Надежда Габриэля Ролена

К моему вящему удивлению, Аскур вечером не только не высказал желание зайти самостоятельно, но и на моё предложение отреагировал весьма вяло, отговорившись какими-то делами и уехав, едва я успела покинуть машину. Учитывая то, что ожидала я как минимум допроса с пристрастием, это на самом деле показалось весьма странным.



В любом случае, мы неплохо провели вечер с Вайсом вдвоём, в тишине и спокойствии. Надо сказать, мальчишка за неполные три недели существенно вырос в моих глазах в плане уверенности в себе и избавления от лишней скромности.



Вот сейчас, например, мы валялись на диване, точнее валялась я, уложив голову ему на колени, а сам Лисёнок щёлкал пультом, пытаясь выискать что-нибудь интересное. Телевизор у Диметрис был продвинутый, с подключением к интернету, а Вайс решил заняться моим просвещением на ниве местного кинодела, так что интересным вполне мог оказать фильм каких-нибудь лохматых годов, но я не протестовала. Нужно потихоньку привыкать к новой родине, так почему бы не начать с чего-то приятного?



— Лис? — позвала я, слегка подёргав сосредоточенного мальчишку за волосы и сделав заметку как-нибудь попытать его на предмет возможности частичной трансформации — рыжие уши должны просто шикарно смотреться среди белобрысых прядей.



Он перевёл взгляд с экрана на моё лицо, пытаясь понять, ради чего его отвлекли от столь важного занятия.



— Ты скучаешь по родителям?



Длинноватый нос покрылся морщинками, Вайс почесал его таким знакомым движением, а затем поскрёб и за ухом, будто догадываясь о моих мыслях на их счёт.



— Скучаю, наверное, — выдал он, наконец, не слишком уверенно. — То есть… вот скучал-скучал, а потом увиделся с ними в субботу, выслушал опять целую лекцию на тему собственной неблагодарности и как-то…



— Подостыл, — привычно подсказала я. — Сильно нудили?



Мальчика вздохнул:



— Ещё как. И что это за профессия такая — иллюстратор, и посмотри на брата, он тоже сначала против был, а теперь вон какой отличный врач, и чем ты питаться собираешь, картинками своими? Вейл за меня заступался, конечно, но куда там, — получив свободные уши внимательного слушателя, Вайс строчил со скоростью пулемёта. — Хорошо потом Айса отвлекла их.



— Айса — это девушка брата?



— Жена, — кивнул он. — Ну, вот она сообщила, что они скоро станут бабушкой и дедушкой и от меня отстали на остаток вечера.



— О, так ты у нас будущий дядя? Почему не сказал?



Вайс снова почесал нос:



— Забыл что-то. Ты сначала занята была, а потом забыл. А ещё Вейл сказал, что они хотят, чтобы я расписал стены детской, представляешь? Только попозже, когда узнают, кто будет — мальчик или девочка. Но я уже знаю, что хочу нарисовать, только гамму нужно будет поменять в зависимости…



Лисёнок говорил и говорил, захлёбываясь словами, называл какие-то краски, которые мне ни о чём не говорили и оттенки, которые сложно было представить, сомневался вслух стоит ли сделать переход на пол или там всё равно всё будет скрыто ковром, ведь полы холодные, а для маленького это вредно. А я слушала и совершенно не скрывала набегающей на губы улыбки.



Первоначально, я собиралась рассказать Вайсу о метке, Бернаре, вампирах и иже с ними, но чем больше он говорил, тем сильнее меркло это намерение. Лис был такой позитивный, такой тёплый и солнечный, что пропало всяческое желание окунаться обратно в эту грязь. Я никак не могла понять, почему я вижу, как он светится, стоит только заговорить о рисовании, а его родители — нет. Неужели такое можно не заметить?




И я решила — расскажу, но позже. Вот прямо в субботу, избавлюсь от клейма и обязательно расскажу. Тем более, пока возникла более интересная мысль.



— Слу-ушай, — протянула я, когда поток слов немного поиссяк, — а долго картина сохнет? Ну, как тот портрет, что ты нарисовал, например?



— Уже могу отдать, — по-своему понял он вопрос.



— Нет-нет, та пусть у тебя пока побудет, если не сложно, — я понятия не имела, что с ним делать. Идея повесить на стену казалась слишком уж странной — объясняй потом гостям, да тому же Гейбу, что за девица на портрете. — Я хотела другую заказать. К восьмому сентября, если это реально.



— Реально, конечно, если ничего сложного, я быстро напишу, за пару дней. А за неделю как раз высохнуть успеет настолько, чтобы можно было не сильно боятся смазать краски, — янтарные глазищи вновь загорелись энтузиазмом пополам с интересом. — А что именно хочешь? Пейзаж?



— Не совсем, — я не слишком охотно поднялась, забирая со столика ноутбук. — Я тебе сейчас кое-что покажу, а ты уже скажешь, насколько это реально, хорошо?



Лисёнок активно закивал, всем своим видом показывая готовность сделать всё что угодно, вне зависимости от какой-то там реальности.





— А почему ты спросила? — вспомнил Вайс, когда мы на скорую руку воссоздали в местном фотошопе примерный образец того, что я хотела получить на выходе. Полюбовался на недоумевающее выражение лица и уточнил: — Ну, скучаю ли я.



— Аа…



Я уже почти забыла и о том, что именно спрашивала и уж тем более о том, что сподвигло на вопрос. До конца рабочего дня, в машине Аскура, да и дома, за ужином, в голове периодически всплывал разговор с матерью Диметрис, её интонации, тщательно сдерживаемые слёзы и мольба в голосе. И я никак не могла понять, что испытываю по этому поводу.



Вновь и вновь говорила себе, что мне должно быть абсолютно плевать на женщину, даже имя которой не знаю, что если бы она хотела, то за восемь-то лет явно нашла способ встретиться с дочерью, а не перебрасываться письмами, что при её, молчаливом или не же очень, попустительстве мою предшественницу заставили отказаться от ребёнка, а значит, косвенно она виновата во всём, с чем приходится сейчас разбираться мне. Но ни один из аргументов не работал достаточно хорошо, стоило только вспомнить, как она расплакалась в трубку, а я просто взяла и положила её, подчиняясь импульсивному порыву.



— Сегодня звонила женщина, — начала я, пока до конца не зная, хочу ли об этом говорить и сосредоточившись взглядом на собственных ногтях, — мать Диметрис. Я так поняла, что они общались немного, переписывались по почте. Настоящей почте, имею в виду, не электронной. А потом Диметрис отправила ей какое-то странное письмо, как будто хотела попрощаться и… Не знаю. Эта женщина нашла в телефоне мужа номер и позвонила, хотела узнать, всё ли хорошо с дочерью. А дочери-то нет, только я.



Я частила, выдавала слова раньше, чем успевала как следует обкатать их мысленно, по-прежнему не глядя на Лисёнка. В том числе поэтому не смогла предугадать его действий. А потом уже стало поздно — мальчишка притянул меня к себе, почти как Аскур позавчера. Конечно, он не мог похвастаться ни Нарциссовой шириной плеч, ни столь же развитой мускулатурой, но какая разница, как выглядит человек, если тебе так удобно и хорошо уткнуться носом в его футболку и почувствовать себя так, словно разом скинул килограмм десять балласта.



— Лис? — спустя несколько минут полного спокойствия и тишины, я перестала чувствовать такую острую необходимость в объятиях.



— М?



— А ты ещё не удалил ту игру? Где я орков мочила?



— Спрашиваешь! Нет, конечно! — хмыкнул весело Вайс над самым ухом. — Идём мочить?



— Идём, — с готовностью вскакивая и по-детски поднимая его тоже, ухватив за руку (что при разнице в росте смотрелось, должно быть, весьма комично), согласилась я.