Мы вернемся!
Часть 5 из 27 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Всё, Фёдор с Василием сработали нормально, — понял Лёшка. — А вот теперь и наша очередь с Куртом!»
Алексей, огибая кучу валежника, уже было хотел взять левее и затем вылезти на открытое место, как вдруг его резко дёрнули сзади за ногу. Он приник к земле и, обернувшись, посмотрел на напарника.
— Прижмись, сюда караульный идёт, — прошептал Курт. Действительно, сопя и вздыхая, к куче с дровами приближался «их», второй, часовой.
«Нужно резать сейчас, — решил Егоров, приподнимаясь с земли. — Потом, когда он будет с дровами на плече или с охапкой их в руках, мы тут такой тарарам устроим! Да и времени тянуть с нападением нет, вот-вот уже сюда остальные лодки подойдут!»
Всё получилось очень быстро, турок вышел за пределы освещения от ближайшего костра, и его глаза даже не смогли различить в размытом тёмном силуэте у кучи валежника человека. Хэть! Хэть! Лёшка резко выдохнул, посылая оба швырковых ножа в цель. Турок словно бы споткнулся и мешком бесшумно рухнул на землю.
Вокруг всё было тихо. Ночной лагерь продолжал спокойно спать. Не отходя от кучи валежника, Егоров приподнялся и несколько раз махнул рукой. Ну а вот теперь дело уже за плутонгом! Недалеко, откуда-то из-за ближних кустов, раздалось уханье совы, и к Егорову подполз барабанщик Лёнька с вестовым.
— Ваше, господин поручик, — и он протянул командиру его штуцер с саблей и подсумками. — А Афонька вон Куртово оружие притащил. У Трифона всё готово, вот-вот они уже начнут.
Наверное, колоть и резать людей во сне или же спросонья было делом неблагородным, в «просвещённый» двадцать первый век на старшего лейтенанта Егорова, возможно, и нашлись бы те, кто его за это бы осудил. Правда, были бы они точно не из среды тех, кто привык рисковать своей жизнью и кто терял уже на войне друзей. В век поручика русской императорской армии Егорова из темноты вдруг выскочило кольцо егерей с ружьями наперевес, и с горящими на острие штыков отблесками пламени солдаты ринулись к кострам.
— А-а-а! — раздался истошный визг и рёв, там слышались глухие удары, хруст и крики боли. Не прошло и минуты, а над лагерем уже нависла тишина.
— Всё, вашбродь, покончили с туркой, — доложился Трифон, вытирая каким-то лоскутом кровь со своего штыка-кортика. — Двоих там живыми взяли, всё как вы и приказывали. Правда, ребятки их сгоряча тоже маненько там помяли. Но петь они теперяча как птички будут. Испуганные потому как очень!
— Как же не испужаться, когда посередь ночи вот такая орава со штыками накинулась, — проворчал Карпыч. — Всё, Андреянов, пленные они теперяча, не можно их смерти али мучительству предавать, а то безоружных мять они больно горазды! Понравилося!
— Да нет, дядь Вань, я ведь караул к ним приставил, чтобы без глупостей. Это ж в самую первую минуту новенькие, када были в азарте, разошлись, — оправдывался Трифон. — Не успели они пока к крови да к смертушке привыкнуть. Наглядятся ещё, умаются, спокойнее потом станут.
Двое пленных были действительно «помяты»: у обоих наливались синяки под глазами, у одного из носа бежала обильно кровь. Сидели они спина к спине на земле, а подле них стоял караул со штыками на ружьях. Вид у обоих турок был испуганный.
— Ну что же, по горячему и допрашивать их будет легче, — решил Егоров и крикнул вестовому Афоньке: — Быстро сюда воды принеси! — Сам же присел на подставленный чурбак. — Rus müfrezesinin komutanıyım. Bunların hepsi benim insanlarım![1] — и Алексей указал рукой на снующих по всей впадине солдат. — Эти воины — егеря, у вас их зовут «зелёные шайтаны»? Правильно? Вы поняли, что я вам сказал? Отвечайте!
— Да, господин! — затараторили оба пленных. — Смилуйтесь, не убивайте нас, мы не сделали русским ничего плохого! Мы ведь даже не успели поучаствовать в боях. Нас вот только две недели назад пригнали сюда из Варны, а туда доставили кораблями из Египта.
— О как! — удивился Егоров. — Афанасий, дай-ка пленным воды, пусть они немного в себя придут!
Вестовой развязал горловину на кожаном мешке и подал его самому бойкому. Пока тот жадно пил, второй турок, вздрагивая, вглядывался расширенными от страха глазами в то, как егеря сноровисто стаскивают в одно место его убитых сослуживцев.
— Будете говорить правду — останетесь живы! — продолжил допрос Егоров. — Вас перевезут как пленных за реку, станете потом земляные укрепления строить, а спать и есть в тепле будете. Не начнёте бунтовать — значит, останетесь живы и вернётесь после окончания войны к своим семьям. А многие из тех османских воинов, кто сейчас пока что на своих конях скачет, полягут в будущих битвах. Так что вам ещё крупно повезло, что вы попали сейчас в плен и что можете быть полезны русскому командованию. А теперь отвечайте на мои вопросы! Кто вы и как вас звать?! В каком отряде служили, и как звали вашего командира?! Сколько воинов в вашем отряде, где и какие вы видели вообще турецкие отряды, после того как вас высадили в Варне?!
Пленные начали наперегонки и перебивая друг друга тараторить этому страшному русскому с ружьём, задающему вопросы на таком хорошем турецком:
— Да, господин, нам очень, очень хочется быть полезными русскому командованию. Меня зовут Фатих, а это Бурак. Мы уже три года не видели свои семьи, с тех пор как наш алай перевели из благословенной Антальи в Египет на усмирение мамлюков. Там было тепло и сытно, а местные глаза не смели поднять на воинов султана. Но месяц назад нам приказали грузиться на большие корабли и отправили по морю в эту северную Румелию.
Высадившись в Варне и немного отдохнув от морской качки, они отправились к границе с Валахией, где и узнали, что с русскими опять началась война. Здесь им очень плохо, каждый местный смотрит волком, и к нему даже спиной поворачиваться страшно.
— А какой тут холод и какая дрянная пища! — причитал Фатих. — А начальство в тёплых домах сидеть не даёт, постоянно выгоняет нас на объезды этой огромной реки.
— И фураж тут худой, наши кони на нём истощали, — вторил ему Бурак.
— Так, расскажите-ка, где стоит ваш алай и какие ещё войска султана вы видели по дороге сюда и пока объезжали здесь реку, — Егоров перебил пленных, направив их рассказ в нужное ему русло.
* * *
Основной состав роты высаживался волной на берег. Цепь егерей выскочила на обрыв и, пробегая мимо выбитой турецкой стоянки, проследовала дальше, занимая плацдарм. Через несколько минут показались на реке и лодки орловцев. Майор Шипилов с интересом оглядывал место недавнего побоища.
— Сколько их тут было всего, Егоров?
— Двадцать пять, Ваше высокоблагородие. Двадцать три трупа, и ещё двое пленных, — доложился поручик. — При них штатное оружие, но оно так себе, — покачал он головой, — никакое. А вот три десятка коней очень даже неплохие. У меня есть люди, кто в этом разбирается.
— Кони — это хорошо, — кивнул Шипилов. — Можно будет на них запорожцев посадить. Для казаков конь — радость, а у нас хоть какая-то кавалерия будет, чтобы тот же дозор вести и связь между командами держать. Никто, надеюсь, не ушёл из стоянки, когда вы её брали?
— Никак нет! — покачал головой Егоров. — По-тихому у нас всё получилось. И мы там этих двух пленных допросили, пока ещё было время. Есть кое-что интересное в их рассказе. По дальним местоположениям османских войск я донесение в штаб самолично отправлю, а вот по близким — это уже вам решение, как командирам нашего поиска, принимать.
— Однако лихо тут у вас, Егоров, в особой роте, — покачал головой майор. — Неужто и толмачи в ней хорошие есть?
— Так точно, Ваше высокоблагородие, понимают у меня по-басурмански некоторые, нам ведь в нашей службе это очень порою бывает нужно, — ответил Алексей. — Из рассказа пленных нам стало известно, что чуть ниже по течению, в паре вёрст отсюда, у места традиционной переправы турки нарыли за этот год земляные укрепления-шанцы. В них расположили несколько пушек, которые, как они утверждают, глядят в основном на реку и на фланги. В тыл, с их слов, было выставлено всего лишь одно орудие, но они могут и ошибаться, хорошо-то они там не присматривались. Из гарнизона на этих шанцах сотен пять пехоты из азабов. Войско из ополчения, по их словам, вооружено очень плохо, да и службу они свою несут спустя рукава, даже сами сипахи, прибывшие сюда из Египта, это заметили. Вообще, все здесь ждут подхода боевых частей из глубины османских земель. Сейчас здесь в основном войска не первой свежести и набранные в ближайших провинциях. Так, далее по существу, — продолжил свой доклад Егоров. — Недалеко, верстах в десяти вверх по течению, в деревне Еникюй стоит весь алай этих пленных сипахов под началом Мустафы-паши. В нём около тысячи всадников, гарнизон из пары сотен пехоты, ну и ещё сотни две иррегулярной кавалерии из татар. По словам пленных, пушек в деревне нет, караулов немного, потому как никто вообще не ждёт нападения от русских из-за холодной и огромной реки. Ну и так есть ещё пара-тройка сёл неподалёку, но там в каждом по десятку-другому турок стоит, и больших гарнизонов в них нет. Зато в Гуробале, а это в двух десятках вёрст отсюда, их там несколько тысяч, и кого там, по словам пленных, только нет!
Шипилов внимательно дослушал рассказ и после небольшой паузы принял решение:
— Пока не подошли две другие наши поисковые партии, думаю, что самое правильное было бы выбить турок из шанцев. Если мы затянем с этим, то потом выковыривать их из-за укреплений будет очень непросто, даже азабы могут большой крови отрядам стоить. Ты как, поручик, «по своим делам» уходишь или пока ещё с нами?
Лёшка вгляделся в глаза майора и улыбнулся.
— С вами, Алексей Сергеевич. Вот с этих шанцев турок выбьем, а потом уже «по своим делам» прогуляемся.
— Добро, — усмехнулся штаб-офицер. — Тогда можете выдвигаться. Обложите эти укрепления, рассмотрите всё там, что удастся, а я, как с подполковником, бароном Ферзеном, всё здесь согласую, сразу же подтянусь к вам со всей своей партией.
— Хорошо, Ваше высокоблагородие, — кивнул Лёшка. — Тогда мы вам оставим одного пленного для подполковника, а одного с собой забираем. Они оба уже согласились нам помочь в обмен на жизнь и на хорошие условия содержания в плену. С ними и на Еникюй, и к шанцам будет проще выйти.
Фатих вывел роту прямо к тыловой части земляных укреплений. На небе светила луна, и их можно было хорошо разглядеть с тех трёх сотен шагов, где расположились в буковой роще егеря.
Полевые укрепления были устроены достаточно просто. Состояли они из большого квадрата земляных валов в три аршина высотой и длиной сторон в три сотни шагов каждая. Перед валами был широкий, но неглубокий ровик, а перед ним под углом в землю были воткнуты рогатки и заострённые колья. Коннице такие укрепления были явно не по зубам, да и атакующую пехоту они вполне могли перед валами задержать. А в это время с валов будут бить стрелки, укрытые за ивовыми плетнями и за набитыми камнями и землёй корзинами. Ну и пушки ещё подбавят, конечно же, огоньку с картечью.
В том, что они, эти пушки, там есть, Лёшка не сомневался, просто их амбразуры были пока закрыты, но показаниям пленных верить было можно, ведь «пели» они искренне и с большим вдохновением. Тем не менее возле Фатиха всё время стоял угрюмый Яша. Вид этого здоровяка с косым шрамом через всё лицо и блеск его обнаженного тесака постоянного напоминали турку обещание русского командира, что стоит ему только крикнуть или же неосторожно себя повести, как вот этот самый злой зелёный шайтан ему тут же «секир башка» сделает.
— Вот с этой стороны дорога на Силистрию идёт, и на ней сразу же несколько пушек на неё с валов смотрят, прикрывая въезд в ворота. Я их хорошо разглядел, когда мы туда с дозором заходили, — рассказывал пленный. — Вон там тоже пушки есть, они на реку смотрят, и с этой стороны я тоже их пару видел. А вот про эту южную сторону я ничего не знаю, она ведь тыловая, и, как мне кажется, там постов азабов менее всего было.
— Так и есть, вашбродь, — подтвердил Лужин. — Мы почти что до самых рогаток там доползли, по этой стороне только два поста стоят, и на самих валах костры жгут. Светят-то они неплохо, но прежде всего себя и ослепляют. В самом центре всей стороны вала как раз таки самое тёмное место и будет.
— Ладно, тогда делаем так, — принял решение Егоров. — Дожидаемся майора с орловцами. Как только они прибудут, предложим расставить по полусотне солдат с каждой из сторон. С южной пусть оставляет целую сотню. Сами мы как можно ближе подходим к валу с этой самой южной стороны, выбиваем на нём караулы и закидываем уже с него гренадами лагерь. В это самое время майор со своей гренадерской ротой врывается в лагерь и вытесняет турок в сторону реки. Думаю, они попробуют в разные стороны разбежаться, вот тут и нужны будут те полусотни, которые мы по всем сторонам выставим. Встретят они их там штыками и огоньком.
* * *
Время уже перевалило за вторую половину ночи. У турок только что сменились караулы, и две их свежие пятёрки на валу подбросили дрова в костры.
— Иш как распалили! Небось, весь лес в округе перевели, недаром роща такая худая, — проворчал вполголоса Карпыч, поправляя ветошь на своём штуцере. — Проверь-ка обмотку, Афонька, не дай Бог твоё ружжо какой блик даст, сразу же тогда турку всполошим!
Молоденький вестовой засуетился, поправляя тряпицу, а Лёшка чуть приподнялся над землёй. Большая сотня егерей распласталась неровными рядами на земле, на самом подходе к валу. Первые рогатки были от них уже в каких-то двух десятках шагов. Вот яркость пламени в кострах немного упала, ещё немного — и наверняка караульные будут подкидывать в них новые дрова.
Пора… Лёшка привстал на колени и махнул рукой. Сто двадцать тёмных фигур разом поднялись и, согнувшись, побежали вперёд. Десять, пятнадцать, двадцать шагов бега, и вот они, первые рогатки, заострённые колья и просто какие-то вбитые в землю палки. «Как хорошо, что в этом веке нет колючей проволоки-путанки или тех же сигнальных или обычных мин», — подумал Егоров, подныривая перед заострённой рогатиной.
В острых рядах препятствий были свои разрывы и места для прохода, именно в них-то и устремились сейчас егеря.
Дун! Дун! У кого-то ударилось о дерево ружьё или ножны сабли.
— Hey, bu gürültü ne?[2] — раздался окрик с вала. И тут же донеслись многочисленные возгласы:
— Тревога, тревога! Русские на валы идут!
«Бах! Бах!» — хлопнули два первых выстрела. Ну, всё, понеслось! Алексей прицелился и, выдохнув, плавно выжал спусковой крючок. Бах! Сноп яркого пламени от сгоревшего пороха на мгновение его ослепил. Бах! Бах! Бах! Раздались десятки выстрелов от атакующей цепи, выбивая хорошо освещённые кострами фигурки.
— Ура! — он громко заорал, выскакивая одним из первых на земляной вал.
— Ура-а-а! — нёсся сзади рёв сотен голосов егерей и гренадёрской сотни. Перед поручиком внизу был лагерь с сереющими рядами палаток, шатров и десятками костров. Там уже метались фигурки людей, слышался шум и панические крики.
— Гренадами бей! — отдал он команду, сам поджигая фитиль на своём метательном снаряде. — На! — Чугунный шарик сверху улетел шагов за тридцать. «Бабах!» — грохнул первый разрыв, разнося на пару десятков шагов мелкие осколки, обрезь и дробины. «Бабах! Бабах! Бабах!» — стена разрывов встала перед южным валом и разметала дежурную полусотню абазов, устремившуюся на шум.
— Быстрым зарядом бей! — поручик отдал новую команду, сам заряжая свой штуцер.
Вколачивать в нарезы пулю нужды уже не было, тут до противоположной-то северной стороны валов было чуть больше двухсот шагов, так что вполне себе даже подойдёт и «быстрая» пуля. Лёшка обернул её, с такой характерной выемкой в виде свинцовой юбочки, патронной бумагой и с натугой протолкнул к пороховому заряду шомполом до самого упора.
Ну вот, тридцать, от силы сорок секунд — и уже можно снова стрелять! Он выбрал одну из мечущихся внизу фигурок и спустил курок. «Бах!» — тяжёлая пуля штуцера отбросила на землю уже мёртвое тело турка.
— Ура-а!! — На вал из-за спин егерей забиралась гренадерская сотня.
— Вперёд, братцы! — проорал Шипилов и, размахивая обнажённой шпагой, бросился с орловцами вниз, в лагерь. Гренадёры, здоровенные пехотинцы с примкнутыми к фузеям штыками, с рёвом неслись вперёд, сметая небольшие группки сопротивляющихся. А с валов всё слышалось: «Бах! Бах! Бах!» — это их поддерживали огнём егеря.
— Рота, надеть штыки! — выкрикнул новую команду поручик и сам защёлкнул свой кортик на штуцере. Бить пулей теперь было опасно, в сумятице ближнего боя можно было запросто попасть и по-своему. — В атаку, ура-а!
— Ура-а! — заревели егеря и понеслись вслед за орловцами.
Организованного сопротивления азабы оказать не смогли, их дежурную полусотню, брошенную на шум, разметало уже разрывами гренад. Остальные, выдернутые грохотом боя из спокойного сна, в панике бросились прочь от разящих их пуль и от штыков орловцев в противоположную, казавшуюся безопасной, северную сторону. Но там их тоже ждали пули и штыки боковых заслонных полусотен. Путь был один — в Дунай, или же сдаваться на милость этих страшных русских. Около полутора сотен турок выбрали плен, остальные четыре были убиты или же утонули в ледяной воде.
* * *
— Всё, Ваше высокоблагородие, теперь мы уже по своим делам побежали. Совсем скоро уже рассветет. — Поручик вгляделся в сереющий с востока краешек ночного неба. — Мы вам двух наших раненых оставим, вы уж приглядите за ними, хорошо, Алексей Сергеевич? Раны-то у них пустяшные, но в нашем деле они нас всех тормозить будут.