На грани краха
Часть 24 из 50 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Я… — Ханна колебалась. — Раньше я пела. Получила музыкальное образование. Но теперь… Больше не пою.
Лиам ничего не ответил.
Снаружи застонал ветер. Крошечные кусочки льда бились об оконные стекла.
— Ты сказал, что у тебя нет семьи. Совсем? Даже родителей? Ни братьев, ни сестер?
В груди Лиама непроизвольно поднялись эмоции — раскаяние, вина, ощущение потери.
Его отец был пьяницей, который едва держал еду на столе, зато часто использовал кулаки на их матери — депрессивной женщине, которая и сама оказалась никудышным родителем.
Теперь они оба мертвы. Уже как много лет.
Единственным друзьями Лиама стали брат-близнец, Линкольн, и невестка, Джесса.
Общительный Линкольн с своим заразительным смехом, неугасаемым оптимизмом и своеобразной любовью к жизни. Полная противоположность Лиаму, который был застенчивым, замкнутым и одиноким даже в детстве.
Смерть близнеца оставила пустоту в его груди — там, где должно находиться сердце.
А еще Джесса. Сострадательная, спокойная и уравновешенная. Ее длинные темные косы обрамляли царственное лицо с теплой улыбкой и сияющей светло-коричневой кожей. Джесса была самой красивой женщиной на свете. Была.
У Лиама остался еще один живой член семьи. Но он не мог о нем думать. Эти мысли убивали. Лиама захлестнуло горе. Сожаление жгло горло, словно кислота.
Он моргнул. Затем вытеснил ужасные воспоминания — аромат жасминовых духов, крики, кровь и вонь горящего реактивного топлива.
— Тебе нужно отдохнуть, — произнес Лиам резче, чем намеревался. Ханна вздрогнула. Его пронзило чувство вины. Он не хотел ее напугать. — И что-нибудь съесть, — добавил Лиам чуть мягче.
— У меня кончилось все, кроме арахисового масла, — Ханна произнесла эти слова осторожно, как будто если бы сказала что-то не то, Лиам снова набросился бы на нее. Или того хуже.
Чувство вины окрепло еще больше.
Лиам отвел взгляд.
— У меня есть немного тушеного чили. Я разогрею его для нас обоих.
Все, что угодно, лишь бы отвлечься от собственного позора. От воспоминаний, которые преследовали Лиама на каждом шагу, вторгались в его сны.
После того, как он подогрел чили на огне, они сели есть в напряженном молчании.
Пламя взревело и затрещало, когда загорелось еще одно полено.
Лиаму не хотелось разговаривать, и Ханне, похоже, тоже.
Она сидела, съежившись в своем углу, и больше не задавала вопросов.
Ханна вылила половину чили в свою походную кастрюлю и поставила ту на пол для Призрака, который проглотил угощение в два счета и вылизал посуду дочиста. А когда закончил, то уткнулся носом в дверь, желая облегчиться.
Она дернула дверную ручку, выпустила пса и захлопнула дверь после того, как в хижину ворвался порыв ветра. Комнату снова окутал холод.
Кроны деревьев стонали от ветра. Ветви скрипели и царапали крышу.
Через минуту вернулся Призрак, предупредив о приходе своим глубоким раскатистым лаем. Он встряхнулся, разбрызгивая повсюду снег, а затем свернулся перед огнем с самодовольным выражением на морде.
Ханна настороженно взглянула на Лиама, сжав губы в тонкую линию.
— В чем дело?
— Что будем делать? — она смущенно махнула рукой. — Ну, когда нам нужно будет…
— Уборная находится в десяти ярдах позади хижины.
Ханна побледнела.
— Или так, или поставим тут посуду.
Ханна посмотрела на дверь, потом на Лиама, и снова на дверь. А затем сморщила нос.
— Тогда уж лучше снаружи.
— Может, все же не стоит ходить до уборную, — сказал Лиам, передумав. Ханна, скорее всего, потеряется в этой метели, и тогда ему придется идти ее искать. — Просто выйдем из хижины, сделаем свои дела и вернемся.
Они оделись и по очереди сходили по нужде. Лиам никогда так не скучал по туалету в теплом помещении, как в это мгновение.
После того, как оба вернулись в домик, Лиам поставил дверной упор на место и подбросил еще поленьев в огонь.
— Как только буря прекратится, я уйду. А ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.
Ханна выглядела немного озадаченной. Она прикусила потрескавшуюся нижнюю губу и кивнула.
Лиам прочистил горло.
— Желаю тебе удачи в твоем путешествии.
— Спасибо.
Ханна посмотрела на него своими большими печальными зелеными глазами, прежде чем опустить взгляд на свои сцепленные руки. Эти глаза приводили в замешательство. Зеленые, как мох, или самая глубокая лесная чаща.
— Поспи немного, — резко произнес Лиам.
Ханна легла на койку, продолжая настороженно за ним следить. Он видел, как она достала кухонный нож с каминной полки, но сделал вид, что не заметил этого.
Ханна боялась его.
И Лиам злился. Не на нее, а на того, кто мог с ней такое сотворить. Он старался не думать о беременной спутнице, которая завтра останется одна. Такая крошечная, бледная и пугливая. Но Лиам за нее не отвечал. Это не его проблема, повторял он себе снова и снова.
В ту ночь он спал беспокойно. Не от страха, а от чего-то другого. Какой-то печали. «Что, если» и «должен» неумолимо кружились в его голове. Сожаление и отвращение к себе тяжело осели внутри, словно огромная глыба льда.
Метель бушевала всю ночь и весь следующий день.
Большую часть четвертого дня Лиам с Ханной провели за едой, подогревая растопленный снег, чтобы умыться, и лежа на своих кроватях, погружаясь в сон и просыпаясь под звуки потрескивания и шипения огня, скрипа и оседания хижины, снега, забивающего окна, и стонов ветра.
И Лиам и Ханна были истощены морально и физически. Их тела жаждали отдыха. В конце концов, они оба ему поддались.
Где-то в середине второй ночи завывание ветра стихло.
Лиам поднял руку и посмотрел на часы. Только 3:23 утра.
Он откинулся на койку, поправил рюкзак под головой и закрыл глаза. Стоило бы поспать подольше.
Потому что его путешествие еще не закончилось.
Глава 30
ЛИАМ
День пятый
Лиам встал как раз в тот момент, когда первые лучи рассвета осветили окно хижины.
Снег перестал падать, ветер стих, но безжалостный холод все еще пробирался своими ледяными пальцами сквозь щели в оконной раме.
Пурга закончилась.
Пора уходить.
Ханна все еще спала в своей кровати, свернувшись в позе эмбриона под спальным мешком. Ее колени находились под животом, а длинные волосы спутались вокруг лица. Она выглядела такой юной, такой ранимой.
«Ты не должен бросать ее», — в голове снова возник голос Джессы.
Лиам практически чувствовал ее присутствие рядом. В груди нарастало болезненное давление. Горе проявлялось физической болью. Печаль сводила с ума. Черпала его силы. Как и сожаление.
Голос Джессы был ненастоящим. Это не она.
Лиам отмахнулся от мыслей, продолжая двигаться. Он схватил высохшие носки, ботинки, парку и шарф, и надел все это на себя.
Как хорошо быть сухим. Жаль, что ненадолго.
Лиам подбросил еще поленьев в камин, убедившись, что огонь будет гореть еще несколько часов, затем съел банку персиков, горсть орехов и половину протеинового батончика.
На каминной полке Лиам оставил для Ханны фрикадельки в соусе маринара, банку персиков и банку черной фасоли, обе открытые на случай, если у нее не найдётся консервного ножа, а также вторую половину протеинового батончика.
У него оставалось еды еще на несколько дней. Так что с этим проблем не будет. Воду Лиам мог растопить с помощью кастрюли и огня. Он вернется на ферму оголодавшим, но, по крайней мере, сможет туда добраться.
Он мог бы целыми днями обходиться без еды, если бы захотел. Но гидратация и поддержание температуры тела крайне важны.
Лиам натянул перчатки и вязаную шапку, обернул шарфом нижнюю половину лица и надел рюкзак. Быстро проверил оружие и направился к двери.
Лиам ничего не ответил.
Снаружи застонал ветер. Крошечные кусочки льда бились об оконные стекла.
— Ты сказал, что у тебя нет семьи. Совсем? Даже родителей? Ни братьев, ни сестер?
В груди Лиама непроизвольно поднялись эмоции — раскаяние, вина, ощущение потери.
Его отец был пьяницей, который едва держал еду на столе, зато часто использовал кулаки на их матери — депрессивной женщине, которая и сама оказалась никудышным родителем.
Теперь они оба мертвы. Уже как много лет.
Единственным друзьями Лиама стали брат-близнец, Линкольн, и невестка, Джесса.
Общительный Линкольн с своим заразительным смехом, неугасаемым оптимизмом и своеобразной любовью к жизни. Полная противоположность Лиаму, который был застенчивым, замкнутым и одиноким даже в детстве.
Смерть близнеца оставила пустоту в его груди — там, где должно находиться сердце.
А еще Джесса. Сострадательная, спокойная и уравновешенная. Ее длинные темные косы обрамляли царственное лицо с теплой улыбкой и сияющей светло-коричневой кожей. Джесса была самой красивой женщиной на свете. Была.
У Лиама остался еще один живой член семьи. Но он не мог о нем думать. Эти мысли убивали. Лиама захлестнуло горе. Сожаление жгло горло, словно кислота.
Он моргнул. Затем вытеснил ужасные воспоминания — аромат жасминовых духов, крики, кровь и вонь горящего реактивного топлива.
— Тебе нужно отдохнуть, — произнес Лиам резче, чем намеревался. Ханна вздрогнула. Его пронзило чувство вины. Он не хотел ее напугать. — И что-нибудь съесть, — добавил Лиам чуть мягче.
— У меня кончилось все, кроме арахисового масла, — Ханна произнесла эти слова осторожно, как будто если бы сказала что-то не то, Лиам снова набросился бы на нее. Или того хуже.
Чувство вины окрепло еще больше.
Лиам отвел взгляд.
— У меня есть немного тушеного чили. Я разогрею его для нас обоих.
Все, что угодно, лишь бы отвлечься от собственного позора. От воспоминаний, которые преследовали Лиама на каждом шагу, вторгались в его сны.
После того, как он подогрел чили на огне, они сели есть в напряженном молчании.
Пламя взревело и затрещало, когда загорелось еще одно полено.
Лиаму не хотелось разговаривать, и Ханне, похоже, тоже.
Она сидела, съежившись в своем углу, и больше не задавала вопросов.
Ханна вылила половину чили в свою походную кастрюлю и поставила ту на пол для Призрака, который проглотил угощение в два счета и вылизал посуду дочиста. А когда закончил, то уткнулся носом в дверь, желая облегчиться.
Она дернула дверную ручку, выпустила пса и захлопнула дверь после того, как в хижину ворвался порыв ветра. Комнату снова окутал холод.
Кроны деревьев стонали от ветра. Ветви скрипели и царапали крышу.
Через минуту вернулся Призрак, предупредив о приходе своим глубоким раскатистым лаем. Он встряхнулся, разбрызгивая повсюду снег, а затем свернулся перед огнем с самодовольным выражением на морде.
Ханна настороженно взглянула на Лиама, сжав губы в тонкую линию.
— В чем дело?
— Что будем делать? — она смущенно махнула рукой. — Ну, когда нам нужно будет…
— Уборная находится в десяти ярдах позади хижины.
Ханна побледнела.
— Или так, или поставим тут посуду.
Ханна посмотрела на дверь, потом на Лиама, и снова на дверь. А затем сморщила нос.
— Тогда уж лучше снаружи.
— Может, все же не стоит ходить до уборную, — сказал Лиам, передумав. Ханна, скорее всего, потеряется в этой метели, и тогда ему придется идти ее искать. — Просто выйдем из хижины, сделаем свои дела и вернемся.
Они оделись и по очереди сходили по нужде. Лиам никогда так не скучал по туалету в теплом помещении, как в это мгновение.
После того, как оба вернулись в домик, Лиам поставил дверной упор на место и подбросил еще поленьев в огонь.
— Как только буря прекратится, я уйду. А ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.
Ханна выглядела немного озадаченной. Она прикусила потрескавшуюся нижнюю губу и кивнула.
Лиам прочистил горло.
— Желаю тебе удачи в твоем путешествии.
— Спасибо.
Ханна посмотрела на него своими большими печальными зелеными глазами, прежде чем опустить взгляд на свои сцепленные руки. Эти глаза приводили в замешательство. Зеленые, как мох, или самая глубокая лесная чаща.
— Поспи немного, — резко произнес Лиам.
Ханна легла на койку, продолжая настороженно за ним следить. Он видел, как она достала кухонный нож с каминной полки, но сделал вид, что не заметил этого.
Ханна боялась его.
И Лиам злился. Не на нее, а на того, кто мог с ней такое сотворить. Он старался не думать о беременной спутнице, которая завтра останется одна. Такая крошечная, бледная и пугливая. Но Лиам за нее не отвечал. Это не его проблема, повторял он себе снова и снова.
В ту ночь он спал беспокойно. Не от страха, а от чего-то другого. Какой-то печали. «Что, если» и «должен» неумолимо кружились в его голове. Сожаление и отвращение к себе тяжело осели внутри, словно огромная глыба льда.
Метель бушевала всю ночь и весь следующий день.
Большую часть четвертого дня Лиам с Ханной провели за едой, подогревая растопленный снег, чтобы умыться, и лежа на своих кроватях, погружаясь в сон и просыпаясь под звуки потрескивания и шипения огня, скрипа и оседания хижины, снега, забивающего окна, и стонов ветра.
И Лиам и Ханна были истощены морально и физически. Их тела жаждали отдыха. В конце концов, они оба ему поддались.
Где-то в середине второй ночи завывание ветра стихло.
Лиам поднял руку и посмотрел на часы. Только 3:23 утра.
Он откинулся на койку, поправил рюкзак под головой и закрыл глаза. Стоило бы поспать подольше.
Потому что его путешествие еще не закончилось.
Глава 30
ЛИАМ
День пятый
Лиам встал как раз в тот момент, когда первые лучи рассвета осветили окно хижины.
Снег перестал падать, ветер стих, но безжалостный холод все еще пробирался своими ледяными пальцами сквозь щели в оконной раме.
Пурга закончилась.
Пора уходить.
Ханна все еще спала в своей кровати, свернувшись в позе эмбриона под спальным мешком. Ее колени находились под животом, а длинные волосы спутались вокруг лица. Она выглядела такой юной, такой ранимой.
«Ты не должен бросать ее», — в голове снова возник голос Джессы.
Лиам практически чувствовал ее присутствие рядом. В груди нарастало болезненное давление. Горе проявлялось физической болью. Печаль сводила с ума. Черпала его силы. Как и сожаление.
Голос Джессы был ненастоящим. Это не она.
Лиам отмахнулся от мыслей, продолжая двигаться. Он схватил высохшие носки, ботинки, парку и шарф, и надел все это на себя.
Как хорошо быть сухим. Жаль, что ненадолго.
Лиам подбросил еще поленьев в камин, убедившись, что огонь будет гореть еще несколько часов, затем съел банку персиков, горсть орехов и половину протеинового батончика.
На каминной полке Лиам оставил для Ханны фрикадельки в соусе маринара, банку персиков и банку черной фасоли, обе открытые на случай, если у нее не найдётся консервного ножа, а также вторую половину протеинового батончика.
У него оставалось еды еще на несколько дней. Так что с этим проблем не будет. Воду Лиам мог растопить с помощью кастрюли и огня. Он вернется на ферму оголодавшим, но, по крайней мере, сможет туда добраться.
Он мог бы целыми днями обходиться без еды, если бы захотел. Но гидратация и поддержание температуры тела крайне важны.
Лиам натянул перчатки и вязаную шапку, обернул шарфом нижнюю половину лица и надел рюкзак. Быстро проверил оружие и направился к двери.