Нагибатор Сухоруков

Глава 10. Мягкая сила Мяса




Почти все оцколи вскочили — боле двадцати лучших воинов гор. Но рядом со мной стояли Вапачиро и Муравей, а за спиной — четыре десятка белых. Позы расслаблены, луки приставлены к земле. Но тетивы на всех натянуты, а стрелы под рукой. Нет, если что, этих мы перебьем легко, но после тотальный конфликт станет неизбежен. Я уверен, что по сигналу мои воины соберутся гораздо быстрее, чем мародерствующие горцы. И почти пять сотен золотых, черных и белых разнесут обезглавленных наемников в пух и прах. Только погибнет в этой схватке больше народу, чем смогут у меня отнять все толимеки вместе взятые. Такого начала кампании я не хочу.

А они? Хотят ли эти вожди бесславной смерти? Вместо богатой добычи и жирных земель.

В такие непростые мгновения многие тявкающие пасти затыкаются. И говорит всегда один — у кого хватает духу ответить за всех.

— Володыко, — спокойно, но мягко начал Пятый Коготь (как бы убаюкивая вспыхнувший костер). — Мы не знаемо виновнутых. И те не скажутся сами-то.

Я понимал, что, если стану казнить всех, кто участвовал в грабеже — мне придется перебить практически три сотни наемников. Да и кое-кого из золотых. Но кто-то должен был пострадать, иначе мое войско быстро превратится в озверевшую орду, которое режет, грабит и ни во что не ставит своего предводителя. То бишь, меня. Давать заднюю нельзя.

— Если предводитель поклялся служить мне, — медленно начал я подводить оцколи к жуткой мысли. — И если его люди нарушили условия клятвы… То понести наказание должны либо виновные, либо…

Предводитель горцев вскинулся, сжав кулаки. Он понял, куда я клоню — и все поняли! Смятение на лицах вождейчиталось крупным шрифтом. Да, они все враждовали друг с другом и нередко строили козни, но здесь разом вспыхнула «классовая солидарность». Сегодня казнят Когтя, а завтра? Во что это четланский «император» хочет их превратить?.. А с другой стороны: обещание богатых земель, добычи, которую уже видели, практически в руках держали…

Пятый Коготь только взглядом скользнул по «коллегам» и сразу понял: за него не встрянут. Покосился на меня, хмыкнул, гордо выпятил грудь — и шагнул вперед.

Прямиком в легенду. Которую горцы будут пересказывать друг другу: как смелый вождь отдал себя, но не выдал храбрых воинов, служивших ему верно, на расправу злобному Недоноску.

— Вождь отвечает за дела своих людей, — спокойно сказал он. — Я их вождь. Я отвечу.

Стало мучительно стыдно. Неужели придется казнить того единственного, кого убивать совершенно не хочется?

— Ты благородный вождь, если готов принять на себя вину твоих воинов. Можешь передать оружие своим людям, чтобы его вернули в семью. Если хочешь, я предам тебя благородной смерти, во славу Змея…

— Харковать мне на твойную змеюку! — сплюнул вождь, которому уже нечего было терять. — Казни как хошь. Токма в водяну телово не бросай. Сожжени, хочу к дедовьям вознесться.

— Как скажешь. Реши сам, кого оставишь вместо себя, чтобы людьми командовать?

— Некож, — покачал головой Пятый Коготь. — Врядко моейные воины остановятся с тобой… Володыко. Ежель сможешь — выпусть евон с миром.

Белые увели вождя, я же повернулся к остальным.

— Грабежи прекратить. Теперь мои люди сами будут искать виновных… Раз уж вам не видно. Награбленное вернуть. Или на дележ добычи можете не приходить. Утром жду всех у лодок.

Развернулся и ушел. Вряд ли все отреагируют должным образом, но, надеюсь, масштабы грабежей и мародерства снизятся. Если что, я готов казнить и поболее одного человека. Белым уже рассылался приказ высматривать нарушителей.

До конца дня оставалось еще одно важное дело: переговорить с местными шишками. Глыба нашел переводчика из своих и отвел меня в хижину, где сидели более двадцати старейшин местных родов. В Толимеке селения, подчиненные князьям, не могли иметь вождей, ибо вожди имели склонность сами становиться князьями. Так что местными делами рулили патриархи больших семей — по нескольку от каждого рода.

— Перед вами — наследник владычного рода, избранник Золотого Змея Земли, сын Сытого Орла Сухая Рука! — зычно рыкнул Глыба, сказав по-толимекски только «перед вами».

«Хуакумитла, Хуакумитла» — зашептали старики знакомое четланское имя. Большинство принялось, кряхтя, вставать на ноги и неловко кланяться, но некоторые оставались сидеть, «глядя в вечность».

— Вели принести старейшинам еды и питья, — велел я генералу, зная, что войска уже начали готовить ужин.

А потом через переводчика начал заготовленную речь.

— Родич вашего князя оскорбил меня в моем доме. И, вместо того, чтобы понести справедливое наказание, трусливо сбежал. Я пришел сюда, чтобы наказать его и весь род преступников и трусов. Знайте: у Тепеапили отныне нет власти над Куалаканой. Теперь на этой земле правлю я. Я и мой бог — Золотой Змей Земли.

Я прошел ближе к старикам и сел рядом. Вапачиро стоял за моей спиной тихой тенью, хотя, вряд ли кто из этих дряхлых старцев решится на нехорошее.

— Завтра вас отпустят домой. Отпустят, если вы отдадите мне в качестве заложников своих старших сыновей и поклянетесь в верности именем Золотого Змея. Знаю, вы не почитаете этого бога и можете не придавать клятве значения. Но Змею всё равно, власть его велика, и он уже карал многих моих врагов… После клятвы верности вашим родам оставят ваше имущество и вашу землю (либо выделят другую). Вы сможете жить согласно своим обычаям, чтить своих духов. Если ваши роды будут исполнять мои приказы, вовремя платить подати, то с вашими сыновьями будут обращаться, как с почетными гостями. Если же вы нарушите мою волю, то заложников грязно убьют, а тела их сбросят в воду без должного погребения. Мятежные же роды лишатся всего.

Брать заложников для обеспечения верности предложил я сам, вспомнив, что так поступали казаки в Сибири. Причем, я, действительно, хотел относиться к ним, как к гостям. Построить для них удобные общежития, показать наш уровень комфорта, обучать языку, традициям. Потворствовать женитьбе на четланских девушках. Потом эти заложники вернутся домой, сменят отцов — и будут проводниками четланского образа жизни. И моей власти.

— Владыка Сухая Рука! — просипел один из стариков. — Ты говоришь, что станешь нашим правителем. Но глаза мои видели другое. Я видел, как твои воины врывались в наши дома, как враги. Убивали мужчин, насиловали женщин, брали то, что им нравится.

«Сейчас главное не оправдываться» — мысленно приказал я себе.

— Я знаю. Мне уже передали, что часть воинов не подчинились моим приказам. Шли сюда, как в набег. И их командир будет наказан. Его кровь заберет Змей. Ты, старик, можешь присутствовать при жертвоприношении.

Хлопнув ладонью по бедру, я пружинисто встал.

— Думайте. Решайте. У вас одна ночь, — и ушел.

До ночи я проверил, началось ли обустройство лазарета (все-таки раненые уже появились) и поинтересовался у Глыбы, нашел ли он место под базу.

— Есть подходящий холмик к югу отсюда. Два местных рода его как бы обтекают, растительности мало. Снести придется всего с десяток хижин. Холм земляной, так что, думаю, колодцы выкопаем без труда.


— Утром этим займемся.

Утро началось с докладов. Разведчики вернулись и сообщили, что третий корпус под командованием Брата Гнева — сотня черных, четыре сотни ополченцев и сотня носильщиков — уже идут по толимекским землям и до конца дня должны добраться до Моки. Все целы и здоровы, сопротивления не встречают. Я ждал этих ребят с нетерпением. Впереди у меня — сухопутная война, которой я не знал, так что опыт Брата Гнева по проведению пеших маршей мне был очень нужен. Как искать дороги, как тупо не потерять людей по пути, сколько носильщиков нужно — масса вопросов, на которые у меня совершенно нет ответов, а опыт прошлой жизни не помогает ни капли.

Затем порадовал Ннака, сообщив, что удалось собрать две двадцатки небольших мешков какао. В каждом — больше четырех кулаков зерен свежего урожая. Это не меньше тридцати голов. Полтораста килограммов за один день боевых действий! Еще вчера я грустил, что война только началась, покорено земли на пяток километров во все стороны — а уже навалилась куча трудностей и проблем. Теперь же я заметно повеселел. В конце концов, какао — это и есть моя главная цель похода.

— Золота, меди и прочих ценностей совсем мало собрали. Зато нашли увесистый сундучок со стек-тлой, — улыбнулся Мясо. — Продукты отдельно собрали — войско кормить хватит на пять-шесть дней.

А вот это плохо. У меня в лодках запасов только на один день, Брат Гнева вообще приведет полуголодных людей, ибо носильщиков взяли по минимуму. Охотой и собирательством такую толпу не прокормить ни за что. Неужели придется заняться реквизированием еды? Поля у толимеков еще не собраны, запасов мало — могут обозлиться.

Хотя… через пять-шесть дней (даже раньше!) я уже должен буду находиться в столице Куалаканы. И уж там доберусь до княжеских запасов — не чета местным.

А потом была казнь. Красный Хохолок уже всё подготовил: на площади соорудили каменный алтарь из подручных средств, жрец расписал его священными знаками. Ритуальную чашу и прочий инвентарь он привез с собой. Я велел привести пленных старейшин, горские вожди тоже пришли. Теперь с каждым было не менее пятерки телохранителей. Некоторые оцколи выглядели мрачными и подавленными, но отдельные вожди уже повеселели: радужные перспективы перевесили негатив ситуации.

Казнь-жертвоприношение прошла без эксцессов. Песнопения, окуривание, ручьи крови, стекающие в чашу, и финальный удар тумбажной секирой по шее. Пятый Коготь умер, как настоящий индеец и воин — не проронив ни звука, окидывая притихшее собрание презрительным взглядом. Тело его быстро подобрали и отнесли на уже приготовленный костер.

— Идите к своим людям, — велел я оцколи. — Решайте, кто будет вашим новым командиром.

А потом выжидательно посмотрел на старейшин. Деды всё поняли и жидкой цепочкой пошли к алтарю. Клясться. Красный Хохолок диктовал священные формулы, переводчик переводил, толимеки повторяли, а затем протыкали правые ладони ножом и опускали руки на алтарь, дабы бог чужаков отведал их крови. Получил над ними власть.

«Как они от эпидемий не поумирали с такими традициями, — покачал головой я, глядя на происходящее. — А, может, поэтому болезни европейцев и нанесли индейцам настолько страшный урон? Вместо того, чтобы думать о гигиене, дезинфекции, эти несчастные непрерывно пускали кровь, умоляя богов о помощи. И только способствовали распространению заразы».

Войска тоже разошлись (я держал верные отряды поблизости, опасаясь непредсказуемых оцколи), и местная аристократия смогла наблюдать удивительное зрелище: двадцатка воинов дружно подхватывала еще вчера вытащенный на берег плот, подпирала бревна плечами и бодро тащила куда-то вглубь селения. За первой трюк повторяли вторая, третья, четвертая двадцатки.

— Что они делают?

— Дом строят, — довольно ответил я. — Наш дом.

Готовясь к вторжению, мы делали не плоты. В Излучном сразу строили сборную быстровозводимую крепость, которая станет нашей опорой в чужой земле. Бревна заранее подгонялись нужной длины, их увязывали веревками, закрепляли клиньями и шипами. Сейчас часть воинов таскала звенья будущей крепостной стены, тогда как остальные копали траншею под основание стены. При должной сноровке уже вечером на южной окраине Моки появится невиданный доселе острог. Насколько я понял, индейцы вообще особо не использовали укрепления в виде стен. Глиняные или каменные заборы, насыпные платформы — да, а вот бревенчатых стен у них вовсе не было.

Острожек по моим прикидкам будет небольшой — метров 300–400 по периметру. Этого хватит для того, чтобы разместить там землянки-хранилища, укрыть раненых, а в случае нужды здесь может спрятаться почти всё мое воинство. Постепенно четлане укрепят стены подпорными бревнами, по углам установят настилы с лесенками для лучников. На первое время сойдет. А вообще надо задумываться о строительстве настоящих каменных крепостей. Почти все возможности для этого у меня уже есть.

Остаток дня, пока мы все дожидались последней части нашего войска, опять пришлось решать проблемы с наемниками. Оцколи Пятого Когтя, как тот и предсказывал, в моем войске не остались. Увязали тюки с добычей и молча, по-английски, растворились в лесной чаще. Узнав об этом, я было напрягся, а потом решил: пусть так. Пусть в горы вернутся воины с богатой добычей и рассказами о грозном четланском деспоте. И то и другое мне на руку.

Единственное, меня не устраивала утрата контроля над ситуацией. «Это не она меня бросила, это я сам от нее ушел». Нашел Аскуатлу и попросил помочь.

— Возьми отряд своих, сколько нужно, и догони беглецов. Не атакуйте. Как догонишь, просто отдай им несколько мешочков с маисом (у Ннаки возьмешь, я распоряжусь). Скажешь: владыка платит виру за кровь Пятого Когтя. И возвращайтесь.

Муравей молча кивнул. Муравей всё исполнит, как надо. А, значит, все увидят, что это я их опустил. Всё под моим контролем. Однако, если побежит следующий отряд наемников, то мои белые проводят их уже стрелами.

Между тем, среди оставшихся горцев началась новая смута. Снова никак не могли они выбрать себе единоначальника над всеми. Правда, если в прошлый раз проблема была в том, что все хотели стать верховными вождями, то сейчас не хотел никто. Потому что раньше это было место славы и лучшей добычи, а теперь — место ответственности за всех. Вожди прекрасно понимали, что не в состоянии добиться полного подчинения даже от своих бойцов, не говоря уже о чужих. И никто не хотел кормить своей кровью желтого червяка за чьи-то косяки.

— У вас времени — до заката! — рычал я на оцколи. — Не решите — убирайтесь в свои горы! Как хотите — пусть вас толимеки переловят и перережут по дороге!

И вот тут ко мне снова подошел Ннака.

— Володыко, — тихо начал он. — Отдавь их мне.

— Чего?

— Я могу вскомандовать оцколи. Доверь горцев мне!

Опять! С каким-то маниакальным упорством Мясо рвался на командные должности. Хотел воевать, подвиги совершать — я не знаю. Мой гениальный торгаш, ловкий махинатор, ушлый интриган — что с ним случилось? Или ничего не случилось, а я просто чего-то не углядел в его характере?

Но оцколи! Эти скорпионы в банке — я побоялся бы поставить над ними даже Глыбу. При всей его несгибаемой силе воли — такая коса на камень найдет, что трагедия станет неминуемой! А тут Мясо…

Я смотрел на своего пухлого казначея и задумался. А ведь тут и не нужна несгибаемость. Тут больше пригодится то, чего как раз в избытке у Ннаки — умения договариваться. Ушлый парень обведет вокруг пальца любого. Мягкая сила Мяса сможет сделать больше, чем железная воля Прекрасной Слезы. К тому же, он ведь тоже оцколи — какой-никакой, а свой для этих дикарей.

— А как же снабжение? — неуверенно поинтересовался я у казначея.

— Да чегой там того снабжения! — отмахнулся Ннака. — Сваливай в мешки да считовай. Любой дурак справится. Хочешь, я и дальше продолжу этим заниматься. С новыми помощничками у меня еще лучше всё получится!

И Мясо лукаво ухмыльнулся. Ох, хитрющая же морда была у моего горца!

— Ну, смотри! Не знаю как, но мне нужны послушные исполнительные оцколи. Если я велю что-то делать — они должны будут сделать. А, если что-то запрещаю — то чтобы даже не смели!

Я не ведаю, как себя повел Ннака среди горских вождей. Угрожал или подлизывался. Подкупал или договаривался. Но, забегая вперед, горцы не бузили, не бунтовали, приказам следовали (как попало, но следовали). А, если что и творили непотребное, то очень тихо и незаметно.

А вечером пришел Брат Гнева. Бесконечно длинная цепочка воинов долго — наверное, два часа — выползала из прибрежных зарослей и втягивалась в Моку. Измученные переходом воины, среди которых четыре пятых были неопытными ополченцами, добирались до временного лагеря и без сил валились на землю. Командир устало доложил, что, кроме десятка приболевших, все живы и относительно здоровы.

— Это хорошо, — улыбнулся я. — Отдыхайте. Завтра утром выступаем в поход.