Набирая силу

Я обернулся и указал на юго-запад. Оттуда мы сейчас возвращались.

— А что там? Я так и не понял, почему нам нельзя пройти напрямик? Что за белое пятно на четверть карты?

Мелконог, тоже обернувшись, несколько секунд молчал, задумчиво уставившись вдаль, после чего нехотя ответил:

— Если одноухий ушлепок не приврал, там сплошные пустоши огневиков. Может, и есть тропа, но они ее не нашли. Да и не сильно искали.

— И что это значит? — не понял я.

— Пустоши огневиков — это хорошо. Такие были под Пятиугольником, чуть к западу от него. На них гильдия хорошо заработала, когда дела свои начинала. Наемников держала, чистила год за годом. Кончились огневики, кончились и пустоши. Огневики — это удобно, это почти чистый Хаос, но Хаос слабоватый. Долго не продержался. А этот ублюдок сказал, что здесь пустоши покруче тех будут. Они пытались их окучивать, да только даром народ теряли. Кончилось тем, что зареклись в ту сторону ходить. Нам там делать нечего. Огневики — это много разных тварей под одним названием. Против некоторых из них честный металл ничего не сделает. Да и толку с нас? Я один чего-то стою, но даже десятка таких, как я, там не хватит. Маги нужны или хотя бы умения особые. И серьезные люди нужны. Много людей. Не пройти нам там. Да и за огневиками не все ладно. Ты вот не подумал, почему мы про этих огневиков не знали? Да потому что со стороны Черноводки к ним не подступиться. Гиблые там края.

— Понял, — кивнул я. — А на запад, значит, есть нормальный обход?

— Пацан, да откуда тут нормальным обходам взяться? Это ведь Чащоба, а не южные сады. Попробуем проскочить мимо Имба, но так, чтобы не сильно к огневикам заворачивать. Нам бы добраться до Зеленого пояса, а там, может, и получится к Черноводке выбраться. Только я бы на твоем месте с этим не торопился.

— Почему?

— Какой интересный вопрос. — Мелконог уставился на меня тяжелым взглядом. — Ты со своим ручным упырем придушил какого-то мальчишку, после чего удрал на плоту вниз по реке. И теперь спрашиваешь, почему не стоит торопиться возвращаться? Ну так я подскажу. Повесят тебя там. И упыря твоего тоже повесят. А может, на кол посадят. У Эша с душегубами разговор короткий. Тут север, тут по-длинному говорить не принято.

Я покачал головой:

— Татая убил Рурмис, а не мы.

— Рурмис? Молодой рыбачок с наглой рожей?

Кивнув, я пояснил:

— Не знаю, зачем он это сделал. Только предположения есть. Он подрезал нам якорный канат. И сломал весло. Все рассчитал так, чтобы нас снесло мимо Камня. А там, на большой воде, река широкая и глубины большие, шестами мы ничего не смогли сделать. Потом берега пошли обрывистые, не получалось залезть. Вот так и скатились до самого водопада.

— Через пороги прошли? — уточнил Мелконог.

— Да.

— На плоту? — В голосе лесовика проскочили нотки недоверия.

— Да, на плоту. Это было трудно, но у нас получилось. Да и навык приподняли, помогающий в таких делах. И еще кое-что было. Рурмис не сам по себе это сделал. То есть да, сам, но он не псих-одиночка, он как-то связан с императором боли. Нас ниже Камня на правом берегу подстерегал лучник, стреляющий по глазам. С ним еще какие-то уроды были. Мы еле проскочили. Это единственное место, где можно легко причалить, и нас там ждали. Они знали, что случится. И узнать это они могли только от Рурмиса. Это сговор.

Мелконог присвистнул:

— Если ты не врешь, там хрен знает что творится.

— Я не вру. Сам подумай: зачем нам убивать мальчика?

— Да затем, что у вас с поселковой малышней свары случались. Об том много языки чесали, я наслушался, когда вы сгинули вместе со своим плотом.

— Мы нормально помирились, — возразил я. — Татай и его дружки даже помогали нам. Татая Рурмис задушил, потому что тот бежал нас предупредить. Не скажу, откуда он узнал, но он помочь хотел. Я семье его помогал, рыбу часто подкидывал. Он считал себя мне обязанным. У меня не было ни одной причины его убивать.

— Если ты начнешь это в фактории рассказывать, тебя на смех поднимут. Рурмису поверят, а тебе нет.

— И чем я хуже Рурмиса?

— Рурмис свой парень. Он в фактории, конечно, не с пеленок, но знают его давно. Может, толку от него немного, но и проблем не создавал никогда. А ты непонятно откуда вылупился, тебя знать никто не знает. И самое главное, ты имперец. А имперцам на юге даже последние дураки не верят.

— С чего бы это я имперец?

Мелконог хохотнул:

— А ты смешной. Со стороны на себя взгляни. Найди лужу и взгляни.

— Я это уже делал.

— Да? Значит, ты знаешь, как выглядишь. Посмотри на меня. Что видишь? Волосы у меня рыжие, почти как огонь, рожа широкая и плоская, будто от души лопатой приплюснули, глаза серые, как пепел костра погасшего. Глянь на мои зубы: все в разные стороны накренились. И на пальцы глянь. Это же не пальцы, а сардельки, в ряд уложенные. И на брови тоже посмотри. Они почти срослись. Еще бы чуть-чуть, и была бы у меня одна огромная бровь, очень широкая и с торчащими длинными волосами. И я в твои годы был крепким и кряжистым. Меня, чтобы с ног сбить, приходилось здоровенным дрыном лупить. Посмотри на себя: тонкий, как тростника стебель; лицо все из углов, со скулами высокими, почти как у красивой девочки. Видно, что старались над лицом резцом мелким, а не лопатой, как со мной. Брови тонкие, будто их щипали, пальцы тоже тонкие, гибкие, сам верткий, подвижный. Прям не человек, а кот дикий. И самое главное — глаза.

— Нормальные у меня глаза.

— Ты на меня посмотри. Видишь мои глаза? Ты у любого в фактории глянь. Вот это нормальные глаза.

— У северян тоже синие глаза бывают, — не согласился я.

— Может, и бывают, но совсем не такие. Да у тебя глаза даже для имперцев не сказать что нормальные. Они у тебя не просто синие, они нереально синие. Их можно вытащить и продать, как два сапфира. Отличные сапфиры получатся, очень даже дорогие. Не бывает на севере таких глаз. Их и на юге много не бывает. А еще говорок у тебя южный. Ты стараешься говорить как все, но проскакивает чужое. Я не спрашиваю, откуда ты такой яркоглазый взялся, я просто говорю, что имперцев у нас терпеть не могут. А ты вылитый имперец. Рурмису поверят, а тебе нет.

Новости меня огорошили. Еще бы, ведь единственное относительно безопасное место, в которое я стремлюсь, на самом деле только и ждет, чтобы я заявился на свою же казнь.

Понимая мое замешательство, Мелконог пояснил:


— Эй, только не надо рвать волосы на заду. Я вот тебе верю. Может, ты что-то и темнишь, но я тебя помню еще по первому разу. Когда ты с упырем рыбу таскал с плота. Да и сейчас заметно, что детвору убивать — это не для тебя. Ну и не сходится многое в этой истории про задушенного мальчика. Даже без твоих слов понятно, что дело темное.

— Что не сходится? — заинтересовался я.

— Да с какой стороны ни взгляни, все не сходится. После того как плот с покойниками к Камню принесло, Эш особо указал, чтобы дозорные за косой присматривали. Правильно мыслил, это ведь получается слабое место в обороне фактории, за ним глаз да глаз нужен. Вот только дозорные в тот раз тоже ничего не увидели. Пацана придушили перед ними, на видном месте, а они это дело проморгали. Могли, конечно, отвлечься. Но как-то это подозрительно. Это мог быть сговор, или их кто-то отвлек. Если все было по-твоему, и так и так получается, что Рурмис провернул это не один. Да и знаю я его, он в одиночку зад подтереть неспособен. А когда с сообщниками душат ребенка, это попахивает совсем уж темной магией или каким-то заговором. Ничего похожего на темную магию никто там не заметил. Да и зачем такие сложности разводить, если можно украсть ребенка и сотворить с ним в темном лесу что угодно. Значит, сам понимаешь, что остается…

— Рурмис и его сообщники — это шпионы императора боли, — уверенно заявил я.

— С чего ты это взял? — хмыкнул Мелконог.

— С того, что они нас под лучника подставили. Он нас ждал. И он человек императора боли.

— Этого меткого лучника звать Атто.

— Я знаю.

— Да? — Мелконог вновь начал сверлить меня немигающим взглядом. — Вот знаешь, Гед, смотрю я на тебя и вижу, что ты и вправду какой-то мутный. Уж слишком много такого знаешь, чего знать не должен. На вид простой пацан пацаном, если в глаза не смотреть, а держишься и говоришь, будто много чего повидавший мужик. Бывалый мужик. Что-то в тебе есть неправильное.

— Я просто родился умным.

— Угу. Конечно. Сделаю вид, что так и есть. Но с Атто ты сильно ошибаешься. Понимаешь, Атто ведь тот еще единоличник, он над собой никого не терпит, потому почти всегда сам по себе. Факторию не любит, это да, этим он нас и достает. Он, конечно, может поработать на Имба, но постоянно сидеть при нем на побегушках не станет. Такого, как Имб, Атто уважать не будет. Не его уровень пресмыкаться перед бродягой, в лесу живущим. Я когда-то знал Атто лично и знаю, что такие люди сильно не меняются. Я даже больше скажу, тот плот с подвешенными мертвецами не Имб послал. Не похоже это на него. И то, что там Атто потом засветился, ничего не значит.

— А кто тогда? Там был привет именно от императора боли.

— Написать можно что угодно и где угодно. Надо быть полным недоумком, чтобы каждой чернильной закорючке верить. Ну да это не важно. Я тебя понял, и ты меня тоже. Дела в фактории гнилые, это и раньше понятно было, а сейчас еще понятнее стало. Не знаю, в чем там дело, я ведь больше по лесам пропадаю, чем на Камне бываю, но давно заметно, что кто-то под факторию копает. Кто-то очень серьезный. Грамотно копает, не торопится. Но это Эшу надо думать, а не нам. И я тебе верю, несмотря на южные глаза и на то, что у тебя мешок секретов за пазухой. Не надо оправдываться, секреты есть, не спорь. Потом, может быть, об этом поговорим. А сейчас скажу, что я на твоей стороне. Доберемся до фактории и сделаем все правильно. Если, конечно, доберемся. Я смотрю, как ты ходишь. Дури в тебе много, а вот толку маловато. С лесом ты не дружишь. Но дури и вправду много. Это хорошо, если с пользой ее использовать. А ты стараешься как раз с пользой. И дружок твой хоть и упырь с белой рожей, но упырь правильный. Дойдем, если никто не остановит. Главное, делайте, что я говорю. Скажу лежать, лежите, скажу прыгать, прыгайте. Деревья грызите, если я такое скажу. Я Гурро, и меня называют лучшим лесовиком Пятиугольника. Ты это должен знать. Но скажу тебе больше, что и за Пятиугольником долго придется искать кого-нибудь, кто похож на меня в таких делах. Просто идите за мной и делайте, что вам говорят. И все будет хорошо. А сейчас поднимаем свои зады и шагаем быстро. Очень быстро. Нам ведь надо успеть убраться подальше от проклятой шахты. А сейчас приходится крутиться рядом с ней. Хаос ее побери, она как будто нас притягивает. Воистину проклятое место.



Долго идти по своим следам не пришлось. По моим прикидкам до окрестностей шахты оставалось два часа, если развернуться к ней и двигаться в быстром темпе, когда Мелконог вновь резко изменил маршрут. На этот раз мы направились на север, в направлении Удавки. Еще вчера я надеялся до нее добраться, после чего связать плот и спуститься до Черноводки. Но теперь знаю, что это слишком опасно. Где-то там, по пути, берега реки контролируют люди императора боли.

И хорошо, если люди…

Но в случившемся изменении планов есть плюс. Теперь мне не приходится придумывать альтернативу. Нас ведет человек, который сам принимает решения. И, несмотря на всю мою недоверчивость, в этом случае приходится доверять ему полностью.

В этом мире принято ценить помощь. Особенно если тебе помогли сохранить жизнь. Мелконог нам обязан. Плюс все, что мне о нем известно, подсказывает, что, несмотря на всю самостоятельность и диковатый нрав, он предан фактории и беспощаден к преступникам. Эш ведь не просто так его ценит. И сейчас господин Гурро весьма заинтересован в том, чтобы вывести на чистую воду Рурмиса и его сообщников.

Так что я иду за лесовиком с чистой душой.

Но не забываю запоминать дорогу и присматривать за поведением лидера нашего маленького отряда.

Мало ли что…

Некоторые моменты в поведении Мелконога меня напрягали. Он то и дело игнорировал проходимые участки, чтобы сделать крюк по очередному бурелому. Иногда мы карабкались по опасным скалам, хотя метрах в ста просматривались проходы, где не нужно помогать себе руками. Забирались в болота, проваливаясь по пояс в торфяную жижу. И это при том, что до обоих берегов рукой подать и на вид там все прекрасно.

Свои действия Мелконог не комментировал. Как сказал изначально шагать за ним, так и шел, не оглядываясь на нас. Спасибо, что после самых напряженных моментов позволял делать привалы. Но они всякий раз оказывались столь смехотворно короткими, что восстановить силы не получалось.

К тому же мы оголодали. Жевать на ходу недозрелые орешки, собранные с секвой, — так себе пропитание. К тому же их осталось не так уж много, потому что пришлось поделиться с Мелконогом.

А без нормальной кормежки откуда силам взяться?

Неудивительно, что к вечеру я вымотался так, будто на мне неделю пахали. И поля были скверные, где почва бедна перегноем, зато богата камнями. Бяка выглядел ничуть не лучше, жизнь в его глазах проявлялась лишь в тех редких случаях, когда он приседал перед очередным полезным растением или грибом. Но здесь это добро встречается нечасто, или он его редко замечает из-за усталости.

От изнеможения я чувствовал себя заторможенным и поэтому даже не удивился тому, что Мелконог обернулся и впервые за последние часы сказал что-то, не имеющее отношения к приказу останавливаться на отдых или, наоборот, подниматься.

— Впереди еда и люди. Хорошая еда, если все пройдет как надо, не придется корешками давиться. Не вздумайте заснуть, дело делать будем.

Когда слова наконец дошли до сознания, я встрепенулся:

— Люди?! Еда?! Что надо делать?!

Мелконог зачем-то посмотрел в небеса, потом провел по лбу ладонью, размазывая пот, и устало пояснил:

— Надо делать то же самое, что и раньше делали. Просто идите за мной. Только тихо идите. Без шума. Я не знаю, сколько их, но знаю, кто они. И без понятия, как разговор пойдет. Мы в Чащобе, а тут с разговорами всегда непонятно. Человек человеку крысоволк, даже самый слабый может цапнуть, если испугается или в голове что-то не так повернется. Так что ты, красивый, держись за свой арбалет. А ты, мутный пацан, не забывай про ножи. Если что, стреляйте и кидайте во все, что шевелится. Но смотрите в меня не попадите, я вам все уши за такое оторву.

Про уши он зря. И так настроение ни к черту, а тут еще сразу вспомнилась самая неприятная часть допроса Тимра.

Лучше бы сказал что-нибудь другое. Например, что это за люди. Знает ведь, но не удосужился поделиться этим знанием.

Странный лесовик. То разговорчивый не в меру, то слова из него не вытащишь.