На краю бездны
Часть 15 из 66 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Как у него дела?
– Почему вы к нему переехали?
– Он был нашим другом. Как у него дела?
– Вашим другом? Или другом Дейзи?
Она смотрит на меня с таким видом, будто я спросила заведомую глупость.
– Вы ему доверяли?
– Конечно доверяла.
– И в отношении Дейзи тоже? Вы не боялись, что между ними может что-то быть?
– Да ничего между ними не было. Он вел себя достойно. По отношению к нам обеим. – В ее глазах загорается решимость. – Заруби себе это на носу. Это не он их обижал.
– Дейзи кто-то обидел?
– Да.
– Вы сказали «их». Кто еще пострадал?
Судя по всему, она меня не слышит. Из коридора доносятся приближающиеся шаги, и я вспоминаю про установленную на комоде включенную камеру.
Я наклоняюсь к Джеральдине:
– Кто-то так страшно ее обидел, что она… покончила с собой?
Женщина вскидывает голову:
– Она никогда бы так не поступила. Она была сильная.
Ее глаза потухают.
– Она же вроде оставила записку? Вы ее не сохранили?
Джеральдина ничего не отвечает. Я повторяю вопрос, и на этот раз она горько смеется:
– Записку…
– Ее подбросили?
Она мямлит что-то невразумительное, как будто разговаривает сама с собой, споря с голосами в голове.
– Джеральдина?
– Говорят, ее даже кто-то видел, – смеется она с таким видом, как будто это полный бред.
– Видел, как она прыгала, – уточняю я. – Кто?
– Да только все это вранье.
– Кто ее видел? Где сейчас записка?
– Они ее забрали. Но там все неправда, – печально бормочет она себе под нос. – Я знаю. Я чувствую.
В комнате повисает молчание. Где-то в коридоре открывается и закрывается дверь. Слышатся голоса. Тот, кто шел сюда, судя по всему, где-то задержался. Мне хочется встать и уйти прочь, не оглядываясь, но в то же время хочется остаться с ней. Или забрать с собой, заботиться о ней, попытаться вернуть ей дочь.
Но как это сделать? Я присаживаюсь на кровать рядом с Джеральдиной. На мгновение даже кажется, что это самый обычный визит, что я пришла сюда с цветами и ее любимым тортиком, чтобы просто подержать ее за руку, поболтать и прокатить на машине.
Но это не так. И как вообще такое возможно?
Внезапно она вскидывает голову:
– Бедная Сэди…
Имя оглушает меня, точно гром. Земля уходит из-под ног.
– Сэди? – шепчу я. – А что с ней случилось?
Молчание. Меня тут как будто и нет, я словно ничего и не говорила. Краткие просветления чередуются с затмениями, она будто бы выныривает на поверхность перед тем, как снова провалиться в черный омут. Она отводит взгляд и смотрит в пол. Голова падает, но когда она вновь ее вскидывает, глаза мечутся, точно мальки в воде.
– Бедная девочка. Доведется же пережить такое. Говорят, она оставила записку. Ты знала об этом?
– Что?
Не было никакой записки. Я бы ее помнила.
– Ее мама мне рассказывала.
– Мама Сэди? – переспрашиваю я, пытаясь не выдать ни своего раздражения, ни своего отчаяния.
У нее в голове все перепуталось. Вспоминает то, чего не было, не иначе. Интересно, можно ли верить хоть одному ее слову. Я уже готова сдаться, развернуться и выключить камеру, но что-то меня останавливает. Я не могу. Я должна докопаться до правды, по крайней мере в этом вопросе.
– Где она? – спрашиваю я. – Что случилось с мамой после исчезновения Сэди?
Молчание. Я снова кладу ладонь ей на локоть, и она внимательно на нее смотрит.
– Они подружки были неразлейвода.
– Кто? Дейзи и Сэди?
– Что у тебя с рукой?
Ее взгляд устремлен на мой шрам.
Я ничего не отвечаю. Не хочу рассказывать, что со мной произошло, но она с неожиданными проворством и силой завладевает моей рукой.
– Ты бы показала его врачу.
Я отдергиваю руку.
– Расскажите мне о Сэди. Вы сказали, она тоже оставила записку?
– Они убили ее.
– Дейзи? Они ее убили?
Она складывает руки на коленях и устремляет взгляд в окно. Там ничего нет, просто серая квадратная дыра в стене, за которой, точно пепел, серебрятся в гаснущем свете зимнего дня снежинки.
– Джеральдина?
И снова голоса. Потом в дверь стучат.
– Джеральдина? – словно эхо доносится из коридора чей-то голос. – У вас все в порядке?
Я оглядываюсь на дверь, но прежде чем успеваю что-либо ответить, Джеральдина вновь стискивает мою руку. Лицо ее искажено болью. Я чувствую себя последней скотиной, что мучаю ее, что заставляю заглянуть в потаенные закоулки памяти.
– Она тут, моя Дейзи.
Ее взгляд упирается в некую точку повыше моего плеча.
– Тут?
Я оборачиваюсь. На пороге стоит женщина, темноволосая, в светло-зеленом халате. Наверное, она похожа на Дейзи, или так Дейзи могла бы выглядеть сейчас.
– Джеральдина?
Женщина переводит взгляд с нее на меня. Потом замечает камеру, явно направленную на нас двоих.
– Мисс?
Внезапно я ощущаю на своем локте еще одну руку. Пальцы медсестры сжимаются железной хваткой.
– Мисс, я думаю, вы ее расстраиваете.
Я сбрасываю с себя руку, но уже слишком поздно. Джеральдина ускользнула от меня окончательно и бесповоротно. Она сидит, уткнувшись в телевизор, не замечая, что он давно выключен.
– Я как раз собиралась уходить, – говорю я.
И уже протягиваю Джеральдине на прощание все еще трясущуюся кисть, как меня вдруг охватывает желание сделать нечто большее, обнять ее. Я совершенно убеждена, что мы никогда больше не увидимся, и это меня ужасно огорчает. Я поддаюсь порыву – обнимаю ее, и, хотя сначала мне кажется, что она отшатнется, этого не происходит. Некоторое время она сидит неподвижно, а потом вдруг подается ко мне, обвивает руками мою спину и крепко прижимает к себе. Мы сливаемся друг с другом. Она шепчет мне на ухо, тоненько и отчаянно:
– Пожалуйста…
– Что?
– Это прекратилось?
– Почему вы к нему переехали?
– Он был нашим другом. Как у него дела?
– Вашим другом? Или другом Дейзи?
Она смотрит на меня с таким видом, будто я спросила заведомую глупость.
– Вы ему доверяли?
– Конечно доверяла.
– И в отношении Дейзи тоже? Вы не боялись, что между ними может что-то быть?
– Да ничего между ними не было. Он вел себя достойно. По отношению к нам обеим. – В ее глазах загорается решимость. – Заруби себе это на носу. Это не он их обижал.
– Дейзи кто-то обидел?
– Да.
– Вы сказали «их». Кто еще пострадал?
Судя по всему, она меня не слышит. Из коридора доносятся приближающиеся шаги, и я вспоминаю про установленную на комоде включенную камеру.
Я наклоняюсь к Джеральдине:
– Кто-то так страшно ее обидел, что она… покончила с собой?
Женщина вскидывает голову:
– Она никогда бы так не поступила. Она была сильная.
Ее глаза потухают.
– Она же вроде оставила записку? Вы ее не сохранили?
Джеральдина ничего не отвечает. Я повторяю вопрос, и на этот раз она горько смеется:
– Записку…
– Ее подбросили?
Она мямлит что-то невразумительное, как будто разговаривает сама с собой, споря с голосами в голове.
– Джеральдина?
– Говорят, ее даже кто-то видел, – смеется она с таким видом, как будто это полный бред.
– Видел, как она прыгала, – уточняю я. – Кто?
– Да только все это вранье.
– Кто ее видел? Где сейчас записка?
– Они ее забрали. Но там все неправда, – печально бормочет она себе под нос. – Я знаю. Я чувствую.
В комнате повисает молчание. Где-то в коридоре открывается и закрывается дверь. Слышатся голоса. Тот, кто шел сюда, судя по всему, где-то задержался. Мне хочется встать и уйти прочь, не оглядываясь, но в то же время хочется остаться с ней. Или забрать с собой, заботиться о ней, попытаться вернуть ей дочь.
Но как это сделать? Я присаживаюсь на кровать рядом с Джеральдиной. На мгновение даже кажется, что это самый обычный визит, что я пришла сюда с цветами и ее любимым тортиком, чтобы просто подержать ее за руку, поболтать и прокатить на машине.
Но это не так. И как вообще такое возможно?
Внезапно она вскидывает голову:
– Бедная Сэди…
Имя оглушает меня, точно гром. Земля уходит из-под ног.
– Сэди? – шепчу я. – А что с ней случилось?
Молчание. Меня тут как будто и нет, я словно ничего и не говорила. Краткие просветления чередуются с затмениями, она будто бы выныривает на поверхность перед тем, как снова провалиться в черный омут. Она отводит взгляд и смотрит в пол. Голова падает, но когда она вновь ее вскидывает, глаза мечутся, точно мальки в воде.
– Бедная девочка. Доведется же пережить такое. Говорят, она оставила записку. Ты знала об этом?
– Что?
Не было никакой записки. Я бы ее помнила.
– Ее мама мне рассказывала.
– Мама Сэди? – переспрашиваю я, пытаясь не выдать ни своего раздражения, ни своего отчаяния.
У нее в голове все перепуталось. Вспоминает то, чего не было, не иначе. Интересно, можно ли верить хоть одному ее слову. Я уже готова сдаться, развернуться и выключить камеру, но что-то меня останавливает. Я не могу. Я должна докопаться до правды, по крайней мере в этом вопросе.
– Где она? – спрашиваю я. – Что случилось с мамой после исчезновения Сэди?
Молчание. Я снова кладу ладонь ей на локоть, и она внимательно на нее смотрит.
– Они подружки были неразлейвода.
– Кто? Дейзи и Сэди?
– Что у тебя с рукой?
Ее взгляд устремлен на мой шрам.
Я ничего не отвечаю. Не хочу рассказывать, что со мной произошло, но она с неожиданными проворством и силой завладевает моей рукой.
– Ты бы показала его врачу.
Я отдергиваю руку.
– Расскажите мне о Сэди. Вы сказали, она тоже оставила записку?
– Они убили ее.
– Дейзи? Они ее убили?
Она складывает руки на коленях и устремляет взгляд в окно. Там ничего нет, просто серая квадратная дыра в стене, за которой, точно пепел, серебрятся в гаснущем свете зимнего дня снежинки.
– Джеральдина?
И снова голоса. Потом в дверь стучат.
– Джеральдина? – словно эхо доносится из коридора чей-то голос. – У вас все в порядке?
Я оглядываюсь на дверь, но прежде чем успеваю что-либо ответить, Джеральдина вновь стискивает мою руку. Лицо ее искажено болью. Я чувствую себя последней скотиной, что мучаю ее, что заставляю заглянуть в потаенные закоулки памяти.
– Она тут, моя Дейзи.
Ее взгляд упирается в некую точку повыше моего плеча.
– Тут?
Я оборачиваюсь. На пороге стоит женщина, темноволосая, в светло-зеленом халате. Наверное, она похожа на Дейзи, или так Дейзи могла бы выглядеть сейчас.
– Джеральдина?
Женщина переводит взгляд с нее на меня. Потом замечает камеру, явно направленную на нас двоих.
– Мисс?
Внезапно я ощущаю на своем локте еще одну руку. Пальцы медсестры сжимаются железной хваткой.
– Мисс, я думаю, вы ее расстраиваете.
Я сбрасываю с себя руку, но уже слишком поздно. Джеральдина ускользнула от меня окончательно и бесповоротно. Она сидит, уткнувшись в телевизор, не замечая, что он давно выключен.
– Я как раз собиралась уходить, – говорю я.
И уже протягиваю Джеральдине на прощание все еще трясущуюся кисть, как меня вдруг охватывает желание сделать нечто большее, обнять ее. Я совершенно убеждена, что мы никогда больше не увидимся, и это меня ужасно огорчает. Я поддаюсь порыву – обнимаю ее, и, хотя сначала мне кажется, что она отшатнется, этого не происходит. Некоторое время она сидит неподвижно, а потом вдруг подается ко мне, обвивает руками мою спину и крепко прижимает к себе. Мы сливаемся друг с другом. Она шепчет мне на ухо, тоненько и отчаянно:
– Пожалуйста…
– Что?
– Это прекратилось?