На боевом курсе!
Часть 7 из 29 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Притормозил напротив, распахнулась задняя дверка, и Сикорский нетерпеливым жестом пригласил меня загружаться. Нырнул внутрь, прямо под бок к сидевшему у противоположной двери Шидловскому. Плюхнулся на широкое кожаное сиденье, мягко просели подо мной подушки роскошного дивана, поздоровался и только открыл было рот, чтобы поинтересоваться всем происходящим, как меня опередили. С переднего сиденья развернулся вполоборота офицер, сверкнул золотом погон:
– Поручик Грачёв?
– Так точно! – вылетело из меня. Потому что в этот момент к нам присоединился Игорь Иванович. Заскочил в салон, почти упал рядом, при этом чувствительно навалился на меня боком, да ещё и локтем под рёбра засадил. Вот и выбил из меня это утверждение вместе с набранным в лёгкие воздухом. Я в конце короткой фразы даже закашлялся. Весь бок отбил. Хорошо ещё, что у меня рука почти зажила, и я в этот момент успел её в сторону убрать. Как чувствовал.
А потом мы тронулись. То есть не мы, а машина. Пока ехали, Шидловский тихонько ввёл меня в курс дела. Нападение на аэродром и завод вызвало огромный резонанс в столичном обществе. Утаивать от газетчиков эту информацию, особо важную во время войны, никто не стал, поэтому дело получилось неожиданно громким. Газетчики постарались выдавить из него всё возможное, сыграть на патриотизме читателей с полного одобрения властей. Ну и заработать, само собой, резко увеличив свои тиражи. Теперь вот везут нас на награждение.
– Сергей Викторович, я прекрасно понимаю, что вас награждать необходимо. Вы действительно заслужили, жизнью рисковали. А мы-то тут при чём? Уж вы на нас не обижайтесь, но это была не наша инициатива. Да мы с Игорем Ивановичем, как говорится, обо всём этом ни слухом, ни духом, почти одновременно с вами узнали.
Сикорский с другого боку тихонько поддакивал почему-то оправдывающемуся передо мной Шидловскому. Вот смешные, а то я этого не понимаю. Вот только несколько удивило собственное награждение. Ну не привык я к такому вниманию к моей персоне. Они же, награды эти, как-то всё больше мимо меня пролетают.
Ехали долго, за город. Наконец въехали в Царское Село, а вскоре подъехали и ко дворцу. Я скромно держался позади начальства, не высовывался, но по сторонам поглядывал. Интересно же! Красота-то вокруг какая – лепота!
А само награждение прошло скромненько. Облагодетельствовали долгожданным повышением в звании, обрадовали погонами штабс-капитана. А в довершение за спасение военного имущества, что приравняли к боевым действиям, наградили Станиславом с мечами.
Расстраиваться и печалиться не стал. Подумаешь, низший орден. Но ведь и я не на фронте. Зато с мечами, за боевые якобы действия. А ведь и впрямь – и сам пострелял, и в меня постреляли, даже подранили. И моих спутников наградили аналогично. Так что никому из нас не обидно. И мне в том числе. Спасибо и на этом.
А после награждения меня перехватил Джунковский, попросил ничему не удивляться и проследовать за ним. Проследовал. Дурных предчувствий у меня не возникло, наоборот, собрался и подобрался внутри. Потому как почуял, что сейчас для меня будет организована встреча с кем-то влиятельным. Гадать не стал, подходящих кандидатур вокруг хватало, дворец всё-таки. Тут и великий князь, мой якобы благодетель, и вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. Это те, про кого я точно читал когда-то. Кто из них? Вот сейчас и увидим. Великий князь на награждении присутствовал, поэтому явно это не он. Тогда остаётся только одна персона. Решил же не гадать, так ведь никак не получается, волнуюсь. Да и ладно.
Так и вышло. Угадал. Мария Фёдоровна. Теперь бы не опростоволоситься, выбрать правильную линию поведения…
– Признаться, я вас себе представляла несколько иначе, – после моего представления и непродолжительного изучения моей скромной персоны молвила Мария Фёдоровна. – Это правда? То, о чём мне рассказал Владимир Фёдорович?
– Что именно вам рассказал Владимир Фёдорович? – в голове метеором проносится весь наш предыдущий разговор с генералом, сразу же выхватываю ключевые вопросы, тут же определяюсь с ответами на них. Я готов. И последующая за моим уточняющим вопросом коротенькая пауза в разговоре мне как нельзя кстати.
– Генерал, а ведь он не играет сейчас. И не боится нисколько, да он вообще спокоен. Где вы его нашли? – не отворачивая от меня острого взгляда, обратилась к Джунковскому старушка.
Это я её так про себя обозвал. Чтобы эмоциональное напряжение сбросить. А так… Ну, какая из неё старушка? Крепкая сухощавая женщина в самом расцвете сил. Правда, власть и корона наложили свой отпечаток на её лицо, но это если приглядываться. А так вполне даже ничего для своих лет.
Вот только не нравится мне такое. Когда обо мне же говорят так, словно меня здесь нет.
– Ваше…
– Владимир Фёдорович, мы же с вами договаривались, что наедине и среди своих вы меня называете по имени-отчеству, – резко прервала и не дала продолжить Джунковскому фразу Мария Фёдоровна.
Генерал только согласно голову наклонил в ответ.
– Поручик… Или уже штабс-капитан? Это правда? – а это ко мне вопрос. Это меня сейчас о чём-то собирается спрашивать эта непростая даже на первый взгляд женщина.
А я сейчас чётко понял, что она сейчас так шутит, пытается за этой немудрёной шуткой скрыть свою растерянность. Да она же просто не знает, как себя со мной вести и о чём спрашивать! Или знает, но опасается показаться нелепой. Вдруг это всё неправда и розыгрыш? Потому так и разговор строит.
Ладно, терять мне нечего, плохого я про неё ничего не знаю, рискну. И я начал свой рассказ. Сначала повторил то, что на днях Джунковскому рассказывал, а дальше чуть-чуть, буквально самую малость рассказал о возможно предстоящих дальнейших событиях.
А вот потом произошло то, чего я никак не ожидал. Распахнулись входные двери, и вошёл великий князь и мой якобы благодетель.
– Вот вы все где? А я-то вас как раз и ищу.
А сам очень внимательно и цепко в меня вглядывается. Ага, так я и поверил, что ты меня выискивал. Наверняка всё у вас спланировано было. Только вот с какой целью? А что гадать? Сейчас всё и узнаю…
Спустя день
Пару раз прокатился на собранном «Илье» из конца в конец лётного поля, прогревая и проверяя на слух работу моторов, их синхронизацию и тягу. А самое главное внимательно прислушивался к поведению переделанного фюзеляжа. И ещё почему-то постоянно опасался за новые стойки колёс. Казалось, что слабые они, что вот сейчас возьмут и сложатся в самый неподходящий момент. Ну и что, что я уверен был в своей конструкции, всё равно удостовериться в этом на практике не помешает. И вообще, пусть лучше все возможные проблемы вылезут сейчас, когда я на земле нахожусь, чем позже, в воздухе. Поэтому и гоняю на разных режимах моторы, на радость редкой публике и аэродромного народа катаюсь из одного конца поля в другой, даже вот сейчас попробовал на рулении хвост приподнять. Вроде бы как всё нормально, только всё равно неприятно. Опасно. Махина здоровая, потребная длина разбега и пробега значительно больше, чем у моего «Ньюпора» и, тем более, «Фармана», приходится выкатываться за пределы подготовленной для эксплуатации именно подобных маленьких аппаратов площадки. Надо было мне это дело раньше проконтролировать, да как-то упустил я этот момент, прошляпил. Да и не рассчитывал на такую подлянку, думал – раз аэродром, то он уж наверняка должен быть ровным, а тут вот оно как получилось. И ладно бы только колёса у меня были, тогда бы не так переживал, а у меня же вместе с колёсами и поплавки под брюхом имеются. Между нижней точкой колёс и поплавков расстояние маленькое, всего-то сантиметров тридцать – не дай бог какая кочка или бугорок с ямкой большей высоты или глубины попадётся. Вероятность, конечно, маленькая, но вдруг, по тому самому закону подлости возьмёт и попадётся. Откуда-нибудь. Так-то ничего страшного не должно случиться, просто поплавком чиркну, но… Всегда есть какое-нибудь НО! Может возникнуть разворачивающий момент, опять же дополнительная нагрузка на элементы конструкции. Что все эти «но» могут за собой повлечь, одному господу известно. Да и ему вряд ли. Ну не до этаких мелочей небожителю.
Да, так вот, попробовал хвост приподнять, проверил, устойчив ли аппарат, как рулей слушается, не тянет ли его в какую-либо сторону? Эксперимент меня результатами удовлетворил, теперь можно и в небо подняться.
Почему я так перестраховываюсь? Ведь этот самолёт уже довольно-таки много часов налетал и никаких неприятностей экипажу за время лётной эксплуатации не доставил. А потому что мы полностью переделали фюзеляж, стойки колёс, изменили конфигурацию проводки управления – убрали её из-под пола и провели вдоль бортов. Чуть переделали и значительно усилили конструкцию центроплана. Была мысль и сами крылья с более привычным для меня профилем сделать, но под давлением Глебова и в основном Сикорского не стал с этим заморачиваться. На этом самолёте. А вот все новые аппараты уже будут выпускаться с новыми крыльями.
Ох и поспорили мы с изобретателем. От души. Правда, до драки дело не дошло, Глебов помешал, но был один раз такой момент, в самом начале нашего сотрудничества. А потом как-то всё устаканилось, и процесс пошёл. Процесс сотрудничества, благоприятного и полезного для всех в нём участвующих.
А с каким трудом я добился личного участия в испытаниях своего детища, это отдельный разговор. Но крови я себе попортил достаточно. Даже иной раз серьёзно жалел о том недавнем разговоре с Марией Фёдоровной и великим князем. Сидел бы себе на попе ровно, никуда бы не высовывался, зато летал бы в своё полное удовольствие, в боевых действиях участвовал, воюй – не хочу. Сколько, как говорится, душеньке угодно. А теперь приходится любой шаг согласовывать, разрешения выпрашивать, да ещё если и удаётся подобное разрешение получить, так следом столько охраны следует, что все окружающие с недоумением вслед смотрят. А кто это такой идёт?
Обыграли меня тогда влёгкую. Да и не могло быть иначе. Кто я и кто они. У кого опыта в подобных разговорах больше? Само собой, что у них. Мария Фёдоровна женщина умная, и даже очень. Начала ловить меня на нестыковках моего рассказа, тут и Джунковский подключился, затем и великий князь свою посильную лепту внёс. Додавили меня. Пришлось приоткрыть завесу тайны моих успехов. Хорошо ещё, что всего не рассказал, хватило ума и самообладания. Сослался на якобы вселившегося в меня двойника, который время от времени подбрасывает мне кое-какую информацию о грядущих событиях. Нутром чую, что не прокатило такое объяснение, но пока от меня отстали. Наверное, решили паузу взять на обдумывание своих дальнейших действий. Ну и меня намеревались во дворце до той поры придержать. Насилу отбился, отговорился. Но пришлось твёрдое слово давать, что ни в какие опасные для жизни авантюры я лезть не стану. Только после этого отпустили. Но охрану всё равно приставили. Да такая охрана как раз больше всего внимания и привлекает.
Так что пока во дворце думают и о чём-то размышляют, я пользуюсь моментом относительной свободы и испытываю то, что у нас с Игорем Ивановичем получилось. Вон он, с группой инженеров на самом краю поля стоит, у недавно отстроенных ангаров. Там мы и будем новые «Муромцы» выпускать-производить. При содействии великого князя Александра Михайловича все проблемы решились на раз, и про Корпусной аэродром мы забыли как про страшный сон. Теперь основное производство будет здесь, на Комендантском находиться. И я каким-то образом раз и прилепился к этому делу…
Так, впереди конец лётного поля, пора разворачивать эту махину и готовиться к взлёту.
Моторы прогреты, обороты вывожу на максимум и начинаю разбег. Каждая неровность отдаётся в педали и штурвал, даже слышу, как тоненько звенят от нагрузок расчалки крыльев. Само собой, это мне только кажется, потому как все нервы сейчас на пределе. Растёт скорость, удары по стойкам колёс становятся резче, поднимаю хвост. А повезло мне, что ветер немного боковой, всю пыль в сторону сдувает. А то бы разбегался сейчас в сером тумане – напылил-то я во время испытаний изрядно. Правда, приходится рулём направления компенсировать боковой снос, чтобы выдержать линию разбега, но это ерунда. Одно плохо. То, что гул от работающих моторов в кабине стоит такой, что даже шлемофон нисколько от него не спасает. И вибрация… Надо будет кабину вперёд выносить…
Становится легче, выкатываюсь на укатанное поле. Ещё чуть-чуть и на штурвале появляются обратные усилия – наконец-то можно почувствовать самолёт! Отдача в стойки уменьшается, самолёт пару раз зависает в воздухе, касается колёсами земли и окончательно с ней прощается. Придерживаю его, не даю лезть в набор, пусть разгонится. Впереди ни ангаров, ни деревьев, поэтому некоторое время лечу над самой землёй и пытаюсь поймать ощущение слияния с машиной. Пока ничего не выходит. Но аппарат летит ровненько, никуда не кренится, не валится. Моторы тянут ровно, скорость растёт. Проверяю, правильно ли показывает авиагоризонт, высотомер. Чуть-чуть ослабляю усилия на штурвале, и самолёт сразу же начинает карабкаться вверх. А уверенно лезет, настойчиво так, упорно. На высоте порядка пятидесяти метров по прибору прибираю обороты, перевожу машину в горизонтальный полёт. Да, здесь без бортового инженера не обойтись – слишком велики нагрузки на рычагах управления моторами.
Крен влево-вправо, рулей отлично слушается. Не так активно, как на истребителе, запаздывает немного, но это ожидаемо, всё-таки махина для этого времени огромная.
Разворачиваюсь на обратный курс по компасу и проверяю его работу визуально. Пока всё отлично. Ещё чуть-чуть доворачиваю и прохожу точно над ангарами. В нижнем стекле всё отлично видно, по нарисованной на нём черте прекрасно можно выдерживать нужное направление. Вижу внизу на земле задранные к небу головы, кто-то мне даже рукой машет, отворачиваю в сторону от городской окраины и ложусь на расчётный курс. Ну, это я так для красоты говорю, а на самом деле беру примерный курс в точку разворота на посадочную прямую. Для первого полёта достаточно. Сядем, проверим самолёт, если всё в порядке, можно будет ещё разок в небо подняться.
Оглядываюсь через плечо, пусто в кабине. В первый полёт я отправился один. Как ни просился со мной Михаил, а пришлось ему отказать. Нечего рисковать попусту. Всё равно отстреливаться я ни от кого не собираюсь, так что успеет ещё вволю налетаться. А пока я в гордом одиночестве. Нужно же убедиться в работоспособности всего того, что мы за такое короткое время нагородили.
Разворачиваюсь на посадочный курс, вхожу в глиссаду, начинаю снижение в выбранную точку. Самолёт идёт ровно, в воздухе сидит плотно, рулей слушается отлично. Небольшой снос от бокового ветра легко парируется углом доворота. Земля. Выравниваю, убираю снос, ветер приходится парировать креном, но я к этому готов. Штурвал на себя, добор, есть касание.
А вот с посадкой проблемы. При касании слегка задеваю грунт поплавками, их хвостовой частью. И ничего ведь конструктивно не сделаешь. Тут или на воду садиться, или тренироваться больше. Но ничего, для первого полёта на такой технике всё равно результат отличный. И машина хорошая, управляется легко и рулей слушается прекрасно. Усилия, правда, тяжеловаты, непривычны, но от этого никуда не денешься. Просто нужно смириться с этим и привыкнуть к возросшим нагрузкам. На нём, конечно, как на «Ньюпоре», не покрутишься, в каждую дырку не пролезешь, но зато сколько бомб можно увезти. И грузов. Правда, размеры уж больно велики. После моих атак на немецкие корабли они быстро обзавелись средствами противовоздушной обороны, но тут тоже можно что-нибудь придумать…
Мысли проносятся в голове одна за другой, но работать не мешают. Прибираю обороты до минимальных, гул стихает, а вибрация наоборот усиливается, появляется противное дребезжание со всех сторон. Деревянный же аппарат, что так дребезжать может? Тяги? Нужно будет обязательно проверить их надёжность. И крепление.
Нет, в небе было лучше, а на земле сразу же появляется сильная тряска, зубы выбивают чечётку и ничего не получается с ними сделать. Плохо для здоровья, когда амортизаторов нет.
Разворачиваюсь в конце пробега, поднимаю тучу серой пыли. Удираю от пыльного облака – нужно беречь моторы. Как хорошо, что ветерок есть.
Рулю к ангарам, к машине немного привык, руки-ноги сами работают. Даже появляется возможность отвлечься на мгновение и осмотреться, посмотреть, так сказать, по сторонам. На крылья, например. Очень уж они вверх-вниз болтаются, на каждой неровности ходуном ходят. И никакие расчалки от этого не спасают. Нет, всё-таки я прав, нужно переходить на монопланы. С верхним крылом и другим профилем. Моторы? Пока они есть, тяги хватит, даже если два поставить. Немного упадёт грузоподъёмность, зато вырастет скорость и надёжность. И поплавки… Это же совсем не дело. Надо за основу брать корпус, как у Григоровича. Налаживать с ним тесное и плодотворное обоюдное сотрудничество. Отказываться от производства кучи разных самолётов, во многом давно устаревших, даже для этого времени, и переходить на повсеместный выпуск нескольких нормальных моделей. Тогда не будет проблем с комплектующими, с производством и с подготовкой пилотов. Это если коротко. Хватает здесь плюсов, но хватает и минусов. Слишком уж всё разобщённо в империи, каждый своё собственное одеяло на себя тянет, а, главное, нет пока у заводчиков и правительства единой концепции самолётостроения и его применения на практике. Пока нет, но будет. Уже первые намётки появились. Александр Михайлович должен разобраться с тем, что я ему, а точнее им наговорил. Пока взяли пару дней на раздумье. Как раз сегодня этот срок истекает. Посмотрим, к какому решению придут…
О, легки на помине. Вот и знакомый автомобиль показался. Зря. Не нужно таким образом ко мне всеобщее внимание привлекать. Наверняка об этом никто не задумался из моих новых, так сказать, высоких друзей. Друзей ли? Ну… Буду на это надеяться. Вот сейчас и узнаю, прав ли я в своих предположениях…
Глава 5
Выключил зажигание, топливные краны перекрывать не стал, для этого ещё один специально обученный человек необходим, пока обошёлся так. По инерции прокатился немного, а дальше набежал служивый народ, остановил самолёт и развернул носом от ангаров. Поймали меня, так сказать, не дали проскочить мимо. Но без тормозов как-то нехорошо, нужно будет подсказать Игорю Ивановичу, пусть поразмышляет на эту тему, ну и я, само собой, подсуечусь, кое-какие нужные идеи подскажу.
Расстегнул привязные ремни, снял ремни подвесной системы парашюта, выкарабкался из кресла. Из-за бомболюка и систем сброса пришлось полностью переделывать не только грузовой отсек, но и пилотскую кабину, поэтому прежнего пустующего раздолья уже нет. От грузовой кабины отделились перегородкой, а в полу пришлось делать открывающийся наружу люк с лесенкой. Как на известных мне самолётах.
Судя по приехавшему авто, сегодня мне в небо больше не подняться. Завтра? Хотелось бы. Но это не только от меня зависит, а от того, как предстоящий мне очень скоро разговор пройдёт, чем для меня закончится… Да даже от погоды зависит. Это пока стоят отличные солнечные дни, так называемое «бабье лето». А подняться ещё разок в небо нужно обязательно. Чтобы окончательно удостовериться в надёжности самолёта перед предстоящими ему испытаниями…
Спрыгнул вниз, расстегнул кожаную куртку, стянул шлем. Уф-ф. Хоть и короткий полёт, но сил из меня вытянул ужас сколько. Даже не сил, а… Нервов? Да ещё и покрутиться пришлось в кабине, как той пресловутой белке. Одному-то тяжко и пилотировать, и одновременно с моторами управляться. Непродуманная эргономика кабины, всё в разных местах находится. Вот где непочатый край работы… Хорошо, что ещё из той жизни у меня хватает опыта эксплуатации многомоторных машин, а то бы вряд ли справился в одиночку. А брать ещё кого-то в первый полёт не хочется, нечего рисковать людьми.
Короче, подшлемник хоть выжимай. А как иначе-то? Самолёт переделан почти полностью. Кроме крыльев и хвостового оперения. Всё остальное хоть чуть-чуть, а изменилось. Хотя нет, не всё. Поплавки те же остались. Да… Вот и пришлось поволноваться за наше общее с Игорем Ивановичем детище. Но это только начало, и, смею заметить, начало довольно-таки успешное. Дальше последуют новые изменения…
– Не тяните, Сергей Викторович. Как аппарат? – не выдержал моего долгого молчания подошедший Сикорский.
– Отлично, Игорь Иванович, отлично. В воздухе устойчив, управляется хорошо. Да сами попробуйте, – не разочаровываю конструктора и за его спиной в первых рядах встречающего и просто любопытствующего аэродромного народа вижу Глебова. Сразу же успокаиваю его известным во все времена жестом. Сжатым кулаком с оттопыренным к небу большим пальцем. И полковник заметно расслабляется. Тоже переживал за этот пробный вылет. Ему-то, если что, больше всех достанется за все его согласования и подписи.
– Несомненно. Думаете, откажусь? – И Сикорскому откуда-то из-за спины подали лётный шлем. – Да, Сергей Викторович. Тут за вами приехали… Полагаю, сегодняшнее мероприятие лучше перенести на завтра?
Это он про так называемое празднование первого вылета обновлённой модели. Ну, как празднование? Просто собирались посидеть немного в узком кругу, чисто символически пригубить по рюмке чая. Сообразить на троих. Третий – Шидловский, кто же ещё. Переживать-то все переживали за первый пробный полёт переделанной модели «Муромца», но были абсолютно уверены в его благополучном завершении. А знаменитые авиационные приметы и пресловутые суеверия ещё не появились. Кстати, а не стать ли мне их родоначальником? Не взять ли на себя сию почётную миссию?
– Миша, всё отлично. Ты пока займись новеньким, покажи да объясни ему, что тут и как. И вводи его в курс дела, начинай обучать, – буквально на ходу озадачил Лебедева и, улыбаясь в ответ на сыпавшиеся со всех сторон поздравления с успешным вылетом, заторопился к поджидавшему меня автомобилю. А обучать Михаилу предстоит Владимира Владимировича. Маяковский всё же умудрился найти меня на лётном поле следующим днём после той нашей встречи. Как уж он сумел пробраться через охрану, не спрашивал, но вот и ещё одна причина обязательного разговора на эту тему с Джунковским имеется. Потому как смотрю – разговоров много, а выводов после недавнего нападения не сделано. Или, может, и сделано, но видимых изменений вокруг пока нет. Очень долго наверху раскачиваются, а враг не дремлет!
Да, так о Маяковском… С помощью Глебова удалось решить вопрос с его мобилизацией, оформить быстро все необходимые для этого бумаги. Правда, не обошлось и без звонка Владимиру Фёдоровичу. Всё-таки именно его контора наградила поэта отметкой в личном деле о неблагонадёжности. Но, как бы там ни было, форму ему выдали. Приходилось теперь постоянно за вольнопёром приглядывать, контролировать соблюдение правил её ношения. А то ведь так и норовил в первые дни все пуговицы расстегнуть. Так что вопрос благополучно решился, и у нас в экипаже появился ещё один стрелок-наблюдатель. А больше мне его и некуда ставить. Не на инженерную же должность? Можно было, конечно, на какую-нибудь наземную, но тут уж сам поэт воспротивился – в бой рвётся. Пришлось пойти навстречу и согласиться… А взамен потребовать постоянно застёгнутые пуговицы и твёрдую уставную дисциплину. Согласился. Но натура творческая, увлекающаяся, оттого и забывчивая, приходится регулярно напоминать…
Нырнул в обитый кожей салон автомобиля, поприветствовал знакомого по первой поездке адъютанта и откинулся на спинку дивана. Лишь бы всё сейчас получилось! И Джунковский собрал необходимую информацию по производствам и людям, и Мария Фёдоровна с великим князем договорились. Больше всего, конечно, на здравомыслие и железную волю вдовствующей императрицы полагаюсь. Александр Михайлович тут явно на вторых ролях будет. Ладно, гадать не стану, скоро приедем, и лично всё узнаю.
А вообще, интересно всё складывается. Джунковскому я интересен, пока хоть какие-то прогнозы выдаю. Почему-то уверен, что и всё его неприятие Распутина складывается именно из невозможности слышать от того точно такие же прогнозы. Похоже, напрягает генерала именно отсутствие информации, которой, к его досаде, владеют совсем не те люди. Кроме императорской фамилии, само собой. Но к Николаю с вопросами не подкатишь…
И ладно бы люди вокруг Григория были нормальные, за державу радеющие, так ведь нет, в основном всё дрянь никчёмная вокруг суетится, да прожектёры пустые. Будь Распутин к Владимиру Фёдоровичу поближе, думаю, никаких бы проблем ни с тем, ни с другим не случилось бы. Как и этой окружающей «старца» дряни значительно поубавилось бы, если бы вообще не сошло на нет. И ведь, если на холодную голову разобраться, несомненная польза от Григория присутствует. Одно только лечение наследника все возможные грехи списывает. Но это только действительно радеющим за Отчизну людям понятно, а всем остальным, похоже, не очень. Или совсем не понятно. По верхам судят…
Как бы так сделать, чтобы если не подружить, так хоть какое-то взаимно полезное сотрудничество между Джунковским и Распутиным наладить? Это же какое дополнительное влияние на известные персоны получится? Только тихо… О подобном влиянии не то что вслух говорить, даже думать не везде следует… Но попробовать нужно… И предложить. Но потом, позже, если всё как нужно сегодня срастётся…
А великий князь? После нашего более или менее откровенного с моей стороны разговора – нет, полностью откровенничать я не стал, ещё чего не хватало, просто рассказал кое-что о ближайших событиях, которые припомнить сумел, само собой, – многие вещи стали более понятны. Сдаётся мне, великий князь несколько увлечён мистицизмом, хотя успешно это увлечение скрывает. По крайней мере, в тот момент, когда я вещал о возможных событиях, лицо, а особенно взгляд Александра Михайловича становился каким-то детско-восторженным, что ли… Если у них вся семейка такая, с уклоном в эту область, то становится понятно, почему старец Григорий так лихо в ближайшее царское окружение пробился.
Мария Фёдоровна… А вот здесь мне никого играть не нужно. Достаточно оставаться самим собой. Информацию к размышлению и кое-какие сведения я ей успел передать, этого оказалось достаточно, чтобы она мне почти поверила. По крайней мере, мне так в тот момент показалось. Остальное расскажу при первой же возможности. И почему-то уверен, что это будет правильно.
Что из всего этого получится? Посмотрим. Вот сейчас и начнём смотреть…
Приняли меня в Кленовой гостиной. Адъютант проводил до самых дверей и только тогда откланялся. Он же и обозначил это название, постучавшись и приоткрыв мне тяжёлые резные створки.
Вошёл. Осмотрелся первым делом. Несмотря на то, что на улице было ещё тепло, в помещении вовсю горит камин. Неожиданно. Я-то рассчитывал на более скромное помещение, на какой-нибудь рабочий кабинет, а тут такая нарочитая роскошь в обстановке. Однако глаза так и разбегаются по сторонам, слишком тут много всякого интересного и просто красивого. Есть на чём взгляду отдохнуть, за что зацепиться.
– Поднимайтесь, Сергей Викторович, – окликает меня с верхней галереи Джунковский.
На заставляю себя ждать и быстро преодолеваю два пролёта крепкой деревянной лестницы. Наверху притормаживаю, оглядываю присутствующих. Раскланиваюсь с Марией Фёдоровной и Александром Михайловичем и замираю. Жду, что будет дальше. Первые же фразы покажут, как ко мне будут дальше относиться эти непростые люди. И от этого отношения будет зависеть не только моя дальнейшая жизнь и судьба, но и судьба многих и многих людей этой страны. Вот так, не больше и не меньше, что уж мелочиться-то. Дальше просто не хочу загадывать.
– Присаживайтесь, – а это уже Мария Фёдоровна распоряжается на правах хозяйки.
Настороженность усиливает этакое явно обезличенное обращение.
– Поручик Грачёв?
– Так точно! – вылетело из меня. Потому что в этот момент к нам присоединился Игорь Иванович. Заскочил в салон, почти упал рядом, при этом чувствительно навалился на меня боком, да ещё и локтем под рёбра засадил. Вот и выбил из меня это утверждение вместе с набранным в лёгкие воздухом. Я в конце короткой фразы даже закашлялся. Весь бок отбил. Хорошо ещё, что у меня рука почти зажила, и я в этот момент успел её в сторону убрать. Как чувствовал.
А потом мы тронулись. То есть не мы, а машина. Пока ехали, Шидловский тихонько ввёл меня в курс дела. Нападение на аэродром и завод вызвало огромный резонанс в столичном обществе. Утаивать от газетчиков эту информацию, особо важную во время войны, никто не стал, поэтому дело получилось неожиданно громким. Газетчики постарались выдавить из него всё возможное, сыграть на патриотизме читателей с полного одобрения властей. Ну и заработать, само собой, резко увеличив свои тиражи. Теперь вот везут нас на награждение.
– Сергей Викторович, я прекрасно понимаю, что вас награждать необходимо. Вы действительно заслужили, жизнью рисковали. А мы-то тут при чём? Уж вы на нас не обижайтесь, но это была не наша инициатива. Да мы с Игорем Ивановичем, как говорится, обо всём этом ни слухом, ни духом, почти одновременно с вами узнали.
Сикорский с другого боку тихонько поддакивал почему-то оправдывающемуся передо мной Шидловскому. Вот смешные, а то я этого не понимаю. Вот только несколько удивило собственное награждение. Ну не привык я к такому вниманию к моей персоне. Они же, награды эти, как-то всё больше мимо меня пролетают.
Ехали долго, за город. Наконец въехали в Царское Село, а вскоре подъехали и ко дворцу. Я скромно держался позади начальства, не высовывался, но по сторонам поглядывал. Интересно же! Красота-то вокруг какая – лепота!
А само награждение прошло скромненько. Облагодетельствовали долгожданным повышением в звании, обрадовали погонами штабс-капитана. А в довершение за спасение военного имущества, что приравняли к боевым действиям, наградили Станиславом с мечами.
Расстраиваться и печалиться не стал. Подумаешь, низший орден. Но ведь и я не на фронте. Зато с мечами, за боевые якобы действия. А ведь и впрямь – и сам пострелял, и в меня постреляли, даже подранили. И моих спутников наградили аналогично. Так что никому из нас не обидно. И мне в том числе. Спасибо и на этом.
А после награждения меня перехватил Джунковский, попросил ничему не удивляться и проследовать за ним. Проследовал. Дурных предчувствий у меня не возникло, наоборот, собрался и подобрался внутри. Потому как почуял, что сейчас для меня будет организована встреча с кем-то влиятельным. Гадать не стал, подходящих кандидатур вокруг хватало, дворец всё-таки. Тут и великий князь, мой якобы благодетель, и вдовствующая императрица Мария Фёдоровна. Это те, про кого я точно читал когда-то. Кто из них? Вот сейчас и увидим. Великий князь на награждении присутствовал, поэтому явно это не он. Тогда остаётся только одна персона. Решил же не гадать, так ведь никак не получается, волнуюсь. Да и ладно.
Так и вышло. Угадал. Мария Фёдоровна. Теперь бы не опростоволоситься, выбрать правильную линию поведения…
– Признаться, я вас себе представляла несколько иначе, – после моего представления и непродолжительного изучения моей скромной персоны молвила Мария Фёдоровна. – Это правда? То, о чём мне рассказал Владимир Фёдорович?
– Что именно вам рассказал Владимир Фёдорович? – в голове метеором проносится весь наш предыдущий разговор с генералом, сразу же выхватываю ключевые вопросы, тут же определяюсь с ответами на них. Я готов. И последующая за моим уточняющим вопросом коротенькая пауза в разговоре мне как нельзя кстати.
– Генерал, а ведь он не играет сейчас. И не боится нисколько, да он вообще спокоен. Где вы его нашли? – не отворачивая от меня острого взгляда, обратилась к Джунковскому старушка.
Это я её так про себя обозвал. Чтобы эмоциональное напряжение сбросить. А так… Ну, какая из неё старушка? Крепкая сухощавая женщина в самом расцвете сил. Правда, власть и корона наложили свой отпечаток на её лицо, но это если приглядываться. А так вполне даже ничего для своих лет.
Вот только не нравится мне такое. Когда обо мне же говорят так, словно меня здесь нет.
– Ваше…
– Владимир Фёдорович, мы же с вами договаривались, что наедине и среди своих вы меня называете по имени-отчеству, – резко прервала и не дала продолжить Джунковскому фразу Мария Фёдоровна.
Генерал только согласно голову наклонил в ответ.
– Поручик… Или уже штабс-капитан? Это правда? – а это ко мне вопрос. Это меня сейчас о чём-то собирается спрашивать эта непростая даже на первый взгляд женщина.
А я сейчас чётко понял, что она сейчас так шутит, пытается за этой немудрёной шуткой скрыть свою растерянность. Да она же просто не знает, как себя со мной вести и о чём спрашивать! Или знает, но опасается показаться нелепой. Вдруг это всё неправда и розыгрыш? Потому так и разговор строит.
Ладно, терять мне нечего, плохого я про неё ничего не знаю, рискну. И я начал свой рассказ. Сначала повторил то, что на днях Джунковскому рассказывал, а дальше чуть-чуть, буквально самую малость рассказал о возможно предстоящих дальнейших событиях.
А вот потом произошло то, чего я никак не ожидал. Распахнулись входные двери, и вошёл великий князь и мой якобы благодетель.
– Вот вы все где? А я-то вас как раз и ищу.
А сам очень внимательно и цепко в меня вглядывается. Ага, так я и поверил, что ты меня выискивал. Наверняка всё у вас спланировано было. Только вот с какой целью? А что гадать? Сейчас всё и узнаю…
Спустя день
Пару раз прокатился на собранном «Илье» из конца в конец лётного поля, прогревая и проверяя на слух работу моторов, их синхронизацию и тягу. А самое главное внимательно прислушивался к поведению переделанного фюзеляжа. И ещё почему-то постоянно опасался за новые стойки колёс. Казалось, что слабые они, что вот сейчас возьмут и сложатся в самый неподходящий момент. Ну и что, что я уверен был в своей конструкции, всё равно удостовериться в этом на практике не помешает. И вообще, пусть лучше все возможные проблемы вылезут сейчас, когда я на земле нахожусь, чем позже, в воздухе. Поэтому и гоняю на разных режимах моторы, на радость редкой публике и аэродромного народа катаюсь из одного конца поля в другой, даже вот сейчас попробовал на рулении хвост приподнять. Вроде бы как всё нормально, только всё равно неприятно. Опасно. Махина здоровая, потребная длина разбега и пробега значительно больше, чем у моего «Ньюпора» и, тем более, «Фармана», приходится выкатываться за пределы подготовленной для эксплуатации именно подобных маленьких аппаратов площадки. Надо было мне это дело раньше проконтролировать, да как-то упустил я этот момент, прошляпил. Да и не рассчитывал на такую подлянку, думал – раз аэродром, то он уж наверняка должен быть ровным, а тут вот оно как получилось. И ладно бы только колёса у меня были, тогда бы не так переживал, а у меня же вместе с колёсами и поплавки под брюхом имеются. Между нижней точкой колёс и поплавков расстояние маленькое, всего-то сантиметров тридцать – не дай бог какая кочка или бугорок с ямкой большей высоты или глубины попадётся. Вероятность, конечно, маленькая, но вдруг, по тому самому закону подлости возьмёт и попадётся. Откуда-нибудь. Так-то ничего страшного не должно случиться, просто поплавком чиркну, но… Всегда есть какое-нибудь НО! Может возникнуть разворачивающий момент, опять же дополнительная нагрузка на элементы конструкции. Что все эти «но» могут за собой повлечь, одному господу известно. Да и ему вряд ли. Ну не до этаких мелочей небожителю.
Да, так вот, попробовал хвост приподнять, проверил, устойчив ли аппарат, как рулей слушается, не тянет ли его в какую-либо сторону? Эксперимент меня результатами удовлетворил, теперь можно и в небо подняться.
Почему я так перестраховываюсь? Ведь этот самолёт уже довольно-таки много часов налетал и никаких неприятностей экипажу за время лётной эксплуатации не доставил. А потому что мы полностью переделали фюзеляж, стойки колёс, изменили конфигурацию проводки управления – убрали её из-под пола и провели вдоль бортов. Чуть переделали и значительно усилили конструкцию центроплана. Была мысль и сами крылья с более привычным для меня профилем сделать, но под давлением Глебова и в основном Сикорского не стал с этим заморачиваться. На этом самолёте. А вот все новые аппараты уже будут выпускаться с новыми крыльями.
Ох и поспорили мы с изобретателем. От души. Правда, до драки дело не дошло, Глебов помешал, но был один раз такой момент, в самом начале нашего сотрудничества. А потом как-то всё устаканилось, и процесс пошёл. Процесс сотрудничества, благоприятного и полезного для всех в нём участвующих.
А с каким трудом я добился личного участия в испытаниях своего детища, это отдельный разговор. Но крови я себе попортил достаточно. Даже иной раз серьёзно жалел о том недавнем разговоре с Марией Фёдоровной и великим князем. Сидел бы себе на попе ровно, никуда бы не высовывался, зато летал бы в своё полное удовольствие, в боевых действиях участвовал, воюй – не хочу. Сколько, как говорится, душеньке угодно. А теперь приходится любой шаг согласовывать, разрешения выпрашивать, да ещё если и удаётся подобное разрешение получить, так следом столько охраны следует, что все окружающие с недоумением вслед смотрят. А кто это такой идёт?
Обыграли меня тогда влёгкую. Да и не могло быть иначе. Кто я и кто они. У кого опыта в подобных разговорах больше? Само собой, что у них. Мария Фёдоровна женщина умная, и даже очень. Начала ловить меня на нестыковках моего рассказа, тут и Джунковский подключился, затем и великий князь свою посильную лепту внёс. Додавили меня. Пришлось приоткрыть завесу тайны моих успехов. Хорошо ещё, что всего не рассказал, хватило ума и самообладания. Сослался на якобы вселившегося в меня двойника, который время от времени подбрасывает мне кое-какую информацию о грядущих событиях. Нутром чую, что не прокатило такое объяснение, но пока от меня отстали. Наверное, решили паузу взять на обдумывание своих дальнейших действий. Ну и меня намеревались во дворце до той поры придержать. Насилу отбился, отговорился. Но пришлось твёрдое слово давать, что ни в какие опасные для жизни авантюры я лезть не стану. Только после этого отпустили. Но охрану всё равно приставили. Да такая охрана как раз больше всего внимания и привлекает.
Так что пока во дворце думают и о чём-то размышляют, я пользуюсь моментом относительной свободы и испытываю то, что у нас с Игорем Ивановичем получилось. Вон он, с группой инженеров на самом краю поля стоит, у недавно отстроенных ангаров. Там мы и будем новые «Муромцы» выпускать-производить. При содействии великого князя Александра Михайловича все проблемы решились на раз, и про Корпусной аэродром мы забыли как про страшный сон. Теперь основное производство будет здесь, на Комендантском находиться. И я каким-то образом раз и прилепился к этому делу…
Так, впереди конец лётного поля, пора разворачивать эту махину и готовиться к взлёту.
Моторы прогреты, обороты вывожу на максимум и начинаю разбег. Каждая неровность отдаётся в педали и штурвал, даже слышу, как тоненько звенят от нагрузок расчалки крыльев. Само собой, это мне только кажется, потому как все нервы сейчас на пределе. Растёт скорость, удары по стойкам колёс становятся резче, поднимаю хвост. А повезло мне, что ветер немного боковой, всю пыль в сторону сдувает. А то бы разбегался сейчас в сером тумане – напылил-то я во время испытаний изрядно. Правда, приходится рулём направления компенсировать боковой снос, чтобы выдержать линию разбега, но это ерунда. Одно плохо. То, что гул от работающих моторов в кабине стоит такой, что даже шлемофон нисколько от него не спасает. И вибрация… Надо будет кабину вперёд выносить…
Становится легче, выкатываюсь на укатанное поле. Ещё чуть-чуть и на штурвале появляются обратные усилия – наконец-то можно почувствовать самолёт! Отдача в стойки уменьшается, самолёт пару раз зависает в воздухе, касается колёсами земли и окончательно с ней прощается. Придерживаю его, не даю лезть в набор, пусть разгонится. Впереди ни ангаров, ни деревьев, поэтому некоторое время лечу над самой землёй и пытаюсь поймать ощущение слияния с машиной. Пока ничего не выходит. Но аппарат летит ровненько, никуда не кренится, не валится. Моторы тянут ровно, скорость растёт. Проверяю, правильно ли показывает авиагоризонт, высотомер. Чуть-чуть ослабляю усилия на штурвале, и самолёт сразу же начинает карабкаться вверх. А уверенно лезет, настойчиво так, упорно. На высоте порядка пятидесяти метров по прибору прибираю обороты, перевожу машину в горизонтальный полёт. Да, здесь без бортового инженера не обойтись – слишком велики нагрузки на рычагах управления моторами.
Крен влево-вправо, рулей отлично слушается. Не так активно, как на истребителе, запаздывает немного, но это ожидаемо, всё-таки махина для этого времени огромная.
Разворачиваюсь на обратный курс по компасу и проверяю его работу визуально. Пока всё отлично. Ещё чуть-чуть доворачиваю и прохожу точно над ангарами. В нижнем стекле всё отлично видно, по нарисованной на нём черте прекрасно можно выдерживать нужное направление. Вижу внизу на земле задранные к небу головы, кто-то мне даже рукой машет, отворачиваю в сторону от городской окраины и ложусь на расчётный курс. Ну, это я так для красоты говорю, а на самом деле беру примерный курс в точку разворота на посадочную прямую. Для первого полёта достаточно. Сядем, проверим самолёт, если всё в порядке, можно будет ещё разок в небо подняться.
Оглядываюсь через плечо, пусто в кабине. В первый полёт я отправился один. Как ни просился со мной Михаил, а пришлось ему отказать. Нечего рисковать попусту. Всё равно отстреливаться я ни от кого не собираюсь, так что успеет ещё вволю налетаться. А пока я в гордом одиночестве. Нужно же убедиться в работоспособности всего того, что мы за такое короткое время нагородили.
Разворачиваюсь на посадочный курс, вхожу в глиссаду, начинаю снижение в выбранную точку. Самолёт идёт ровно, в воздухе сидит плотно, рулей слушается отлично. Небольшой снос от бокового ветра легко парируется углом доворота. Земля. Выравниваю, убираю снос, ветер приходится парировать креном, но я к этому готов. Штурвал на себя, добор, есть касание.
А вот с посадкой проблемы. При касании слегка задеваю грунт поплавками, их хвостовой частью. И ничего ведь конструктивно не сделаешь. Тут или на воду садиться, или тренироваться больше. Но ничего, для первого полёта на такой технике всё равно результат отличный. И машина хорошая, управляется легко и рулей слушается прекрасно. Усилия, правда, тяжеловаты, непривычны, но от этого никуда не денешься. Просто нужно смириться с этим и привыкнуть к возросшим нагрузкам. На нём, конечно, как на «Ньюпоре», не покрутишься, в каждую дырку не пролезешь, но зато сколько бомб можно увезти. И грузов. Правда, размеры уж больно велики. После моих атак на немецкие корабли они быстро обзавелись средствами противовоздушной обороны, но тут тоже можно что-нибудь придумать…
Мысли проносятся в голове одна за другой, но работать не мешают. Прибираю обороты до минимальных, гул стихает, а вибрация наоборот усиливается, появляется противное дребезжание со всех сторон. Деревянный же аппарат, что так дребезжать может? Тяги? Нужно будет обязательно проверить их надёжность. И крепление.
Нет, в небе было лучше, а на земле сразу же появляется сильная тряска, зубы выбивают чечётку и ничего не получается с ними сделать. Плохо для здоровья, когда амортизаторов нет.
Разворачиваюсь в конце пробега, поднимаю тучу серой пыли. Удираю от пыльного облака – нужно беречь моторы. Как хорошо, что ветерок есть.
Рулю к ангарам, к машине немного привык, руки-ноги сами работают. Даже появляется возможность отвлечься на мгновение и осмотреться, посмотреть, так сказать, по сторонам. На крылья, например. Очень уж они вверх-вниз болтаются, на каждой неровности ходуном ходят. И никакие расчалки от этого не спасают. Нет, всё-таки я прав, нужно переходить на монопланы. С верхним крылом и другим профилем. Моторы? Пока они есть, тяги хватит, даже если два поставить. Немного упадёт грузоподъёмность, зато вырастет скорость и надёжность. И поплавки… Это же совсем не дело. Надо за основу брать корпус, как у Григоровича. Налаживать с ним тесное и плодотворное обоюдное сотрудничество. Отказываться от производства кучи разных самолётов, во многом давно устаревших, даже для этого времени, и переходить на повсеместный выпуск нескольких нормальных моделей. Тогда не будет проблем с комплектующими, с производством и с подготовкой пилотов. Это если коротко. Хватает здесь плюсов, но хватает и минусов. Слишком уж всё разобщённо в империи, каждый своё собственное одеяло на себя тянет, а, главное, нет пока у заводчиков и правительства единой концепции самолётостроения и его применения на практике. Пока нет, но будет. Уже первые намётки появились. Александр Михайлович должен разобраться с тем, что я ему, а точнее им наговорил. Пока взяли пару дней на раздумье. Как раз сегодня этот срок истекает. Посмотрим, к какому решению придут…
О, легки на помине. Вот и знакомый автомобиль показался. Зря. Не нужно таким образом ко мне всеобщее внимание привлекать. Наверняка об этом никто не задумался из моих новых, так сказать, высоких друзей. Друзей ли? Ну… Буду на это надеяться. Вот сейчас и узнаю, прав ли я в своих предположениях…
Глава 5
Выключил зажигание, топливные краны перекрывать не стал, для этого ещё один специально обученный человек необходим, пока обошёлся так. По инерции прокатился немного, а дальше набежал служивый народ, остановил самолёт и развернул носом от ангаров. Поймали меня, так сказать, не дали проскочить мимо. Но без тормозов как-то нехорошо, нужно будет подсказать Игорю Ивановичу, пусть поразмышляет на эту тему, ну и я, само собой, подсуечусь, кое-какие нужные идеи подскажу.
Расстегнул привязные ремни, снял ремни подвесной системы парашюта, выкарабкался из кресла. Из-за бомболюка и систем сброса пришлось полностью переделывать не только грузовой отсек, но и пилотскую кабину, поэтому прежнего пустующего раздолья уже нет. От грузовой кабины отделились перегородкой, а в полу пришлось делать открывающийся наружу люк с лесенкой. Как на известных мне самолётах.
Судя по приехавшему авто, сегодня мне в небо больше не подняться. Завтра? Хотелось бы. Но это не только от меня зависит, а от того, как предстоящий мне очень скоро разговор пройдёт, чем для меня закончится… Да даже от погоды зависит. Это пока стоят отличные солнечные дни, так называемое «бабье лето». А подняться ещё разок в небо нужно обязательно. Чтобы окончательно удостовериться в надёжности самолёта перед предстоящими ему испытаниями…
Спрыгнул вниз, расстегнул кожаную куртку, стянул шлем. Уф-ф. Хоть и короткий полёт, но сил из меня вытянул ужас сколько. Даже не сил, а… Нервов? Да ещё и покрутиться пришлось в кабине, как той пресловутой белке. Одному-то тяжко и пилотировать, и одновременно с моторами управляться. Непродуманная эргономика кабины, всё в разных местах находится. Вот где непочатый край работы… Хорошо, что ещё из той жизни у меня хватает опыта эксплуатации многомоторных машин, а то бы вряд ли справился в одиночку. А брать ещё кого-то в первый полёт не хочется, нечего рисковать людьми.
Короче, подшлемник хоть выжимай. А как иначе-то? Самолёт переделан почти полностью. Кроме крыльев и хвостового оперения. Всё остальное хоть чуть-чуть, а изменилось. Хотя нет, не всё. Поплавки те же остались. Да… Вот и пришлось поволноваться за наше общее с Игорем Ивановичем детище. Но это только начало, и, смею заметить, начало довольно-таки успешное. Дальше последуют новые изменения…
– Не тяните, Сергей Викторович. Как аппарат? – не выдержал моего долгого молчания подошедший Сикорский.
– Отлично, Игорь Иванович, отлично. В воздухе устойчив, управляется хорошо. Да сами попробуйте, – не разочаровываю конструктора и за его спиной в первых рядах встречающего и просто любопытствующего аэродромного народа вижу Глебова. Сразу же успокаиваю его известным во все времена жестом. Сжатым кулаком с оттопыренным к небу большим пальцем. И полковник заметно расслабляется. Тоже переживал за этот пробный вылет. Ему-то, если что, больше всех достанется за все его согласования и подписи.
– Несомненно. Думаете, откажусь? – И Сикорскому откуда-то из-за спины подали лётный шлем. – Да, Сергей Викторович. Тут за вами приехали… Полагаю, сегодняшнее мероприятие лучше перенести на завтра?
Это он про так называемое празднование первого вылета обновлённой модели. Ну, как празднование? Просто собирались посидеть немного в узком кругу, чисто символически пригубить по рюмке чая. Сообразить на троих. Третий – Шидловский, кто же ещё. Переживать-то все переживали за первый пробный полёт переделанной модели «Муромца», но были абсолютно уверены в его благополучном завершении. А знаменитые авиационные приметы и пресловутые суеверия ещё не появились. Кстати, а не стать ли мне их родоначальником? Не взять ли на себя сию почётную миссию?
– Миша, всё отлично. Ты пока займись новеньким, покажи да объясни ему, что тут и как. И вводи его в курс дела, начинай обучать, – буквально на ходу озадачил Лебедева и, улыбаясь в ответ на сыпавшиеся со всех сторон поздравления с успешным вылетом, заторопился к поджидавшему меня автомобилю. А обучать Михаилу предстоит Владимира Владимировича. Маяковский всё же умудрился найти меня на лётном поле следующим днём после той нашей встречи. Как уж он сумел пробраться через охрану, не спрашивал, но вот и ещё одна причина обязательного разговора на эту тему с Джунковским имеется. Потому как смотрю – разговоров много, а выводов после недавнего нападения не сделано. Или, может, и сделано, но видимых изменений вокруг пока нет. Очень долго наверху раскачиваются, а враг не дремлет!
Да, так о Маяковском… С помощью Глебова удалось решить вопрос с его мобилизацией, оформить быстро все необходимые для этого бумаги. Правда, не обошлось и без звонка Владимиру Фёдоровичу. Всё-таки именно его контора наградила поэта отметкой в личном деле о неблагонадёжности. Но, как бы там ни было, форму ему выдали. Приходилось теперь постоянно за вольнопёром приглядывать, контролировать соблюдение правил её ношения. А то ведь так и норовил в первые дни все пуговицы расстегнуть. Так что вопрос благополучно решился, и у нас в экипаже появился ещё один стрелок-наблюдатель. А больше мне его и некуда ставить. Не на инженерную же должность? Можно было, конечно, на какую-нибудь наземную, но тут уж сам поэт воспротивился – в бой рвётся. Пришлось пойти навстречу и согласиться… А взамен потребовать постоянно застёгнутые пуговицы и твёрдую уставную дисциплину. Согласился. Но натура творческая, увлекающаяся, оттого и забывчивая, приходится регулярно напоминать…
Нырнул в обитый кожей салон автомобиля, поприветствовал знакомого по первой поездке адъютанта и откинулся на спинку дивана. Лишь бы всё сейчас получилось! И Джунковский собрал необходимую информацию по производствам и людям, и Мария Фёдоровна с великим князем договорились. Больше всего, конечно, на здравомыслие и железную волю вдовствующей императрицы полагаюсь. Александр Михайлович тут явно на вторых ролях будет. Ладно, гадать не стану, скоро приедем, и лично всё узнаю.
А вообще, интересно всё складывается. Джунковскому я интересен, пока хоть какие-то прогнозы выдаю. Почему-то уверен, что и всё его неприятие Распутина складывается именно из невозможности слышать от того точно такие же прогнозы. Похоже, напрягает генерала именно отсутствие информации, которой, к его досаде, владеют совсем не те люди. Кроме императорской фамилии, само собой. Но к Николаю с вопросами не подкатишь…
И ладно бы люди вокруг Григория были нормальные, за державу радеющие, так ведь нет, в основном всё дрянь никчёмная вокруг суетится, да прожектёры пустые. Будь Распутин к Владимиру Фёдоровичу поближе, думаю, никаких бы проблем ни с тем, ни с другим не случилось бы. Как и этой окружающей «старца» дряни значительно поубавилось бы, если бы вообще не сошло на нет. И ведь, если на холодную голову разобраться, несомненная польза от Григория присутствует. Одно только лечение наследника все возможные грехи списывает. Но это только действительно радеющим за Отчизну людям понятно, а всем остальным, похоже, не очень. Или совсем не понятно. По верхам судят…
Как бы так сделать, чтобы если не подружить, так хоть какое-то взаимно полезное сотрудничество между Джунковским и Распутиным наладить? Это же какое дополнительное влияние на известные персоны получится? Только тихо… О подобном влиянии не то что вслух говорить, даже думать не везде следует… Но попробовать нужно… И предложить. Но потом, позже, если всё как нужно сегодня срастётся…
А великий князь? После нашего более или менее откровенного с моей стороны разговора – нет, полностью откровенничать я не стал, ещё чего не хватало, просто рассказал кое-что о ближайших событиях, которые припомнить сумел, само собой, – многие вещи стали более понятны. Сдаётся мне, великий князь несколько увлечён мистицизмом, хотя успешно это увлечение скрывает. По крайней мере, в тот момент, когда я вещал о возможных событиях, лицо, а особенно взгляд Александра Михайловича становился каким-то детско-восторженным, что ли… Если у них вся семейка такая, с уклоном в эту область, то становится понятно, почему старец Григорий так лихо в ближайшее царское окружение пробился.
Мария Фёдоровна… А вот здесь мне никого играть не нужно. Достаточно оставаться самим собой. Информацию к размышлению и кое-какие сведения я ей успел передать, этого оказалось достаточно, чтобы она мне почти поверила. По крайней мере, мне так в тот момент показалось. Остальное расскажу при первой же возможности. И почему-то уверен, что это будет правильно.
Что из всего этого получится? Посмотрим. Вот сейчас и начнём смотреть…
Приняли меня в Кленовой гостиной. Адъютант проводил до самых дверей и только тогда откланялся. Он же и обозначил это название, постучавшись и приоткрыв мне тяжёлые резные створки.
Вошёл. Осмотрелся первым делом. Несмотря на то, что на улице было ещё тепло, в помещении вовсю горит камин. Неожиданно. Я-то рассчитывал на более скромное помещение, на какой-нибудь рабочий кабинет, а тут такая нарочитая роскошь в обстановке. Однако глаза так и разбегаются по сторонам, слишком тут много всякого интересного и просто красивого. Есть на чём взгляду отдохнуть, за что зацепиться.
– Поднимайтесь, Сергей Викторович, – окликает меня с верхней галереи Джунковский.
На заставляю себя ждать и быстро преодолеваю два пролёта крепкой деревянной лестницы. Наверху притормаживаю, оглядываю присутствующих. Раскланиваюсь с Марией Фёдоровной и Александром Михайловичем и замираю. Жду, что будет дальше. Первые же фразы покажут, как ко мне будут дальше относиться эти непростые люди. И от этого отношения будет зависеть не только моя дальнейшая жизнь и судьба, но и судьба многих и многих людей этой страны. Вот так, не больше и не меньше, что уж мелочиться-то. Дальше просто не хочу загадывать.
– Присаживайтесь, – а это уже Мария Фёдоровна распоряжается на правах хозяйки.
Настороженность усиливает этакое явно обезличенное обращение.