Наследники
Часть 38 из 47 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Руслан Сацивин раздраженно мерил шагами просторные комнаты, странно молчаливые и тихие в последние дни. Сейчас их огромная и роскошная четырехкомнатная квартира, вызывающая восторг у друзей, казалась ему тесной и душной клеткой. То, что эта квартира в свое время в результате виртуозной мошеннической схемы была отжата у одного одинокого заслуженного и уважаемого инвалида, Сацивина совершенно не беспокоило, он и думать позабыл об этом. Равно и о том, что этот инвалид, отчаявшись добиться справедливости, покончил с собой, выбросившись из окна.
Руслан вышел на балкон, уставившись вдаль пустым взглядом. Душу махинатора раздирала целая гамма противоречивых чувств: изумление, растерянность, злоба и, наконец, страх. Обволакивающий, ледяной страх перед неизвестностью. Лишь только оказавшись в полной изоляции, без средств связи, с электронным браслетом на щиколотке, который так его угнетал и раздражал, постоянно напоминая о себе, он в полной мере осознал, в какой капкан угодил. И не только он, его жена тоже, в настоящий момент находящаяся под домашним арестом в «двушке», расположенной в другом конце города.
Сотня вопросов ожесточенным жалящим роем крутилась в его голове, и ни на один он не мог найти вразумительного ответа.
Как этот адвокат Павлов сумел развернуть ситуацию против них?! Как такое возможно, что один человек, пускай даже известный юрист, оказался способен пробить брешь в их монолитной, глухой стене?! Причем пробить так, что дело не ограничилось парой трещин, стена начала методично рушиться, разваливаясь прямо на глазах!
Почему молчит Есения? Или она наивно думает, что он не заставит ее отдуваться вместе с ним и женой? Он отлично знал, что у нее был свой шкурный интерес. Она подстраховывала их так называемый «семейный бизнес», выделяла деньги на подкуп нужных людей, сглаживала непредвиденные шероховатости, взамен забирая себе всякий антиквариат в виде картин, статуэток, марок, рукописей и прочей пыльной дребедени. И все это работало, как хорошо отлаженный механизм, пока в шестеренки не залетела стальная стружка в виде этого настырного Павлова. Так почему же она бездействует?!
Сацивину и в голову не могло прийти, что еще позапрошлым вечером стараниями Есении адвокат и его подруга были на волосок от смерти.
Он стоял на балконе и смотрел вниз. Неожиданно Руслан вспомнил одну курьезную историю, связанную с домашним арестом. Некий мужчина, помещенный под домашний арест, каждый вечер оказывался вусмерть пьяным, и жена, приходя с работы, никак не могла взять в толк, каким образом ее благоверный умудряется достать алкоголь. Правда оказалась простой до умопомрачения – арестант брал удочки и разматывал с балкона леску. Его приятель вешал на крючок пакет с бутылкой, и тот быстро поднимал «улов» наверх. Несмотря на всю серьезность своего положения, Сацивин невольно улыбнулся, вспомнив этот случай.
«Если бы так можно было телефон достать», – подумал он, уныло глядя вниз с высоты одиннадцатого этажа.
В любом случае что-то нужно делать, сидеть сложа руки было невыносимо. Может, наладить контакт с соседями?
Пока Сацивин раздумывал, в дверь неожиданно позвонили. Он вздрогнул, машинально глянув на часы. Начало десятого вечера. Интересно, кому он понадобился в такое время?
Звонок раздался еще раз, и Руслан с неохотой отправился в прихожую.
– Кто? – спросил он, приникнув к смотровому глазку. У двери стоял полицейский с большой спортивной сумкой в руке и, как показалось Сацивину, пристально смотрел прямо на него.
– Сацивин Руслан Валерьевич? – спросил полицейский.
– Да, это я.
– Лейтенант Орефьев, проверка условий нахождения подследственного под домашним арестом, – заученно проговорил тот, и Руслан, вздохнув, открыл дверь.
– Привет, – улыбнулся полицейский и проворно зашел внутрь.
Сацивин удивленно смотрел на мужчину, взгляд его остановился на сумке (зачем она полицейскому?!), после чего опустился на джинсы, которые были на незнакомце.
– Вы… – промямлил он, начиная пятиться назад. – В прошлый раз был другой… наш участковый… Вы не полицейский!
Руслан недоговорил, с нарастающим страхом глядя, как нежданный гость скинул головной убор, китель и небрежно бросил их на сумку. Теперь взор Сацивина был прикован к наплечной кобуре фальшивого полицейского.
– Кто вы? – выдавил Сацивин.
– Твоя судьба, – усмехнулся незнакомец. Привычно-выверенным движением он вынул пистолет из кобуры и приказал:
– Лист бумаги и ручку. Быстро! – прикрикнул он, видя, что Руслан колеблется. Однако матово блеснувший ствол оружия вывел Сацивина из заторможенного состояния.
– Карандаш есть, – дрогнувшим голосом произнес он. – Что… – он сглотнул, – что вы хотите делать? Я ничего не нарушил!
– Бумагу и карандаш, тупица! – рявкнул «полицейский», делая шаг вперед.
Спотыкаясь, Руслан трясущимися руками схватил с комода блокнот, вырвал листок, подхватил карандаш и уставился на киллера послушными глазами.
– В спальню, – приказал незнакомец.
В сознании Руслана начала зарождаться мысль о чудовищных последствиях визита этого жуткого человека, но сейчас он был настолько парализован ужасом, что покорно выполнял указания, как запрограммированный робот.
– Пожалуйста, я ни в чем не виноват, – пискнул он, оказавшись в спальне. Его пальцы тряслись так, что он непроизвольно смял листок.
– Пиши, – сказал «полицейский».
– Что? – глупо спросил Руслан.
– Как твою жену зовут?
– Лида, – с готовностью ответил Сацивин, и на мгновение у него затеплилась робкая надежда.
– Пиши: «Лида, прости. Я тебя люблю».
Руслан всхлипнул.
– Я ее правда очень люблю, – прошептал он.
«Полицейский» понимающе кивнул.
– Хорошо. Напиши: «Я тебя очень люблю», – великодушно разрешил он.
– Зачем?
В глазах Сацивина начали скапливаться слезы.
Киллер прислонил пистолет к виску трясущегося толстяка:
– Потому что в этой комнате только у меня есть право приказывать, – снисходительно объяснил он, снимая пистолет с предохранителя. Напуганный до смерти Руслан склонился над трельяжем и принялся торопливо писать.
Когда все было готово, он трусливо повернулся, листок ходил ходуном в его руках. Слезы капали прямо на бумагу.
– Вы… вы не убьете меня?
– Вытри слезы, текст поплывет.
Неожиданно Руслана прорвало, сработала пружина инстинкта самосохранения. Пронзительно вскрикнув, он ринулся из комнаты.
– Помогите! – завопил он. – Помогите, убивают!
Сацивин успел сделать всего пару шагов, как крепкая рука «полицейского» мертвой хваткой вцепилась в жалкие остатки его волос и буквально втащила обратно в спальню. Резким и точным ударом в живот киллер заставил Руслана согнуться вдвое. Арестант зашелся кашлем и с выпученными глазами повалился на кровать. Листок с предсмертной запиской выпал из его ослабевших пальцев и, кружа, опустился у двери.
Не меняя выражения лица, убийца склонился над Сацивиным. Положив пистолет на скомканную постель, пальцами правой руки он стиснул челюсти мужчины, не давая ему их сомкнуть, после чего засыпал в слюнявый рот Руслана несколько таблеток. Сацивин поперхнулся, безуспешно пытаясь выплюнуть их, но «полицейский» зажал ему нос, и тот, лишенный кислорода, вновь разинул рот, позволяя смертоносным кругляшкам провалиться внутрь его утробы.
Сделав свое страшное дело, киллер вышел в гостиную и увеличил громкость работающего телевизора.
– Не люблю российские сериалы, – доверительно сообщил он, кончиками пальцев поднимая с пола предсмертную записку Сацивина. Аккуратно положив на трельяж, он добавил: – Они какие-то ненастоящие, кукольные. Реальная жизнь совсем другая, верно?
Руслан не ответил, он катался по кровати и, засунув пальцы в рот, отчаянно пытался вызвать рвоту.
– Ну, успокойся, – улыбнулся «полицейский». – Скоро все закончится.
Он посмотрел на часы.
– Еще пятнадцать минут, дружище. Ну максимум двадцать. Представляешь, как это много? – тихо спросил он, убирая пистолет из-за пояса обратно в кобуру. – Никогда не задумывался, чем бы ты занялся, если бы тебе осталось жить столько? А?
Сацивин сел, красный, взлохмаченный, с перекошенным от ужаса лицом. Выпученные глаза, казалось, вот-вот выскользнут из глазниц от неимоверного давления.
– Можешь что-нибудь рассказать, пока не начнется действие таблеток, – произнес убийца. – Я люблю слушать тех, кому осталось жить несколько минут. Ты не поверишь, что иной раз можно услышать от человека! Но будь уверен, все это останется между нами. Это будет нашей общей тайной…
Он говорил, не переставая улыбаться, и Сацивин зарыдал.
Приют у друга
– В этой машине окна тоже непробиваемые? – спросила Ольга, когда они с Артемом уселись в каршеринговый BMW, взятый адвокатом напрокат.
– Вряд ли, – ответил Павлов, задавая навигатору маршрут. – Но тебе незачем волноваться.
– Это очень непросто, учитывая, что с нами недавно произошло.
– В ближайшие пару дней ничего не произойдет, – рассудительно сказал Артем, выруливая на шоссе. – Тот прыткий парень на байке должен подготовиться, составить новый план… Сомневаюсь, что он удовлетворен результатом позапрошлой ночи.
– Ты хочешь сказать, что он не ошибся? И… целенаправленно хотел убить тебя?
– Именно так. Целенаправленно, – ответил Артем. – Дело по Протасову, которое я сейчас веду, – наиболее значимое и резонансное из всех, которые у меня есть на сегодняшний день. Убит один соучастник и важный свидетель – бывший уголовник Роговой.
– Но ведь Сацивин и Коржина сидят под домашним арестом!
– Вот именно. И, как мне представляется, ниточки ведут в Париж.
– А куда мы сейчас едем? – спохватившись, спросила Ольга. – Ночь скоро!
– К одному очень хорошему человеку. Не волнуйся, я ему доверяю как себе, – успокоил ее Павлов.
* * *
Руслан вышел на балкон, уставившись вдаль пустым взглядом. Душу махинатора раздирала целая гамма противоречивых чувств: изумление, растерянность, злоба и, наконец, страх. Обволакивающий, ледяной страх перед неизвестностью. Лишь только оказавшись в полной изоляции, без средств связи, с электронным браслетом на щиколотке, который так его угнетал и раздражал, постоянно напоминая о себе, он в полной мере осознал, в какой капкан угодил. И не только он, его жена тоже, в настоящий момент находящаяся под домашним арестом в «двушке», расположенной в другом конце города.
Сотня вопросов ожесточенным жалящим роем крутилась в его голове, и ни на один он не мог найти вразумительного ответа.
Как этот адвокат Павлов сумел развернуть ситуацию против них?! Как такое возможно, что один человек, пускай даже известный юрист, оказался способен пробить брешь в их монолитной, глухой стене?! Причем пробить так, что дело не ограничилось парой трещин, стена начала методично рушиться, разваливаясь прямо на глазах!
Почему молчит Есения? Или она наивно думает, что он не заставит ее отдуваться вместе с ним и женой? Он отлично знал, что у нее был свой шкурный интерес. Она подстраховывала их так называемый «семейный бизнес», выделяла деньги на подкуп нужных людей, сглаживала непредвиденные шероховатости, взамен забирая себе всякий антиквариат в виде картин, статуэток, марок, рукописей и прочей пыльной дребедени. И все это работало, как хорошо отлаженный механизм, пока в шестеренки не залетела стальная стружка в виде этого настырного Павлова. Так почему же она бездействует?!
Сацивину и в голову не могло прийти, что еще позапрошлым вечером стараниями Есении адвокат и его подруга были на волосок от смерти.
Он стоял на балконе и смотрел вниз. Неожиданно Руслан вспомнил одну курьезную историю, связанную с домашним арестом. Некий мужчина, помещенный под домашний арест, каждый вечер оказывался вусмерть пьяным, и жена, приходя с работы, никак не могла взять в толк, каким образом ее благоверный умудряется достать алкоголь. Правда оказалась простой до умопомрачения – арестант брал удочки и разматывал с балкона леску. Его приятель вешал на крючок пакет с бутылкой, и тот быстро поднимал «улов» наверх. Несмотря на всю серьезность своего положения, Сацивин невольно улыбнулся, вспомнив этот случай.
«Если бы так можно было телефон достать», – подумал он, уныло глядя вниз с высоты одиннадцатого этажа.
В любом случае что-то нужно делать, сидеть сложа руки было невыносимо. Может, наладить контакт с соседями?
Пока Сацивин раздумывал, в дверь неожиданно позвонили. Он вздрогнул, машинально глянув на часы. Начало десятого вечера. Интересно, кому он понадобился в такое время?
Звонок раздался еще раз, и Руслан с неохотой отправился в прихожую.
– Кто? – спросил он, приникнув к смотровому глазку. У двери стоял полицейский с большой спортивной сумкой в руке и, как показалось Сацивину, пристально смотрел прямо на него.
– Сацивин Руслан Валерьевич? – спросил полицейский.
– Да, это я.
– Лейтенант Орефьев, проверка условий нахождения подследственного под домашним арестом, – заученно проговорил тот, и Руслан, вздохнув, открыл дверь.
– Привет, – улыбнулся полицейский и проворно зашел внутрь.
Сацивин удивленно смотрел на мужчину, взгляд его остановился на сумке (зачем она полицейскому?!), после чего опустился на джинсы, которые были на незнакомце.
– Вы… – промямлил он, начиная пятиться назад. – В прошлый раз был другой… наш участковый… Вы не полицейский!
Руслан недоговорил, с нарастающим страхом глядя, как нежданный гость скинул головной убор, китель и небрежно бросил их на сумку. Теперь взор Сацивина был прикован к наплечной кобуре фальшивого полицейского.
– Кто вы? – выдавил Сацивин.
– Твоя судьба, – усмехнулся незнакомец. Привычно-выверенным движением он вынул пистолет из кобуры и приказал:
– Лист бумаги и ручку. Быстро! – прикрикнул он, видя, что Руслан колеблется. Однако матово блеснувший ствол оружия вывел Сацивина из заторможенного состояния.
– Карандаш есть, – дрогнувшим голосом произнес он. – Что… – он сглотнул, – что вы хотите делать? Я ничего не нарушил!
– Бумагу и карандаш, тупица! – рявкнул «полицейский», делая шаг вперед.
Спотыкаясь, Руслан трясущимися руками схватил с комода блокнот, вырвал листок, подхватил карандаш и уставился на киллера послушными глазами.
– В спальню, – приказал незнакомец.
В сознании Руслана начала зарождаться мысль о чудовищных последствиях визита этого жуткого человека, но сейчас он был настолько парализован ужасом, что покорно выполнял указания, как запрограммированный робот.
– Пожалуйста, я ни в чем не виноват, – пискнул он, оказавшись в спальне. Его пальцы тряслись так, что он непроизвольно смял листок.
– Пиши, – сказал «полицейский».
– Что? – глупо спросил Руслан.
– Как твою жену зовут?
– Лида, – с готовностью ответил Сацивин, и на мгновение у него затеплилась робкая надежда.
– Пиши: «Лида, прости. Я тебя люблю».
Руслан всхлипнул.
– Я ее правда очень люблю, – прошептал он.
«Полицейский» понимающе кивнул.
– Хорошо. Напиши: «Я тебя очень люблю», – великодушно разрешил он.
– Зачем?
В глазах Сацивина начали скапливаться слезы.
Киллер прислонил пистолет к виску трясущегося толстяка:
– Потому что в этой комнате только у меня есть право приказывать, – снисходительно объяснил он, снимая пистолет с предохранителя. Напуганный до смерти Руслан склонился над трельяжем и принялся торопливо писать.
Когда все было готово, он трусливо повернулся, листок ходил ходуном в его руках. Слезы капали прямо на бумагу.
– Вы… вы не убьете меня?
– Вытри слезы, текст поплывет.
Неожиданно Руслана прорвало, сработала пружина инстинкта самосохранения. Пронзительно вскрикнув, он ринулся из комнаты.
– Помогите! – завопил он. – Помогите, убивают!
Сацивин успел сделать всего пару шагов, как крепкая рука «полицейского» мертвой хваткой вцепилась в жалкие остатки его волос и буквально втащила обратно в спальню. Резким и точным ударом в живот киллер заставил Руслана согнуться вдвое. Арестант зашелся кашлем и с выпученными глазами повалился на кровать. Листок с предсмертной запиской выпал из его ослабевших пальцев и, кружа, опустился у двери.
Не меняя выражения лица, убийца склонился над Сацивиным. Положив пистолет на скомканную постель, пальцами правой руки он стиснул челюсти мужчины, не давая ему их сомкнуть, после чего засыпал в слюнявый рот Руслана несколько таблеток. Сацивин поперхнулся, безуспешно пытаясь выплюнуть их, но «полицейский» зажал ему нос, и тот, лишенный кислорода, вновь разинул рот, позволяя смертоносным кругляшкам провалиться внутрь его утробы.
Сделав свое страшное дело, киллер вышел в гостиную и увеличил громкость работающего телевизора.
– Не люблю российские сериалы, – доверительно сообщил он, кончиками пальцев поднимая с пола предсмертную записку Сацивина. Аккуратно положив на трельяж, он добавил: – Они какие-то ненастоящие, кукольные. Реальная жизнь совсем другая, верно?
Руслан не ответил, он катался по кровати и, засунув пальцы в рот, отчаянно пытался вызвать рвоту.
– Ну, успокойся, – улыбнулся «полицейский». – Скоро все закончится.
Он посмотрел на часы.
– Еще пятнадцать минут, дружище. Ну максимум двадцать. Представляешь, как это много? – тихо спросил он, убирая пистолет из-за пояса обратно в кобуру. – Никогда не задумывался, чем бы ты занялся, если бы тебе осталось жить столько? А?
Сацивин сел, красный, взлохмаченный, с перекошенным от ужаса лицом. Выпученные глаза, казалось, вот-вот выскользнут из глазниц от неимоверного давления.
– Можешь что-нибудь рассказать, пока не начнется действие таблеток, – произнес убийца. – Я люблю слушать тех, кому осталось жить несколько минут. Ты не поверишь, что иной раз можно услышать от человека! Но будь уверен, все это останется между нами. Это будет нашей общей тайной…
Он говорил, не переставая улыбаться, и Сацивин зарыдал.
Приют у друга
– В этой машине окна тоже непробиваемые? – спросила Ольга, когда они с Артемом уселись в каршеринговый BMW, взятый адвокатом напрокат.
– Вряд ли, – ответил Павлов, задавая навигатору маршрут. – Но тебе незачем волноваться.
– Это очень непросто, учитывая, что с нами недавно произошло.
– В ближайшие пару дней ничего не произойдет, – рассудительно сказал Артем, выруливая на шоссе. – Тот прыткий парень на байке должен подготовиться, составить новый план… Сомневаюсь, что он удовлетворен результатом позапрошлой ночи.
– Ты хочешь сказать, что он не ошибся? И… целенаправленно хотел убить тебя?
– Именно так. Целенаправленно, – ответил Артем. – Дело по Протасову, которое я сейчас веду, – наиболее значимое и резонансное из всех, которые у меня есть на сегодняшний день. Убит один соучастник и важный свидетель – бывший уголовник Роговой.
– Но ведь Сацивин и Коржина сидят под домашним арестом!
– Вот именно. И, как мне представляется, ниточки ведут в Париж.
– А куда мы сейчас едем? – спохватившись, спросила Ольга. – Ночь скоро!
– К одному очень хорошему человеку. Не волнуйся, я ему доверяю как себе, – успокоил ее Павлов.
* * *