На службе у Изгоя

Я поморщился. За неделю моего пребывания в Херсоне содержание нашего с Ростиславом предложения Калиннику стало достоянием общественности, несмотря на все мои предупреждения. Шила в мешке, конечно, не утаишь, но уже на третий день ко мне стали массово стекаться люди с просьбами взять их на поселение в возрождающийся Танаис. Стражники опасливо и настороженно косились в мою сторону… Но каких-либо резких действий со стороны местной администрации не последовало. Видимо, ее глава, катепан Херсонской фемы, самой северной византийской провинции, просто побоялся хоть что-то мне сделать. Очевидно, опасается, что в случае чего под стенами города покажется горячий тмутараканский князь с той самой малой дружиной и город перейдет под его руку…

– Ручаюсь, что слово Ростислава крепче камня. Если он его дал, то назад уже хода нет…

Засиделись мы в библиотеке, а между тем закат на море, как и наступающие за ним сумерки, весьма скоротечен. Когда мы покидали здание, небо еще освещалось солнечными лучами, а сейчас уже город погрузился в сумерки. И под их покровом из узкого проулка нам навстречу резко шагнул целиком закутанный в плащ мужчина, чье лицо прикрывает капюшон. Я резко тормознул, придержав рукой Александра, и услышал за спиной торопливые шаги. Обернулся и увидел, как сзади к нам поспешно приближается еще один, точно так же плотно запахнувшийся в плащ человек.

Правой рукой я привычно потянулся к ножнам, но пальцы ухватили лишь воздух – в Херсоне запрещается носить при себе мечи. Лишь нож, который обязательно держит при себе любой рус или славянин и который всегда висит справа…

– Андреас!!!

Окрик Александра предупредил меня в последний момент: оба нападающих резко бросились к нам, и тот, кто встретил нас в переулке, оказался ближе. Безоружный юноша попытался было дернуться вперед, но я грубо отпихнул его в сторону, одновременно шагнув навстречу противнику. А он достал из-под полы плаща длиннющий клинок, в добрый локоть! Явно не короче римского гладиуса, только тоньше. Блеск стали на мгновение заставил мое сердце дрогнуть.

Стремительный, резкий поставленный укол, нацеленный в живот! Скорее инстинктивно, заученно на бесчисленных тренировках, нежели осознанно, я шагаю влево и вперед, одновременно ударив по вооруженной кисти, отклонив клинок в сторону. В ту же секунду я рванул свой нож правой, вскинув руку. Его лезвие пробороздило сухожилия локтевого сустава врага с внутренней стороны. Не меняя обратного хвата, я резко вонзил его острие в шею нападавшего.

Противник захрипел, из неприкрытого капюшоном рта брызнул фонтан крови. Спиной ощущая стремительное приближение второго убийцы, я, как мог, быстро развернулся, потянув за собой насаженного на нож врага, и толкнул его навстречу подельнику. Как раз вовремя – последний уже вскинул свой клинок…

Убийца замедлился, потерял лишнюю секунду, отбрасывая от себя тело неудачливого товарища. Перехватив нож, я прыгнул вперед, сократив дистанцию и нивелировав преимущество его более длинного клинка. Резкий взмах – и лезвие моего ножа чиркнуло по горлу убийцы. Обратным движением я с силой вонзил его в солнечное сплетение врага.

– Андреас…

Сидя на мостовой, белый как смерть Александр круглыми от ужаса глазами смотрит перед собой. Похоже, вся схватка на самом деле заняла всего несколько мгновений. Между тем парень указывает пальцем на мой правый бок – опустив глаза, я вижу длинный глубокий порез и, словно по какой-то команде, начинаю ощущать под ребрами сильное жжение.

– Зацепил, сволочь…

Выше по улице послышались чьи-то крики и топот приближающихся стражников, что-то возмущенно кричащих. Схватив парня за руку, я помог ему подняться и негромко бросил:

– Бежим! Не стоит мне встречаться со стражниками, похоже, катепан решил все же с нами побороться…





Глава 2




Июнь 1066 г. от Рождества Христова

Окрестности Белой Вежи

Узкий, хищный нос ладьи весело режет водную гладь Дона под дружные взмахи гребцов. Ветер бьет в лицо, неся с собой здорово охлаждающие водяные брызги – солнце в начале лета неожиданно жаркое. Над головой кричат донские чайки, а впереди виднеются белокаменные стены некогда одной из сильнейших хазарских крепостей… Хорошо!

– Половцы!

Заслышав клич дозорного, по моему настоянию забравшегося на самый верх мачты и уже там привязавшего себя к стволу веревками, я крепко выругался сквозь стиснутые зубы. Опять…

– Лучники!

Я решил не рисковать уцелевшими либурнами при проходе по Дону, вместо этого мы построили три крепкие набойные ладьи. И если вся абордажная команда в настоящий момент занята греблей, то по два десятка «английских» лучников постоянно дежурят на крытых дощатых палубах. И сейчас, спустя всего пару секунд после моей команды в небо взвились срезни. Сердце не успело сделать три удара, как они врезались в группу всадников, неосторожно подобравшихся слишком близко к правому берегу. Половцы даже не попытались ответить, лишь с диким визгом и проклятиями бросили коней в галоп, оставив на земле несколько раненых и убитых.

– Вот вам гостинчик от русской дружины!

В крепости уже заметили наше приближение. Ее ворота открылись, и в нашу сторону рысями пошел отряд всадников числом два десятка. Не желая слишком приближаться к замку, я развернулся к кормчему и жестом указал на крохотный пляж всего в сотне метров от нас:

– Причаливаем, Макар!

Кормчий понятливо кивнул, и над рекой раздался его властный, громкий голос:

– Левый борт – суши весла! Причаливаем!

Ходящая по Дону троица бывалых кормчих, старшим которой и является Макар, отлично понимают друг друга – не раз водили купеческие караваны по реке. Правда, в последнее время путь стал слишком небезопасным из-за кровопролитной степной войны и резкого усиления половцев, но я хочу в скором времени все изменить… Вот и сейчас кормчие сноровисто повернули ладьи и неспешно повели их к отмели, куда уже направились всадники Белой Вежи, пока кажущиеся совсем крохотными из-за разделяющего нас расстояния…

– Гой-еси, гриди! Добром встречаете аль худом?

Старший над беловежскими ратниками воин, крепкий, могучий десятник поперек себя шире в плечах, с уже посеребренными сединой волосами, гулко ответил:

– И ты будь здрав, воевода! А добром иль худом встречать будем, так то зависит, с чем вы пришли!

Располагающе улыбнувшись, я продолжил играть свою партию:

– С добром пришли, с добром! Князь Ростислав Владимирович за дружину свою беловежскую душой болеет! Как, говорит, там мои соколики-то в степи справляются?! Так что жалованье прислал своим воям да воеводу нового!

– Это кого же?!


Всадники с недоумением воззрились на меня, хотя до того, при словах о жалованье, я видел в их глазах живой блеск. Это хорошо!

– А меня и назначил. Может, слышал ты про Андрея Урманина? Так это я и есть.

Последние слова я бросил особенно веско, убрав из речи напускное радушие и добавив в нее металла. И судя по удивлению и смятению на лицах гридей, про меня они точно слышали.



Несмотря на попытку убийства, катепан в дальнейшем никаких активных действий не предпринимал, так что мой порезанный бок успешно зажил. Честно говоря, я в принципе и не мог быть уверенным в том, что напавшие на нас убийцы не были простыми разбойниками, но я нутром чуял, что византийская администрация замешана в покушении. Тем не менее без веских доказательств я не спешил с обвинениями, да и вообще, момент для разбирательств с ромеями был совершенно неудачным. Я ограничился тем, что столовался только у Горислава и всегда ходил по городу в сопровождении сильной охраны…

Зато катепан не воспротивился уходу корабельных мастеров и опытных каменщиков, от слова «вообще». За пару дней до нашего отплытия он убыл в Сугдею с сильным эскортом, так и не удостоив меня личной встречи, а без его команды стража даже не пыталась остановить людей, мирно грузящихся на русские ладьи. Наши купцы подогнали десяток судов, и в три ходки мы под прикрытием либурн перевезли более пяти сотен византийских мастеров и их семьи в устье Дона, где Еремей успел возвести острог и отрыть землянки на первое время. Здесь же меня ждали дружина и отстроенные ладьи для путешествия по Дону. Убедившись, что запасы для проживания греков подготовлены в достаточном количестве, я предложил им начать возводить кирпичные стены и заложить верфи, а Александра отправил на поиск древнего Танаиса. С тем я и отбыл в Белую Вежу…

И вот теперь, твердо рассчитывая заслужить обещанную князем награду, я с десятком воев вхожу в арку крепостных ворот, с интересом рассматривая возведенные греческими мастерами стены. Из новгородцев со мной только Радей – в моей личной гвардии случились серьезные перестановки. Точнее, Михаил и Тимофей, напомнив мне мои же слова, упросили отпустить их в Новгород. И хотя к молодым воям я успел прикипеть душой, делать нечего, пришлось выполнить их просьбу. Ведь дружинники и так были рядом не только весь наш путь до Тмутаракани, но и сопровождали меня в прошлогодних походах, надо сказать, довольно опасных! Правда, домой вои вернутся с весьма солидным прибытком – князь выделил моим соратникам по десять гривен серебром каждому. А еще я передал с ними послание Георгию и Злате, приглашая всю семью десятника в Тмутаракань и упреждая, что Всеслав Брячиславич через полтора года готовит зимний поход на Новгород – мол, вести правдивые, а ко мне попали случайно. Дружинники поудивлялись, но я говорил серьезно и убедительно, и Тимофей с Михаилом, привыкшие во всем мне доверять, приняли слова на веру – я видел это по их глазам.

Еремей же несколько отдалился после того, как меня стали привечать в княжьем дворце. Хоть я и старался держать побратима подле себя, но князь-то выделял именно меня! А между тем молодой честолюбивый гридь мечтал о ратной славе и равных моим почестях… Так что в этом походе я поставил его командовать сборной дружиной на одной из ладей, чем крепко обрадовал побратима – теперь у него появился шанс проявить себе в деле, командуя крупным отрядом! Не стоит и говорить, что в его команду пошло большинство варягов с нашей либурны, хорошо знавшие новгородца.

А ведь теперь нас сопровождают не только северяне, но и тмутараканские русичи, и касоги, и даже несколько византийских ветеранов-стратиотов, решивших попытать счастья в моей дружине. Я решил, что боевой поход смешанным составом позволит мне сгладить противоречия между вчерашними врагами и одновременно стереть этнические границы между представителями народов, населяющих одно княжество. Хотя бы попытаться сделать это в пределах собственной дружины… Поэтому сейчас меня сопровождают два варяга, трое русичей, один грек и четверо касогов. И Радей, не обладающий в отличие от Еремея излишним честолюбием и вполне довольствующийся ролью моего личного телохранителя.

Оказавшись за крепостными стенами Белой Вежи, возведенной греческими инженерами из обожженного кирпича, я в очередной раз подивился мощности, монументальности хазарской постройки. Толщина стен ее под четыре метра, высота – под десять! Если считать внутренний периметр, замок усилен семнадцатью башнями и дополнительно мощным донжоном-цитаделью! Понятно, что подобными укреплениями в позднем Средневековье никого не удивишь, но сейчас в Западной Европе второй оборонительной стены днем с огнем не сыщешь!

И тем сильнее контраст внутреннего двора крепости, уставленного кочевыми шатрами, в которых ютятся русские дружинники. Конечно, шатер для степи – не худший вариант жилья, но все же я ожидал от Белой Вежи большей цивилизованности и обжитости, что ли…

Между тем со всех ее концов собираются дружинники, обступая наш малый отряд. Среди них я замечаю и раненых, чьи повязки перепачканы свежей кровью. В глазах многих воинов я вижу смесь удивления и надежды, но некоторые смотрят откровенно неприязненно.

Вдруг по рядам беловежцев словно рябь пошла, сопровождаемая легким шелестом их речи, – и сомкнувшееся вокруг нас кольцо воев (среди которых, кстати, немало мужей и ярко тюркской внешности[87]) расступилось, пропуская ко мне десятка два людей, облаченных в сверкающие на солнце пластинчатые доспехи. Впереди них следует высокий, статный муж с крепко загорелым лицом и вислыми усами, недобро на меня поглядывающий, – видать, местный «бугор».

– Ну и кто к нам пожаловал? Где же воевода новый, отзовись?! – Едкая ирония в голосе вышедшего вперед дружинника подтверждает мою догадку.

– Я новый воевода. Зовут меня Андрей Урманин, я служу князю Ростиславу Владимировичу. Он берет русские землю по Дону под свою руку, а вам, доблестным гридям, шлет жалованье!

Собравшиеся заметно оживились, но их пыл остужает недобрый и негромкий голос их командира:

– Не знаем мы такого князя. А служим Святославу Ярославичу, князю черниговскому. Сдается мне, самозванцы вы и смутьяны. Взять их, – зло бросил он.

Беловежцы послушно подались к нам, мои же вои схватились за рукояти мечей, но, жестом остановив их, я зычно заговорил – чтобы мой голос был слышен всем собравшимся:

– Тогда пусть ваш воевода скажет, когда вас, гриди, сменят! И уж тогда невольте нас – но пусть он ответит!!!

Русоволосый крепыш, практически поравнявшийся со мной, все же замер – как и большинство дружинников во дворе.

– Не твое собачье дело. Взять их!!!

Воины вновь дернулись к нам, но тут уж я закричал громче, яростнее:

– Воевода ваш не говорит, потому что и сказать ему нечего!!! Отрезали вас половцы степью, не придет к вам Святослав на помощь, не пошлет дружину сменить вас!!! Ибо она не дойдет. – И после секундного промедления уже спокойнее добавил: – И вам отсюда не уйти. Или я лгу, воевода?

Русич вперил в меня яростный взгляд, после чего громче прежнего крикнул:

– Лжет он! Будет смена, скоро будет!

Я зло усмехнулся:

– Половцы к реке вышли в двух верстах от крепости! Что, боятся они вас?! Ни три сотни воинов, ни пять, ни десять из Чернигова сюда не дойдут! Куманы обманули Святослава, обещали мир, а сами уже набегом ходят на земли русские, людей в порубежье неволят. А какую силу они набрали, вам отсюда разве не виднее?! Соберет ли князь Святослав такую дружину, чтоб прогнать их? Едва ли.

И вновь воевода нашел что ответить мне – я все же сумел втянуть его в разговор, сумел заставить людей себя слушать!

– Шесть годов назад на торков всей Русью ходили – и на половцев объединятся!

– А когда это будет? Через год? Через два? Может, через шесть?! Я верю, вы за высокими стенами отсидитесь, пусть и долго сидеть придется! А люд русский, что по реке поселился, как они выживать будут? И кто их от половцев защитит?! Или вы в крепость направлены так, камни сторожить?

Неожиданно из толпы раздался гулкий, рассудительный голос:

– А как же Ростислав Владимирович собрался народ-то защищать?

Вперед выдвинулся говоривший – мой недавний сопровождающий, седой десятник. Кивнув ему как равному, я постарался дать краткий, но максимально полный ответ:

– Князь хочет восстановить все хазарские крепости по Дону, посадить в них гарнизоны, а по реке пустить ладьи с дружинами. Люд окрестный всегда за стенами спрятаться сможет, а при небольшом набеге им на помощь хоть конный отряд придет, хоть рать судовая, только сигнал дымный подай. И купцы с нашей охраной по воде ходить будут, от самой Тмутаракани и до вятичей. Уже и греки херсонские в низовьях Дона, у самого моря крепость новую ставят, каменную!

Тут уж призадумались все, а я продолжил:

– Нет предательства Святослава в том, что вы под руку князя Ростислава пойдете. Да вас никто и неволить не станет – не захотите служить ему, дадим ладьи, хоть по Дону уйдете, хоть по морю и через Днепр до Киева, или по Бугу, аль Днестру. Но если примете волю князя, так серебро за службу сегодня получите! А по осени вас сменят, обещаю!

Воевода, видя, что народ внимательно слушает меня (видно, за живое я задел дружинников, нащупал нужную нить), попытался восстановить положение: