Набери мой номер ночью

— Никогда не говори со мной в таком тоне, если хочешь, чтобы я держал себя в руках. С этого момента играем по правилам. Услышала, Маш?

Я не ответила, поскольку он снова задергал рукой, еще резче. Теперь я вынуждена была стонать ему прямо в губы. И кончала под этим же самым взглядом. Он словно мне самой показывал, в чьих руках власть над моим удовольствием — как условный рефлекс вырабатывал. И ведь получалось, меня как будто накрывало его черной аурой, а тяжелый взгляд где-то на подкорке переплетался с удовольствием и фиксировался в этой сцепке намертво.

И, обеспечив необходимый ассоциативный минимум, он неожиданно добавил нежности — когда обмякла в его руках, прижал к себе и держал, давая прийти в себя. Я носом чувствовала ритмичную пульсацию венки на его шее. Нервничает? Не похоже. Напряжен? Ну, разумеется, напряжен — он-то своей разрядки не получил. А эти объятия были пленительными — привыкание к запаху, ощущение какой-то непроницаемой защищенности и, если уж совсем углубляться, полное отсутствие одиночества. Как будто я когда-то до сих пор ощущала одиночество или нуждалась в защите! Осознав это, встрепенулась. Кир сразу выпустил меня из рук.

Я спешно застегивала джинсы и оправляла свитер, теперь не к месту стесняясь ироничного взгляда и стыдясь того, как извивалась на его пальцах несколько минут назад, уподобившись какой-то обезумевшей шлюхе. А он будто только ждал, когда закончу, — схватил меня за руку и потащил к выходу. Вероятно, чай все-таки будет. Какой оказался бесконечный и насыщенный вечер.

Заговорил он лишь тогда, когда мы входили в его подъезд.

— Маш, то, что тебя заводят голосовые команды, еще не означает, что ты стопроцентный пассив. Но если уж честно, то мне и не нужен стопроцентный — я начинаю быстро скучать, мне нужен сдающийся противник, а не сдавшаяся тряпка.

— И много у тебя их было? — зачем-то спросила я.

— Достаточно для того, чтобы я смог развлекать нас обоих, — он улыбнулся. — Не ревнуй к бывшим. Это всегда труба. Будь настоящей или будущей.

В знакомой прихожей я уже окончательно оклемалась, потому вскинула подбородок.

— Во-первых, я не ревную, не придумывай. Я вообще ни о каких к тебе чувствах не заикалась. А во-вторых, не говори так, будто мы уже встречаемся.

Я стягивала пуховик. Чаепитие уже вряд ли повредит после того, что было. Он бросил пальто прямо на тумбу.

— Ты встречаешься с кем-то еще?

— Нет, но… В смысле, «еще»?

— Тогда не вижу проблем.

Он неожиданно резко развернулся, схватил меня за талию и чмокнул в губы, тут же выпустил и помчался в ванную — самый натуральный влюбленный мальчишка, крадущий поцелуи и избегающий возмездия. Снова я вижу романтика? Или он настолько блестяще вживается в роль, а собой становится только в периоды острого возбуждения?

А за чаем поднимать тот же вопрос было уже глупо. Мы вообще по большей части молчали, но постоянно посматривали друг на друга: он с улыбкой, я — со смущенной улыбкой. В чем смысл этих посиделок, если он не собирался ничего обсуждать?

Но в определенный момент он заговорил, словно мысли мои прочитал:

— Маш, я представляю, что сейчас ты ощущаешь себя не в своей тарелке. Я притащил тебя сюда не чтобы вытрепать окончательно нервы — просто не дал возможности сразу меня избегать. Это, я уверен, было твое первое желание на фоне смущения. Нам были нужны эти полчаса — они самые сложные и самые категоричные в эмоциях.

Я медленно вдохнула и почти уверенно потянулась за печеньем.

— Знаете, Кирилл Алексеевич, вам бы в мозгоправы пойти. Такой вы иногда дотошный.

— Радовалась бы лучше, что потрошу тебя до нутра — это лучшее, что бывает в хороших до́мах. Чем тщательнее я разбираюсь в твоих эмоциях, тем успешнее бью по каждой.

Кое-как я выдержала прямой взгляд. Похвалила себя за заслуженную победу в стойкости, а потом и объявила триумф:

— А я совсем не смущаюсь произошедшего, Кир! Ну, было и было, и не такое случалось. И я решила, что приму твое приглашение сегодня остаться — ночь на дворе. Сейчас пойду в твой душ, а потом улягусь на твой диван — вон тот, круглый. А в семь утра мне нужно будет встать, это ничего? Разумеется, при условии, что ничего спорного сегодня больше не будет, — я всем своим видом демонстрировала, что смущения во мне ноль. Пусть вон Мерс смущается того, что видел. Или Зайчонок — того, что делал, пока я получала удовольствие от другого мужчины. Пусть весь мир смущается, а мне надоело.

Собеседник мой монолитный даже в лице не удосужился измениться, словно и не заметил триумфальной выдержки.

— Без проблем. Подвезу утром — твоя же машина возле офиса.

— Отлично!

— Отлично. И кто победил в этом раунде?

— Я… наверное.

— Ты, — признал он и встал, чтобы убрать чашки. Или чтобы скрыть улыбку.

— Да, я знаю, что ты этого хотел! — я снова начала злиться от ускользающей из рук короны. — Но сейчас этого точно не ожидал.

— Кстати, ты с каждой минутой мне нравишься все сильнее — особенно эта твоя склонность сопротивляться самой себе. Может, все-таки будешь носить ошейник? Я начинаю переживать, что такое сокровище разглядит кто-то еще. Точно не знаю, но допускаю, что я вполне способен убивать.

Я фыркнула и царственной походкой отправилась в душ. Когда вышла — на диване уже лежало постельное белье, а хозяин квартиры остался за закрытой дверью спальни. Надо же. Даже как-то обидно, что такой лжец иногда очень строго следует оговоренным правилам.





Глава 18




Почему-то мне врезалось в память то пустое утро. Мы почти не разговаривали, судорожно глотали кофе, пытаясь вернуть сознание в невыспавшиеся тела. Кир — в деловом костюме и синей рубашке, я, разумеется, во вчерашнем. Не то чтобы помятые, но какие-то по-утреннему раздавленные. К счастью, у меня в сумочке нашелся карандаш для подводки глаз, с его помощью я процентов на двадцать привела себя в удобоваримый вид. Однако Кириллу, кажется, и дела не было до моей непрезентабельности — уж в не в сравнении с кофеином. Хотя и улыбался лениво, и взгляда не отводил, но не провоцировал те самые острые разговоры между нами, которые всегда вызывают эмоции. И что-то в этом отсутствии привычности делало утро пустым, но запоминающимся.


Ехали до офиса почти в том же состоянии. Зато говорили более оживленно. О погоде. Думаю, разговоры о погоде изобрели специально для заполнения воздуха словами. Другого смысла в них нет. Зачем ее вообще обсуждать? А если бы кому-то пришло в голову записать эти реплики, то вышел бы бред шизофреника:

— Опять дождь пошел.

— Да, опять.

— Холодно, скоро в минус уйдет.

— Нескоро, но в этой слякоти безразлично.

— Осень.

— Осень.

И ни проблеска каких-нибудь «Мне осень-осень хочется, чтобы ты еще о чем-нибудь спросил» или «Ты не осень хочешь поинтересоваться моими планами на вечер?», ведь он так и не спросил, не поинтересовался. Даже когда я уже выходила из машины, не остановил нейтральным «Увидимся». Только взгляд напоследок мне показался знакомо веселым, но этого явно не оказалось достаточно. Кажется, я почти подсела. Кажется, он это знает и собирается вытрепать мне нервы до бахромы. Разговоры о погоде — это похуже плетки, если в уме сравнивать.

День прошел сумбурно, в офисе накладные приняли без проблем и тут же завалили заказами. А вечером я перевозила вещи в свое новое жилье. Кстати, в доме было очень чисто — это важнее, чем современная техника и новая мебель.

Вот только с Эвелиной Сергеевной удалось пообщаться в полвторого ночи. Она начала стучать в стену чем-то тяжелым и гневно вопрошать:

— Маша, что за странные звуки? Врача вызвать? — притом в ее тоне не звучало ни капли сочувствия. Скорее всего она бы и распознала природу звуков, если бы видела, что я приехала не одна или вообще подозревала о существовании секса по телефону.

Слышимость была не такой уж и вопиющей, если бабуле приходилось так надрывать глотку, чтобы я каждое слово расслышала. Неужели сидит возле стенки со стаканом?

— Маш, тебе там плохо или хорошо? Ну-к, повтори, не разберу!

Мне — нормально, а моему клиенту — очень даже хорошо. Я улетела в ванную, не имеющую смежной стены, и закрыла за собой дверь. Приехали, называется. Теперь в таких условиях и придется работать. Ничего, справлюсь — мне-то какая разница где? Особенно когда сэкономленные на аренде деньги составляют нехилую сумму.

Справилась. Но на следующий вечер, часов в десять, после того, как ублажила клиента из ванной и вернулась в комнату, расслышала:

— Все звонють и звонють. Карьеристы столичные. Понаехали болезные.

Я еще сильнее убавила звук на телефоне, но на вибрацию ставить не решилась — не разбудит. Постаралась не злиться на слишком бдительную домоправительницу. У нее же все равно других забот в жизни нет, кроме как обо мне печься. Поражали, правда, ее приветливые улыбки, если мы встречались взглядами утром через невысокий забор.

— Хорошего тебе денька, Машенька! Ну до чего славная девочка выросла! И на кой ляд ей две машины? Красиво жить не запретишь, да…

А может, у бабули там есть сестра-близнец? Ангел и демон, которые активизируются по очереди?

В субботу я наконец-то решила, что выбралась из черной полосы, которую заметно темнило полное отсутствие звонков от Кира. Позвонил потенциальный покупатель и закидал вопросами:

— Точно на ходу? Тогда почему так дешево? А почему на картинке выглядит так, будто уже лет сорок не на ходу? — удивлялся мужчина, как если бы не замечал, что сам себе противоречит — выглядела бы моя развалюшка получше, не было бы так дешево. — На СТО загоняла? Масло когда меняла? Я своему оболтусу хочу взять — пусть убьет, первую все равно убивают…

Я же только радовалась надежде наконец-то избавиться от своей старой помощницы.

— Ладно, уговорила! — он окончательно привел меня в восторг, хотя уговорами мои короткие и непрофессиональные ответы вряд ли можно было назвать. — Диктуй адрес, сегодня же приедем с этим молокососом и глянем.

Преисполненная веры, что мои сбережения увеличатся еще на несколько десятков тысяч рублей, я поспешила во двор. Спешно протерла стекла, хотя ей это не помогло. Решила выгнать на улицу — не хотелось, чтобы вездесущая Эвелина Сергеевна стала свидетельницей торгов с громкоголосым покупателем.

Открыла ворота, вставила ключ в замок зажигания и после первого же проворота похолодела. Попробовала снова. А потом еще пять раз подряд. На четвертом машина уже просто издавала короткий, тихий и жалобный скулеж.

Я вылетела из машины и схватилась за голову. Мои познания в ремонте ограничивались схемой «открыть капот — закрыть капот», а профессионалы за починку возьмут больше, чем она целиком стоит. Утопая в растущей панике, я бегала вокруг, перемешивая стоны с матами:

— Только не сейчас, не сегодня! Еще один денек, миленькая! А-а-а! Блядь, и куда я теперь с этой кучей металлолома?! Бля-я-ядь! Да заведись ты — в последний раз!

Красавица Kia, стоявшая рядом, зыркала на меня прищуренными фарами, словно тоже участвовала в сговоре мира против меня. А из-за забора послышалось вкрадчивое:

— Еще и матюгается, паршивка. Ну, молодежь, совесть за деньги, гляжу, не купишь.

Я не склонна к слезливости, но, клянусь, я умывалась слезами, когда удаляла старое объявление и размещала новое с перечеркивающей все амбиции подписью «не на ходу», цену дрожащей рукой снизила сразу на шестьдесят процентов. Пусть просто заберут добрые люди хоть на запчасти.

Покупатель вспомнился не сразу, но за истекший час он так и не объявился. Надо перезвонить, объяснить ситуацию — пусть и он потопчется на мне на пару с Эвелиной Сергеевной.

— Вы звонили недавно, — сказала я сдавленно, обескровленная недавней истерикой. — По поводу машины. Видите ли, она окончательно сломалась, не заводится…

— Да-да, через минуту будем, запутались маленько с навигатором! — гаркнул он. — А вон, синие ворота!

И отключился, не дослушав. Все же придется краснеть при свидетелях. Понуро поплелась на улицу. А неладное заподозрила, лишь когда рассмотрела медленно подъезжающий джип — огромный, устрашающе квадратный Хаммер. У него одно лобовое стекло, наверное, миллион стоит. Очевидно же, что моя машинюшка и до последнего издоха не понадобилась бы настолько состоятельному человеку даже для перевозки мусора.

Дверь со стороны пассажира открылась еще до того, как машина остановилась. И на свет божий вывалился мужчина, габаритами способный поспорить с самим Хаммером. Мужчину я узнала с первого взгляда — таких запоминаешь сразу и на всю жизнь. Гриша, владелец БДСМ-клуба. Кого я увижу за рулем, уже и не сомневалась.

И Гриша с оглушительным хохотом подгонял своего временного водителя:

— Вон твоя стоит! Или ты что, уже на роль молокососа не согласен?