Нагибатор Сухоруков

— Ты хочешь подослать им человека? — оживился Аскуатла. — Но поверят ли ему? Там, наверное, не полные дураки командуют.

— Даже подсыл не нужен, — улыбнулся я. — Нам ведь врать не надо, информация точная. Пусть сами узнают! Отряд князька встретит их людей… случайно. Кинется наутек и доведет их разведку до самой деревни. Вот и всё. Главное, чтобы в это время наше войско не отсвечивало, а притаилось где-нибудь повыше в горах.

— Князь-то согласится?

— А мы ему выбора не оставим. Пообещаем выдать в любом случае, так что будет он вместе с нами воевать! За жизнь свою!

— А почему ты думаешь, что аколуа к нам всей толпой не пойдут?

— Чтобы раздавить муравья не нужно хватать бревно. Я по себе знаю: выгоднее всего брать минимальное число воинов нужных для победы. Большое войско медлительно, много ест, его сложно напоить, разместить на ночь. В походе растягивается так, что трудно контролировать, — я как мог, пытался раскрыть парням экономическую себестоимость войны. — Их разведка доложит, что у князька всего одна-две сотни воинов. Сколько нужно для захвата? Тысяча, ну, может быть, чуть больше. Но! Только самых надежных: чтобы поймали князя, чтобы в лагерь привели.

— А тысяча на тысячу… даже на полторы — это вполне по силам! — тихо засмеялся Аскуатла.

— Верно. К тому же, вы заметили, в какой чудной деревеньке окопался наш князь? Стоит на горной площадке, кругом скалы, всего несколько спусков. А если их еще укрепить?

— Ты опять хочешь построить Аграбу? — закатил глаза Серый.

Я кивнул.

— Причем, за несколько дней: когда уйдут разведчики и пока не придет войско. Чтобы сюрприз был. Хотя, подготовительные работы можно уже начинать.

— Владыка, а ты не боишься, что аколуа под деревней зубы обломают и поспешат за реальной подмогой? — нахмурился Муравей. — С которой никакая Аграба не поможет справиться.

Я с лукавой улыбкой смотрел, как наш союзник Моччитуа переводит взгляд с одного человека на другого и совсем выпал из диалога. Да, это уже не его стратегический уровень. Эх, будь с нами еще Черный Хвост!..

— Всё верно, — кивнул я. — Эти чужаки не будут атаковать скалы, пока все не передохнут. Едва они поймут, что краб в панцире им не по зубам, то решат уйти или позвать подмогу.

Я сделал многозначительную паузу, которая так напрашивалась.

— Поэтому главный удар нужно нанести не там.





Разговоры в тени — 8




— Я смотрю, великий Тлалок, сегодня посылает нам новые знаки внимания, — молодой воин тревожно глядел на черноту, которую несло с гор.

«Ну, ты мне еще расскажи о грозе, пацан, — проворчал мысленно старый воин, отложивший починку дротиков. — Я эту грозу еще с утра чуял, ноги просто выкручивало с утра».

Проворчал мысленно, потому как Тольцину Беспёрому страсть как хотелось поболтать хоть с кем-то. Правда, почти все собеседники уже ушли пять дней назад — захватывать последнего чумбийского князя. Не с этими же дикарями, которые бестолково отираются по лагерю, предаваться воспоминаниям! А вот Истликохцин, хоть и молокосос, но свой, аколуа. Старик вспомнил, что парень, кажется, родом из селения под Уэшотлой. Тоже глухомань, но, хотя бы, своя. Да и сам малец завел разговор не ради обсуждения погоды. Скучно, поди, целый день склады охранять.

— Дарующий Воду напоминает, что слишком долго бродим мы вдали от его горного дворца, — назидательно произнес Тольцин, поднимая руки. — Слишком долго не чтим его достойным образом, не кладем на его алтари жертвы. Но ничего! Как вернемся, уж я-то снова вернусь на блаженные склоны Текскоцинко. Я пятую часть добычи подарю величайшему из богов.

— Ты бывал в садах Говорящего? — изумился парень.

— А то! — подбоченился старик. — Давно, правда, это было. Тогда Усмиряющий Плоть Принц только-только сменил отца и стал Говорящим. Вот в его свите и побывал. Райское место. Там цветут деревья и цветы со всего Анауака! Благоухание такое, что голова кругом идет. Ближе к храму Тлалока на холм подведены акведуки с горной водой. Там сделали настоящий водопад! Представляешь, малец?

«Малец» рассеянно чесал ухо (а уши у мальчишки преогромные выросли!), рассказы о красотах его интересовали мало.

— Всюду мраморные лестницы, — мечтательно закатывал глаза Тольцин, он видел всё так ярко, словно побывал на Текскоцинко вчера. — А ниже храма — представляешь — целый бассейн! Да не яма вырытая, нет, он выложен из камня. И по краям его сидят три толстые каменные лягушки. Не знаешь, поди, каков в этом секретный смысл заложен?

— Да, знаю-знаю, — сморщившись отмахнулся от несуществующей мошки Истликокохцин. — Бассейн — это наше великое озеро. А лягушки — три столицы, три братских народа. Ты же сам мне и рассказывал, Беспёрый. Ты вот лучше расскажи, а в столице ты бывал?

— В которой?

— Ну… в нашей, конечно.

— Бывал! — фыркнул старик. — Да я в ней считай что живу…

— И с дворцово й челядью, наверное, знаком?

Тольцин закатил глаза.

— У Говорящего дворец состоит из трехсот комнат. Служит ему там две тыщи человек. Да в городе каждый кого-то из слуг знает!

— Значит… и разговоры всякие слышал?

Тучи наползали неотвратимо. Скоро они скроют заходящее солнце — ночь сегодня придет стремительно. Где-то вдалеке ворчал гром. В унисон с божьим голосом заворчал и Беспёрый.


— Ты уж прямо бы и спросил! Что, до сплетен грязных твои уши такими здоровыми выросли?

Истликохцин побагровел от стыда. Но желания свербели в нем сильнее болезненных червей.

— Когда в поход уже выступали… говорили… говорили, что казнили кого-то…

Старик упорно делал вид, что не понимает, о чем речь.

— Это ж столица, малой! Тут, считай, кажен день кого-то казнят.

— Нууу… Не простые казни… Вроде как наложницу Говорящего казнили… и сына его.

— Ах ты, сопля-нескладеха! — взбеленился Тольцин. — Это кто ж тебе такое порассказывал?!

Парень от смущения даже к стене склада отступил. Испугался, что ляпнул лишнего, да еще про правящую семью. Старик насладился в полной мере видом обделавшегося стражника и мелко засмеялся.

— Ну, было такое. Казнили любовницу…

— А которую? Как звать? — резко оживился мальчишка.

— А ну цыц! Нет у нее больше имени! Сама померла, и имени ее жрецы лишили. Но это была та, что во дворец из Тулы попала.

— Ух ты! Тольтечка что ли? Из древнего рода?

— А я знаю? Но роду точно не древнего. Дочь она была купеческая.

— Купчиха? И стала наложницей Говорящего? — не поверил охранник.

— Я тебе больше скажу: самой любимой наложницей. Усмиряющий Плоть души в ней не чаял. Везде с собой водил, подарками осыпал.

— Ого! — уважительно поцокал Истликохцин. — Что же тогда случилось?

— Страшное, — зловеще продолжил Беспёрый. — Таковы были ее чары бабские, что не удержался от них и старший сын Говорящего. Да не какой-нибудь ублюдок, а самый что ни на есть законный, от матери-правительницы. Уже ходил походом на Уэшоцинко, славу отцу принес. Потом и его бы сменил, сам бы Говорящим стал… Да вот, околдовала его купчиха из Тулы…

Гром загрохотал уже совсем близко. Свинцовые тучи окружили солнце и спрятали его от людского взгляда. Паренек невольно схватился за амулет.

— Неужто, колдуньей оказалась?

— Да нет, это я так. Бабское колдовство… оно им с рождения присуще. Знаешь, небось: когда личико миловидное. Или вот титьки добрые! Но и это не всё. С женщинами ведь как: мечтаешь о них, всё, что есть, отдать за них готов. А разденешь, ноги раздвинешь, семя в лоно ей бросишь — так словно и не нужна становится. Вот совсем!.. Но есть такие, с которыми и после перепихона хорошо! Редкие женщины. Умные. Интересные. Загадочные.

Малец слушал старика, открыв рот. В его жизни перепихонов было немного. Большая часть, как раз в этом походе. И все — насильные. Он как-то не задумывался, что после окончания… ну, этого самого… что после еще что-то может быть.

— А про купчиху из Тулы говорили удивительное, — продолжал вещать старик с затуманенным взором. — Редкого ума была женщина. С воинами она могла говорить о храбрости и подвигах, с мудрыми старцами — о былом, с жрецами — о божественном. Стихи сочиняла! Вот наследник Говорящего и не устоял.

Повисла пауза, нагнетаемая свистящими порывами грозового ветра.

— После казни Усмиряющий Плоть Принц был в великом горе. Шутка ли: любимая женщина и любимый сын. Именно поэтому, когда было решено идти воевать за горы, он не смог сам возглавить войска. Поэтому-то Теучимальцин вызвался заменить его.

— Хорошо, когда у тебя есть такие родичи, — вздохнул паренек о чем-то своем.

— Хорошо, что после этой войны наш предводитель наверняка войдет в число четырнадцати высших мужей. Особенно, после того, как женившись, подчинил себе куитлатеков. Эх, паря, когда мы вернемся домой, нас ждут невиданная слава и почет! Мы всем покажем, что аколуа тоже умеют отлично воевать! А то в союзе стали забывать, какая из трех лягушек самая великая.

— Кажется мне, что сегодня Теучимальцин уже не вернется, — с опаской посмотрел на небо Истликохцин. — В такую погоду надо укрытие искать, а не по местным каменюкам прыгать.

В подтверждение этого черное небо над лагерем треснуло. Словно бы оно было сделано из дерева, и вот на это деревянное небо упала скала. С треском небо рушилось на утопающий в низине лагерь с тысячами людей-мурашей. Последние резко засуетились, будто какой-то шкодливый мальчишка кинул в муравейник камень. Наемные куитлатеки, пантеки, чумбиа-перебежчики, множество разноязыких носильщиков — все начали суетливо носиться, понимая, что сейчас на долину обрушатся потоки воды.

Ослепительная молния резко осветила утопающий во тьме муравейник. Тут уже все схватились за амулеты и начали умолять великого Тлалока быть милостивее. Свет погас, как и возник — моментально. Поэтому не все заметили маленький предмет, что пролетел по широкой дуге. Упал на окраине лагеря, прокатился, подпрыгивая, и улегся у самых ног Беспёрого. Новая вспышка света — и старик глаза в глаза уткнулся в своего командира, могучего Теучимальчцина, родича Говорящего.

Точнее, в его голову. Отрезанная голова, уже посеревшая из-за отлившей крови, лежала прямо на земле, лишенная всех остальных частей, полагающихся великому полководцу аколуа.

— Великий Тлалок! — в испуге заорал Тольцин, вскочив на ноги и не в силах оторвать взгляда от мертвых глаз.

А с небес валились новые головы, десятки и десятки голов, которые раньше принадлежали могучим воинам. Воинам, что ушли в горы, покарать последних мятежников-чумбиа. Грозовой ливень из голов теперь видели все: и немногие остававшиеся в лагере аколуа, и их союзнички, и весь остальной лагерный сброд.

Старик стал затравленно оглядываться. И везде натыкался на смятение и ужас — словно, на отражение своих собственных чувств. Те, кто послабже, падал на землю, закрывал головы руками и шептал знакомые с детства защитные молитвы.

И тут в горах раздался душераздирающий рев. Желтый свет залил отдаленную скалу, словно зев вулкана распахнулся внезапно. И вот, над отсвечивающей лавой возникла черная тень. Огромная, с жуткой головой и четырьмя лапами и длинными когтями на них. Тварь задирала лапы, а ее мерзкий рев проникал в самое нутро.

— Это не Тлалок! — заверещал Истликохцин. — Это местные боги пришли наказать нас!

Подобные мысли наполнили тысячи голов. Страшные местные демоны вылезли из преисподней, пожрали лучших воинов аколуа и теперь пришли за оставшимися. Первыми — прямо в ночь, прямо в грозу — ринулись многочисленные носильщики. Затем — неверные союзники. Их даже не пытались остановить. Немногие аколуа, кто еще не устремился за трусами, испуганно жались в кучу, ожидая неизбежного.

И оно пришло.