Наше худшее Рождество

— Ты слышал наш разговор?

— У Эллы достаточно громкий голос.

Саманта ухмыльнулась и коснулась губами его плеча.

— Мне ужасно стыдно, но, думаю, я это переживу.

— Вот и отлично. — Броди посмотрел ей в глаза и провел рукой по обнаженной спине. — Хочешь вернуться в большой дом?

— Это обязательно?

— Нет. Можем остаться здесь, а рано утром прокрадемся, как воры, в свои комнаты, пока никто не проснулся и не заметил наше отсутствие. Получилась неплохая сцена для романа об эпохе Регентства.

— Тогда тебе придется найти способ, как мне залезть в спальню через окно.

— Учитывая, что она на четвертом этаже, а я плохо управляюсь с садовыми лестницами, предлагаю пойти через главный вход, мадам.

Саманта приподнялась на локте, и лица их оказались совсем близко. Его глаза без очков казались сонными, но она смогла разглядеть, что ресницы очень длинные и пушистые.

— Ты выглядишь соблазнительнее главного героя книги. И ты реален.

— Тогда постараюсь не шевелиться и не разговаривать, чтобы не разрушить образ. — Он потянулся к ее губам. — Жаль, я не подумал охладить шампанское, тогда бы мы покончили со всеми твоими фантазиями.

— Сегодняшний вечер лучше, чем я могла бы придумать. Хочется отсрочить момент возвращения в реальность.

— Можем переместиться в спальню. Помимо пледа у меня еще есть настоящая кровать.

— Мне нравится здесь.

— Тебе не холодно?

— Мне хорошо. — Саманта задумалась. — Ты говорил, что, падая, разбиваешь очки. Это случается часто?

— М-м-м. Эти уже четвертые за два года.

— Ого! Интересно, как же это получается?

— Последние разбил, когда уходил из «Оленьей головы».

— Того паба, где мы обедали? Что же случилось?

— Небольшой разлад.

— Ты имеешь в виду драку?

— Не совсем. — Броди опять смущенно кашлянул. — Противостояние имело место, но не между людьми. Разлад во мне. Не смог преодолеть обледенелый участок тропинки после четырех кружек.

— Ты поскользнулся? — Она рассмеялась, чем вызвала недовольный взгляд Броди.

— Значит, таково твое представление о сострадании? Думаю, надо над этим поработать.

— Травм не было?

— Помимо сломанных очков? Были, разумеется. Жестокий удар по моему самолюбию — самой чувствительной части меня, потому урон был нанесен огромный.

Саманта хохотала и не могла остановиться.

— Твоя откровенность…

— Убивает страсть?

— Я хотела сказать, что это ново и приятно. — Она поцеловала сначала уголок рта, а потом губы. — И достойно восхищения.

— Восхищения? Полагаешь, это хорошая черта? — Броди обнял ее и прижал к себе жестом, начисто лишенным нежности.

— Я лежу с тобой рядом, обнаженная, хотя знаю тебя… Хм, не будем об этом. Не хочу думать, как долго мы знакомы. Пойми, дело совсем не в том, хорош или плох был секс, но мне нужно узнать человека, прежде чем лечь с ним в постель.

— Понимаю. Ты об этом говорила.

— Довольно, не напоминай! Мне до сих пор так стыдно, что лучше умереть. Это самый ужасный разговор по телефону за всю мою жизнь.

— А в моей, несомненно, лучший.


— Ты не испытывал неловкости?

— Нет. Знаешь, мне часто снилась женщина, которая мечтает лежать в постели обнаженной и пить шампанское. Ты пробралась даже в мои сны. — Он провел рукой по ее волосам, убирая прядь с лица. — А когда я увидел твою фотографию…

— Ты искал в интернете мою фотографию?

— Недолго. И взглянул всего пару раз.

— Это недостойно доктора наук.

— Мы ведь не работали вместе. И до сих пор, между прочим, еще не связаны контрактом. Так что я могу вести себя не как профессионал, а как простой человек. Хотя это немного пугает, — добавил он после паузы.

— Почему же?

— Мои последние отношения были ужасными. У тебя с Кайлом вообще нечто похожее на историю Ромео и Джульетты.

— Они оба умерли.

— Да, я помню. Пожалуй, стоит реже ссылаться на классику.

— Почему твои отношения были ужасными?

Броди задумался на несколько мгновений.

— Полагаю, причина заключается в отсутствии сильных чувств друг к другу.

— Плохая основа для долгого и прочного союза. — Она высвободилась из его объятий, встала и прошла, ничем не прикрывшись, чтобы налить воды. — Знаешь, я веду себя непривычно и странно.

— О чем ты?

— Лежала голая в твоей постели и откровенничала. Я была на сто процентов самой собой. Обычно со мной такого не бывает. — У Саманты не укладывалось это в голове.

Вероятно, Броди прав и человек может измениться.

Новая сильная ты.

Она наполнила еще один стакан и протянула Броди.

— Просто невероятно.

— Ты о том, как выглядишь без одежды?

— Нет. Я о том, что мне, видимо, все же стоит прочитать мамину книгу.





Элла




— В первый раз вижу, как ты печешь. — Элла сидела за кухонным столом и наблюдала, как мама и Таб неловко, мешая друг другу, просеивают муку в большую миску.

— И возможно, в последний, — произнесла Гейл. — Готовка хоть и успокаивает, но, похоже, только тех, кто так же искусен, как Мэри.

— Но ты ведь испекла те изумительные имбирные печенья, когда мы приезжали к тебе на Манхэттен. Таб покрывала их глазурью.

— М-м-м… Верно. — Гейл подняла глаза на дочь. — Только я выбросила три партии, прежде чем получилось что-то съедобное. Когда-то, очень давно, я пекла с мамой, одна никогда этим не занималась. Но я и не пытаюсь делать вид, что мастерски готовлю.

Никому, заставшему ее за этим занятием, не пришло бы в голову спорить. Движения были сумбурными, нестройными, словно она барахталась в незнакомом мире, пытаясь найти опору. Стремление быть лучшей бабушкой на свете заставляло пребывать в постоянном напряжении. Было что-то наивное и милое в том, как она держала сито, будто не понимая, оружие в ее руках или кухонная утварь.

На глазах Эллы мать преображалась и становилась другим человеком: неуверенным в себе, и не только на кухне. А прежняя мама никогда в себе не сомневалась.

— Самое главное — следовать рецепту. — Мэри собрала тряпкой муку, которой была усеяна столешница вокруг миски. — Еще с детьми надо готовить весело, и блюдо должно быть простым. Результат здесь не совсем важен, главное — процесс.

Зная перфекционизм дочери, Элла могла с уверенностью сказать, что результат очень важен. Похоже, Таб унаследовала все же многие черты своей бабушки.

Самое главное, что они занимались чем-то вместе. Смеялись, вспоминали смешные истории и анекдоты и попутно сами создавали историю, которую Таб непременно будет вспоминать в будущем.

«Помните, как мы с бабулей пекли печенье, когда ездили на Рождество в Шотландию?»

На улице похолодало, пошел снег. Гор уже не было видно, их скрывала от взора пелена из белых хлопьев. К счастью, активной и любознательной Таб было чем заняться в доме. Здесь, в кухне, где витали удивительные запахи корицы и разных других пряностей, можно было найти немало способов, чтобы увлекательно провести время. Перед Эллой разворачивалась одна из сцен ее «фантазий на тему идеальной семейной жизни», как называла это Саманта. Внутреннее состояние было непривычным. Всего за неделю мир ее изменился, будто расширил границы. Теперь в нем появилась мама. Долгий разговор прошлым вечером и неожиданные откровения помогли установить между ними близость, которой не существовало ранее. В ее обществе она больше не испытывала напряжения и настороженности, не приходилось постоянно быть начеку, опасаясь, что мама скажет или сделает нечто, с ее точки зрения, предосудительное. Теперь Элла знала: если это и случится, они вместе все исправят. Вчера они проговорили почти до рассвета как две женщины, а не мать и ребенок, ничего не скрывая друг от друга. Неожиданно для себя Элла поняла, что отношение к человеку и его поступкам может кардинально измениться, стоит только поговорить по душам и узнать о пережитом во всех деталях.