На крыльях

– Глупости. Хватит пить, – вырвал у него из рук бутылку Арин. – Вставай и пойдем.

– Сам иди, – отмахнулся Тропинин и рывком взъерошил выбеленные волосы, закрыв лицо руками. Длинные пальцы его, на которые были нанизаны перстни, слегка подрагивали.

Нет, естественно, в серых глазах Антона не было слез, но выражение их было таким, что Арину стало не по себе. В этих глазах не было боли или отчаяния, что-то другое пряталось за ресницами. Но вот что?

Злость?

Ярость?

Ненависть?

Наверное, так. Только к кому?

И когда пьяный Антон упал на спину, Арин понял, что к самому себе.

Но что он мог сделать? Арин сам искал утешение в музыке, и бас-гитара заменила ему любимого человека.

Приехавшие вскоре Келла и Рэн помогли ему дотащить старого друга до дома, и когда ребята уходили с крыши, закат играл над ними в полную свою силу, алыми всполохами жаля перистые тонкие облака.

Ак полудню их всех ждали странные новости.

Андрей сообщил, что все-таки нашел продюсера для НК – не Кезона, а некого бизнесмена, который хотел вложить деньги в развитие музыки. Он готов был дать уже сейчас крупную сумму.

Парни согласились единогласно.

И дальше все завертелось само собой, словно и не было того неприятного инцидента. Репетиции, запись песен, ротации, выступления, клипы, грамотный пиар, поклонники…

С бизнесменом – он просил называть его меценатом – музыканты виделись нечасто: когда заключали договор и еще несколько раз. В остальное время работали с менеджером и исполнительным продюсером, который отвечал не за финансы, а за, собственно, музыку. Да и вообще команда у НК была большая и грамотно составленная, в том числе, и для продвижения их в массы. Чего стоит только то, что в этом мае парни должны были выступать на одном из самых известных и многочисленных фестивалей в США. Как они туда попали, для самих музыкантов оставалось почти загадкой, однако то, что это стало для НК отличной рекламой, было фактом. Их известность росла уже не только в Европе, но и за ее пределами.

О том, что Кезон из «Красных Лордов», которых Кей уважал, и песня которых стала для него началом новой жизни, парень старался не вспоминать – да и некогда было. Музыка, игры, самокопания – для воспоминаний оставалось мало места.

Однако для него было большим сюрпризом, что Лорд до сих пор помнит ту их старую, почти детскую стычку. И пытается отомстить.

Через его Катю.

Через, мать его, Катю!

Через нее он хочет его покусать!

Этого Тропинин не собирался терпеть.





* * *


Антон смотрел на Кезона удивленно и почти с жалостью, не понимая, что тот несет, однако того такой взгляд не смущал.

– Как ты думаешь, чувак, почему вы стали такими популярными? – продолжал Кирилл глумливо и сам же ответил:

– Не потому, что вы – таланты, бриллианты в куче навоза современной музыки. И не потому, что в вас вкладывали огромные бабки. – Он сделал эффектную паузу. – Потому что вашим корабликом рулил я.

– Что ты несешь? – нетерпеливо спросил Антон. Его рука, сжатая в кулак, подрагивала. Он был не против повторить тот свой удар многолетней давности. Разбил бы этому ублюдку все лицо в кровь.

– Истину, мой маленький вспыльчивый друг, только истину, – отвечал темноволосый музыкант. – Я тебе сейчас скажу одну вещь, но ты не плачь. О’кей? На самом деле я вас не бросил. Я взялся за вас, несмотря на твое поведение. Просто не хотел, чтобы вы знали, кто стоит у руля, – подмигнул он напрягшемуся Антону.

– Бред.

– Реальность, – улыбнулся ослепительно Кирилл. – Я попросил Андрея не говорить, что решил взяться за вашу команду. Попросил дезинформировать моих ребяток. И даже нанял человека, который играл роль мецената.

Это было ударом. И не по лицу – по сердцу. По душе.

– Зачем? – прямо спросил Тропинин, чувствуя, что Кезон не врет.

Врать о таком – глупо. А если и врет, то он все равно узнает.

– А ты как думаешь? – изучающее, вприщур взглянул на него Лорд.

Издевательская улыбка исчезла с его лица. Ее будто волной смыло, как нарисованный пальцем смайл с золотого песка.

– Ну же? – подбодрил его Кезон. Антон молчал.


За шелухой всех его слов скрывалось что-то иное. Странное.

Вызывающее желание позабавиться? Страсть к розыгрышам? Или к унижениям?

Что?

– Ну же, – вновь шепотом подбодрил его Кезон.

И Антон вдруг понял, что с ним играют. И ему это очень не нравилось.

Он сам часто забавлялся с людьми, как с красивыми податливыми куклами, не особенно заботясь о том, что чувствуют они. И это было сродни болезни, запрещенному плоду, вкушая который, Антон чувствовал себя на время легче.

Нет, он не пытался самоутвердиться. Он лишь хотел отыскать свое «я» среди бесконечного коридора с зеркалами, отражающимися друг в друге.

Он хотел быть нужным.

А что хотел Кезон, играя с ним?

Катю?

Или что-то иное?

Антон не понимал.

Кирилл смотрел на него почти с надеждой: «Ну, давай же, догадайся. Пойми. Ты же умный», – читалось в его глазах.

Это была не месть: это оказалось бы слишком глупым даже для Кирилла, который иногда забывался.

Напротив, тогда, в том клубе он сам специально толкнул Антона. Хотел посмотреть его реакцию.

И приехал он тоже – специально, потому что знал, что Тропинин стал заниматься музыкой.

Это было не желание стать учителем или наставником – на людей Киру было, в принципе, плевать. И ничего гениального в музыкантах он тогда не увидел – да, старательные, да, техничные, да, с изюминкой – но им еще работать и работать. Он вообще не верил, что начинающие группы могут поразить чем-то необыкновенным, особенно таких, как он – искушенных. Можно быть тысячу раз талантливым, но без должной работы и упорства кануть в лету безвестным.

«Ты ведь понимаешь меня?» – спрашивали карие глаза, хотя точно знали ответ – Антон не понимает. И не помнит его. Одну из встреч.





* * *


Все началось с наивной детской мечты. Найти отца.

Тогда, с первой попытки у него ничего не получилось. И он на время забыл об этом.

Не то чтобы Кирилл чувствовал себя одиноким – его никогда не обделяли вниманием девушки, да и друзья у него были отличные, однако все же изнутри его грызло неприятное чувство сиротливости, особо остро ощущаемое по праздникам. Он не чувствовал себя сопричастным какой-либо семье или клану, не ощущал поддержки со стороны людей, в жилах которых текла такая же кровь, как у него, не испытывал ни к кому, за исключением друзей, глубокой эмоциональной привязанности.

Кирилл не встречал таких, как он, и в глубине души осознавал, что это неправильно – быть одному.

Много лет ему снился один и тот же сон: нестрашный, но похожий на дурман. В этом сне он чувствовал себя цветком, единственным на всей крохотной планетке, который замер, вцепившись корнями в землю. И небо над ним было черное и в подтеках.

Может быть, такой сон снился ему потому, что любимой книгой Кирилла с детства был «Маленький принц» Экзюпери. А может, потому что в нем всегда жило одиночество.

Нет, парень не поддавался отчаянию и не жалел себя, напротив, Кирилл, взявший себе звучный псевдоним Кезон – от латинского имени Kaeso, жил полной жизнью, обретя, как считал, настоящую свободу. Только вот мать так и не узнала, что у него все получилось. Что он стал заниматься тем, чем мечтал. И заниматься успешно, черт возьми!

Но мертвые не услышат живых – и Кирилл это отлично понимал.

Живых слышат только живые, и однажды, когда у него появились деньги, он снова решил найти родного отца.

Да, первая попытка не увенчалась успехом, подарив лишь мимолетную встречу с Катей и отобрав гитару. Зато вторая, спустя год, была удачной. Его отца все-таки нашли.

Когда-то давно они даже виделись – в далеком детстве, когда Киру было лет десять или чуть больше. Только отец не понял, что он – его сын. А сам Кирилл не сохранил в голове его лица. Помнил только, что тот был большим и казался сильным.

Мать тогда привезла его в соседний город к родственникам и повела в парк. Купила сахарную вату – иногда Кириллу казалось, что он до сих пор помнит ее приторный клубничный вкус и липкие пальцы, покатала на аттракционах и сводила в комнату страха. А когда они уже направлялись по аллее к выходу, держась за руки, то встретили мужчину со светловолосым мальчиком, который был на несколько лет младше Кирилла.

Мужчина увидел мать и подошел к ней, а та побледнела, и пальцы ее сильнее впились в ладонь сына.

– Давно не виделись, – сказал мужчина с улыбкой, вполне искренней. – Замужем? Сын? – кивнул он на ребенка с ватой в руках.

– Да, – твердо отвечала его мама. – А это твой… сын? – посмотрела она на маленького мальчика, который был спокоен как удав, созерцая леденец на палочке. Мама Кириллу такие никогда не покупала, считая, что они вредные и сделаны в антисанитарных условиях. Даже на вату согласилась с трудом.

– Мой, – с улыбкой потрепал ребенка по светлым волосам мужчина.