех, за такое не берут под покровительство и не принимают в «семью». Лакомство должно быть не только редким, необычным и вкусным, но и выгодным. И естественно, выгода эта должна принадлежать тем, кто ставит условия, а я, как претендент, обязана отдать ее в уплату.

Три женщины переглянулись. И Берта, взяв в руки чашку свеженалитого горничной чая, коротко кивнула:

— Рассказывай. Раз уж пришла с предложением — рискуй до конца. Пока я не пойму, насколько выгодна твоя волшебная придумка, я не дам тебе ответа про вступление в семью.

Я незаметно выдохнула. Да, это тоже ожидаемо. Оправданный риск, без него никуда.

— Начать хоть какое-то производство можно будет только ближе к зиме. Не потому, что оборудование дорогое или сложное. А потому, что горькие бобы прибудут только с последней навигацией.

Сказала главное и тоже взялась за чашку с чаем. И еще одну конфету из своего же подарка взяла и развернула, сразу откусив кусочек.

— Ах вот что это! — Кажется, первой осенило горничную, и она впервые подала голос. Ну точно, не просто так служанка. — То-то мне показалось что-то знакомое, но настолько другое… Ту едкую горелую дрянь, которую аптекари продают как дающую силы настойку, вот что мне напомнил этот вкус!

— Именно, — кивнула я. — Для шоколадных конфет нужны горькие бобы в качестве сырья. А вот дальше…

А дальше я спокойно и по полочкам разложила технологию. Только пару деталей умолчала: они станут нужны и ясны, когда производство начнется. А пока — пусть останутся моим маленьким гарантийным секретом.

— Две десятые доли прибыли твои. — После того как конфеты в коробочке закончились, а чайные чашки опустели, передо мной на стол лег гладкий чуть желтоватый лист местной дорогой бумаги. — Подпишем договор. Из оставшихся восьми десятин четыре мне и четыре сестрам. Устраивает?

— Что я получу помимо двух с половиной, — последние слова я легко выделила голосом и улыбкой, — десятин?

— Пф-ф-ф... — Берта, кажется, была даже довольна моими намеками. — Место в семье. На правах самой младшей сестры. Остальное надо заслужить. Место на пирсе. Но только в том случае, если сможешь принести туда еду, которой еще не торгует никто из сестер. Сразу говорю: сладости и выпечка не годятся.

— Статус младшей сестры, — я внимательно вчитывалась в строки на бумаге — интересно, это стандартный договор, и он у них что, всегда наготове? Вряд ли они знали, что я сегодня приду, да еще и с хорошим коммерческим предложением, — что он дает помимо права торговать на пирсе? Какие права? И какие обязанности? Можно по пунктам?

Ага, прямо по всем-всем пунктам, включая мелкую вязь аккуратных буковок в самом низу листа. Что-что, а заключать договоры я умею. Конечно, в прежней жизни я никогда не делала этого без консультации с собственным юристом, но и сама не брюквой деланная. Кое-в чем разбираюсь.

В итоге все оказалось на редкость прилично. Вот не зря все хотели попасть в семью именно к мамке Берте. Мало того, что она сама крута как управленец, она еще и относительно честная и не запредельно жадная. Всего ровно в меру для того, чтобы и дело процветало, и работницы были довольны своим положением.

— Ну так что? Чем торговать собралась? — после того как я написала под договором «Лия Броун» и сопроводила эту подпись в меру изящной завитушкой (кажется, моторика принцессы все еще изредка играет со мной в старые шутки), чуть насмешливо спросила Берта, быстро переглядываясь со своими подругами и наверняка деловыми партнершами.

Я только хмыкнула про себя. Да-да, пункт про то, что, если у меня нет своего особого товара для торговли, я становлюсь девочкой на побегушках для всех и сразу, прекрасно отпечатался у меня в мозгу, я его не забыла.

— Что толку рассказывать? Я лучше покажу готовый товар и дам попробовать. Скажем, завтра. Куда прийти и в какое время?

— Готовое принесешь или на месте состряпаешь? Учти, лотки, жаровни и упаковка — дело каждой сестры, особенно поначалу.

— Знаю. У меня все есть. Точнее, я думаю, что все. Но вы посмотрите и скажете, если чего не хватает, верно?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Женщины опять переглянулись, но на этот раз я не успела прочесть этот краткий диалог взглядов. Ну и не надо, в принципе. И так все понятно.

— Могу и сюда, конечно, все дотащить. Но удобнее будет ближе к порту. Конечно, не на пирсе, но где-то в сторонке, где дикий берег. Или еще лучше — я приглашу вас к себе на… — тут я невольно споткнулась, не зная, как произнести на местном языке слово «пикник». Так иногда случалось, когда предметы и понятия из земной жизни не имели аналогов в жизни здешней, — к себе в гости. Дом у нас, конечно, бедный, и разносолов не обещаю. Но зато сразу покажу товар лицом. От начала готовки и до конца перекуса.





Глава 20




Огонь в камине, как всегда, навевал мысли об уюте и отдыхе. Двое в креслах снова делили на двоих бутылку хорошего вина и беседу.

— Объясни мне, дорогой друг, — обманчиво ласково спросил Джейнс, по старой привычке прячась в тенях. — Какого демона происходит? Ты опять был в королевском склепе? Тебе не надоело за пять лет?

— Нет, — коротко ответил Раймон, глядя в бокал, и было непонятно, что он имел в виду: нет, не был, или нет, не надоело.

Как ни странно, Джейнс понял его правильно.

— Пока там под куполом нетления лежало тело принцессы, я хоть и беспокоился о твоих странных наклонностях, но слухи мог регулировать, дальше сказки о спящей принцессе и ее верном рыцаре дело не зашло. Что происходит сейчас? Только не говори мне, что до сих пор тоскуешь по «ушедшей любви», или как там принято это называть в слезливых балладах?

— Пф-ф-ф! — коротко отреагировал Раймон, но его губы на секунду сжались в твердую полоску. Потом он нехотя развернулся вместе с креслом и посмотрел на друга чуть насмешливо. — Ты сам в это веришь?

— Конечно, нет. Потому и спрашиваю — какого демона?

— Привычка, наверное, — пожал плечами полынный герцог. — Начал таскаться туда потому, что мне все казалось… тогда… а, ерунда. Что-то меня беспокоило во всей этой истории, понимаешь? Я искал отгадку. А потом привык. Тихо, спокойно, можно подумать и даже проговорить проблему вслух, и никто не будет перебивать, никто не прибежит с тысячей проблем и просьб. В собственном кабинете никакого покоя, а в склепе ни одна сволочь побеспокоить все же не решалась. А остальное — чушь.

— Да-да, я помню. Сам же и додумался до объяснения: остатки магии в теле бередили твой зов крови. Вот и любовался. И разговаривал.

— Она оказалась отличной собеседницей, между прочим, — фыркнул Раймон и налил обоим еще вина. — Ни разу не перебила. А еще… Я все время пытался соединить в голове два этих образа — принцессу и Юля. Сначала ничего не получалось, а потом… потом получилось. И знаешь, мне жаль. Жаль, что я не успел. Интересная была… девушка. Неординарная и…

— Да уж, а судя по тому, как она без колебаний врезала тебе коленом по яйцам, когда ты берега потерял, еще и весьма темпераментная, — поддразнил медовый герцог, забирая свой наполненный бокал.