Не прощаюсь
Часть 71 из 73 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я киваю на твое оттопыривающееся пальто.
– Для сына, – поправляешь ты. – Я хочу мальчика, и будет мальчик. Но амнистия тебе объявляется при одном условии. Ты должен рассказать мне про свою поездку. С того самого момента, как после встречи в Таганроге ты трусливо решил, что не станешь со мной объясняться и уедешь тайком. Я знаю лишь, что ты послал телеграмму Масе, и он, иуда, ничего мне не сказав, отправился на встречу с тобой. Что было потом? Рассказывай со всеми подробностями.
И я начинаю рассказывать.
…Самый дальний перрон харьковского Южного вокзала, отведенный для нужд штаба Добровольческой армии, охранялся специальными караулами. Там обыкновенно стоял поезд командующего. Оттуда должен был отправиться и я.
Когда на платформу пропустили Масу, я объяснил ему, куда и зачем еду. Попросил наврать тебе что-нибудь успокоительное. Передал записку про Романова, которую следовало вручить генералу Гай-Гаевскому. Про Скукина не сказал, потому что Маса вполне мог рассчитаться с мерзавцем по-своему, а это в мои планы не входило. Пусть заговорщика судит трибунал. Да и трудно было бы объяснять – Скукин всё время торчал рядом. Ему поручили организовать мою поездку.
– Если до срока, названного профессором Либкиндом, я не вернусь или если возникнет какая-либо опасность, увози Елизавету Анатольевну в Крым, – говорил я Масе. – Ждите меня там две недели. Ни в коем случае не дольше. Потом отправляйтесь в Швейцарию.
– И будем вас ждать там?
– Именно так.
В глазах у Масы что-то мелькнуло, и мне вдруг ужасно захотелось его обнять. Представляю, как он перепугался бы. Вместо этого я сделал правой рукой обманный финт, а левой шлепнул его по лбу.
– Атари! Я опять выиграл.
Это у нас с ним старинная игра: один наносит внезапный удар, а второй должен отбить.
– И ни разу честно! – сказал Маса.
Я видел, что ему ужасно хочется поехать со мной, но он понимает, что должен оберегать тебя.
Тут к Скукину подошел долговязый офицер в черной кожаной тужурке, что-то вполголоса доложил.
– Эраст Петрович, мотодрезина готова. Можно отправляться, – сказал Скукин.
– Всё, пора.
Я кивнул Масе, он мне поклонился, и мы расстались.
У генерала Гай-Гаевского, энтузиаста железных дорог, на вокзале имелся целый транспортный парк: от тяжелого бронепоезда для фронтовых выездов со всем штабом до одиночных локомотив-вагонов и легких дрезин для коротких перемещений по тылу. Я выбрал самую маленькую из них – просто кабину с автомобильным двигателем.
– Вы уверены, что вам не нужно никакого сопровождения? Даже водителя? – не в первый раз спросил Скукин.
– Уверен, – ответил я, не глядя на полковника. Люди подобного склада всегда вызывали у меня отвращение.
Вдруг впереди, чуть поодаль, я заметил сцену, для режимного объекта очень странную.
Мотодрезина
Там стояла автомотриса: трамвайный вагон, приспособленный для езды по рельсам, – еще одно транспортное средство из коллекции Гай-Гаевского. Мальчики в синих шинельках, с одинаковыми чемоданчиками в руках дисциплинированно поднимались по лесенке, каждого подсаживали две дамы.
– Вы знаете, как мы с Владимиром Зеноновичем относимся к детям из Калединского приюта. Командующий распорядился эвакуировать сироток в Крым, – пояснил Скукин, поймав мой взгляд. – Там теплее. Не беспокойтесь, они сейчас отправятся, и путь очистится.
Я снова отвернулся, меня передернуло от слова «сиротки». И я пообещал себе, что еще потолкую с полковником о Калединском приюте. Когда будет уже можно.
Снова подошел кожаный.
– Господин полковник, я проверил двигатель автомотрисы, – сказал он с легким кавказским акцентом, почтительно наклонившись к маленькому Скукину. – Сильно изношен, но даже если заглохнет, достаточно подтолкнуть – опять заведется. С этим даже дети справятся. Вагончик совсем легкий.
– Лишь бы автомотриса не застряла до развилки, а то она может задержать господина Фандорина. Эраст Петрович, это поручик Ревазов, инженер особого железнодорожного отряда. Надеюсь, поручик, с дрезиной дела обстоят лучше?
– Дрезина в полном порядке, – козырнул инженер.
Дети уже забрались в свой вагон, поднялись и воспитательницы. Автомотриса скрежетнула колесами, поехала. Синие мальчики загалдели, стали размахивать руками, хоть никто их не провожал.
Я помахал им вслед. Полковник с поручиком даже не обернулись.
– Ну вот, дорога свободна, – энергично сказал Скукин. – Первые одиннадцать верст просто езжайте за ними, а сразу после моста через реку дорога разделится. Ваша ветка уходит вправо, на…
– Маршрут мне известен, – перебил я. – Поручик, объясните, как управлять дрезиной.
Деловитый, подчеркнуто сухой, инженер первым поднялся в кабину.
– Мне говорили, вы водите автомобиль? Принцип тот же, только по понятной причине нет руля. По рельсам ход очень плавный, сопротивление минимальное. Поэтому, разогнавшись, газу поддавайте чуть-чуть. На длинном спуске для экономии топлива можете вовсе выключить двигатель. – Показал вниз: – Это педаль газа, это – тормоз. Учтите, что тормозной путь очень длинный, на скорости шестьдесят верст – не менее двухсот метров. Поэтому для аварийной остановки предусмотрен вот этот рычаг. Пользоваться им следует лишь в самом крайнем случае – машина может соскочить с рельсов, и обратно без посторонней помощи вы ее не поставите.
– Дергать на себя, рывком? – спросил я, пробуя тугость аварийного рычага.
– Не сейчас! – крикнул сердитый инженер, крепко хватая меня за руку.
И пробурчал:
– Извините. Не так-то просто потом вернуть его обратно… Что еще нужно знать? Сзади запасная канистра. Но она понадобится, только если будете пользоваться обогревателем. На ровном ходу бензин расходуется очень мало. Вопросы?
Вопросов у меня не возникло. Управление было элементарным.
Скукин отпустил поручика, а меня осенил крестным знамением:
– Езжайте с Богом!
– Вы разве верующий? – спросил я. Субъекты этого сорта обычно к мистике не склонны.
– Нет, но в данном случае без Божьей помощи мне не обойтись, – убежденно и даже с дрожанием голоса ответил он.
Ах да, я забыл, что среди скукиных все-таки встречаются и искренне верующие – в то, что Бог существует персонально для них.
Что ж, подумал я, скоро твой бог тебе очень понадобится.
Сделав вид, что не замечаю протянутой руки, я сел на водительское место и включил мотор, заведшийся с полуоборота.
Дрезина быстро набрала скорость, она летела, словно спортивная яхта под хорошим океанским ветром – гладко и легко. Мимо проносились пристанционные постройки, потом потянулись городские предместья.
Я размышлял о маршруте.
Доехать до Лозовой, потом повернуть на Екатеринослав, до которого, я, конечно, не доберусь – он уже у махновцев. Они меня остановят раньше. Вероятно, это произойдет часа через три. Вот самый рискованный – пожалуй, единственный рискованный момент: могут не остановить, а просто изрешетить с тачанки пулеметным огнем. Тогда придется соскакивать на ходу, но это пустяки.
Как только я предъявлю пропуск, подписанный Ароном Волей, все опасности закончатся, и слава богу. Я совершенно не стремлюсь к приключениям. Лучший возраст жизни я хочу провести с женой и дочерью. Или, ладно, с сыном, хотя мужчинам фандоринского рода очень не везет с отцами. Прадед пропал при Бородине, еще до рождения деда. Дед погиб на Кавказе, оставив маленького сына. А моего родителя, чья непутевая душа вряд ли попала в царствие небесное, назвать отцом трудно.
Я стал думать, каким отцом буду я, и забыл об Ароне Воле, о батьке Махно и о войне.
Дрезина описала дугу вокруг невысокого холма и сразу за поворотом выскочила на железнодорожный мост через реку.
Сразу за ним, метрах в ста от меня, еле ползла знакомая автомотриса. Сзади и по бокам ее облепили маленькие синие фигурки.
Все-таки застряла, толкают!
Что-то эта картина мне напомнила. Что-то из давнего прошлого. Такое уже было: мальчики в синих мундирчиках и витающий над ними призрак беды.
Но сейчас-то беды произойти не могло.
Обычным образом тормозить было нельзя – я бы врезался в вагончик и передавил детей, но ведь есть аварийный тормоз.
И я рванул его на себя со всей силы…
– Почему ты замолчал? Что произошло? – спрашиваешь ты.
Я замолчал, потому что меня кто-то зовет. Очень настойчиво. Я оглядываюсь.
– После доскажу. Нужно идти. Меня зовут. Разве ты не слышишь?
– Не слышу, – говоришь ты. – Я с тобой. Пожалуйста!
– Ну что ты, – улыбаюсь я. – Подожди здесь. Я быстро. Посмотри на праздник, на людей. Я скоро вернусь, ты и не заметишь. Ну, не прощаюсь.
И о погоде
Погода опять была чудесная. Проснувшись, Мона открыла глаз и тут же снова его закрыла – прямо в зрачок, прицельным выстрелом, ударило солнце. Хотела спрятаться обратно в сон, чтобы еще немножко побыть с тем, кого теперь могла увидеть только во сне, но уже не вышло. Хуже всего, что она никогда не могла вспомнить содержание своих ночных видений. Что-то там происходило важное. Но что?
Надо было вставать.