На крыльях

– По его группе у нас весь класс тащится, – вставил и свои пять копеек Сергей.

Марина Сергеевна только слабо улыбнулась и пригубила вино. Ирка попыталась ее разболтать, и вскоре за столом завязался непринужденный разговор. А Таня и Нина, сказав, что им надо в туалет, пошли подслушивать – первая очень переживала за старшего брата, второй было интересно.

Отец и сын Строгановы-Софьины стояли неподалеку от ресторанчика. Оба курили, что Таню поразило. И разговаривали тихо.

– Извини, отец, что я не говорил правды, – с трудом услышали Таня и Нина, прячущиеся за микроавтобусом. – Не хотел вас огорчить. Но за остальное извиняться не намерен. Это моя жизнь, и я буду делать то, что хочу.

– Ты понимаешь, что ты сделал? – спрашивал Александр Михайлович. – Ты просто плюнул на нас с матерью. И растер. Рок-звездой себя считаешь?

– Я считаю себя музыкантом, – терпеливо объяснял Келла. – Я счастлив. Занимаюсь любимым делом. Путешествую. Общаюсь. Зарабатываю деньги. Я встретил любимую девушку и женюсь на ней. Этого мало?

Услышав это, Нина вдруг ощутила легкое покалывание в висках. Слышать такие слова – такие простые и искренние одновременно, было необычно. Она почувствовала, как на губах ее против воли появляется улыбка.

Ее вдруг накрыло – не нежность, не желание, не страсть, а осознание. Осознание того, что ее любят. По-настоящему, не из-за денег или красоты, а зная, какая она на самом деле – грубая, злая, нервная, бескомпромиссная, мстительная. Любят и принимают со всеми внутренними демонами. И даже умеют их усмирять – на время.

– Брат тебя очень любит, – шепнула ей Таня. – Поверь.

И Нина поверила.

– Чего ты хотел? Чтобы я был офицером, делал то, что ненавидел, зато продолжал семейную традицию? – спрашивал Келла. – Это не то, что я хотел и хочу, отец.

– Да не об этом речь. Не об этом! А о твоем отношении к родителям!

– А что бы ты хотел услышать тогда? Чтобы я позвонил и сказал: «Па, я не поступил, зато устроился грузчиком и играю с пацанами в переходе на гитаре?» – спросил Келла.

– Хотя бы так! Почему годы спустя я узнаю, что мой сын бедствовал, а я, его отец, даже не мог ему помочь? Ты понимаешь, что я чувствую?

– Понимаю. И ты пойми, что я чувствовал. Не хотел вас разочаровывать.

Тут микроавтобус, как назло, отъехал, и девушкам пришлось вернуться в ресторан, ибо Келла их засек и незаметно от отца махнул рукой, явно призывая обеих уйти. Пришлось повиноваться.

Вернулись отец и сын Строгановы-Софьины минут через пятнадцать, оба задумчивые. Не понятно было, помирились они или нет: до конца ужина они не разговаривали, но и не ссорились больше. Оба сидели молча. Зато дядя Витя торжествовал – он завладел всеобщим вниманием, рассказывал забавные истории, поднимал бокалы за молодоженов, а в конце даже предложил всем вместе посмотреть пару клипов звездного зятька. Эту инициативу, впрочем, не поддержали, зато Виктор Андреевич вволю попотешался над Келлой.

Лишь поздним вечером оба семейства покинули итальянский ресторанчик. Журавли и родственники Ефима поехали по домам на такси. Сам Келла, разозлившись на все на свете, направился к близнецам. А Нина двинулась к Кате – на мини-девичник.

– Напьешься, – сказала она на прощание жениху. – Убью.

И ее машина с визгом сорвалась с места.

Тот только улыбнулся.





* * *


Нина приехала ко мне в десять часов, и я уже ждала ее с нетерпением. Все было готово и ждало своего часа. Честно говоря, не верилось, что это – последний день перед свадьбой, настоящей свадьбой. И потом моя Нинка будет считаться замужней девушкой. В универе все об этом только и говорили, да и вся тусовка, в которой вращалась Журавль, стояла на ушах.

Никто так и не знал, кто будет ее женихом. Но всем было безумно интересно.

– Ты даже Кеечкой ради меня пожертвовала, – весело сказала подруга, заходя в мою комнату, которую сегодня освещали лишь свечи. Свечей было много – они стояли на столе, на книжных полочках и даже на кровати, отбрасывая на стены длинные трепещущие от сквозняка тени.

– Это ведь ты, – улыбнулась я подруге. – На кого я тебя променяю?

– Как ми-и-ило, – протянула Нинка, с любопытством оглядываясь. – Ты что мне, Катечка, романтик решила устроить? Поздно, я уже занята, – захихикала она.

– Не надейся. Сегодня мы будем гадать, – изрекла я. – Как в детстве.

Давным-давно, на новогодних каникулах мы собирались у кого-нибудь из нас дома и начинали гадать: то с иголочкой, которая должна была вертеться и указывать на нужные буквы на бумаге, то с помощью воска, вылитого в воду, то варя кофе и всматриваясь в его гущу на дне чашки. Естественно, никто из нас не обладал какой-то там магической силой, скорее, мы, будучи детьми, все это воспринимали этакими традиционными зимними забавами. Ведь так здорово сидеть в компании с подружками дома, когда еще стоит елка, мигающая разноцветными огнями, и остались конфеты из новогодних подарков, а на улице падает пушистый январский снег и на окнах искрятся под светом фонаря морозные узоры. Мы втроем: я, Нинка и Ира проводили так каждые новогодние каникулы, перебираясь из квартиры в квартиру, и было весело и уютно, несмотря на морозы и вьюгу.

Я вдруг вспомнила Иру, и стало немного грустно – жаль, что так получилось, и наша дружба порвалась, как яркая бумажная лента, которая только казалась прочной. Я часто думала: неужели любовь сильнее дружбы? Или все же дружба сильнее любви? Я не знала. И только сейчас, встретив Антона, поняла: дружбу и любовь сравнивать нельзя. У них одна основа – искренность. И если ее искра горит в сердце, то разве можно будет просто так выбросить человека – будь то любимого или друга – из своей жизни, как ненужную вещь?

Нет.

Отгоняя воспоминания о прошлом, я решительно махнула волосами, забранными в высокий хвост, и протянула Журавлю ее черное в белый горошек платье – копию старого детского наряда, сшитую Лешей. Нинка тотчас узнала платье и громко захлопала в ладони. Она моментально переоделась и даже завязала волосы в два хвоста, схватив Нелькины заколки.

– Как мило, – покружилась она по комнате и уселась на подушку, лежащую на полу. Кажется, происходящее ей нравилось. – И что мы будем делать?

– Гадать! – провозгласила я. – Помнишь, как раньше?

Подруга помнила. И мы неплохо развлеклись.


Сначала сжигали бумагу и пытались по тени, которую та отбрасывала на стену, определить – на что же она похожа? Нинке все казалось, что тень от ее бумажки похожа на справляющего нужду гнома, и она громко хохотала, заражая смехом и меня. А моя тень, по ее мнению, походила на мусорное ведро.

После, открыв нараспашку окно, потому как запах жженой бумаги был слишком сильным, мы стали гадать с помощью иголочки. Специально для этого начертили на бумаге круг и написали цифры и буквы. Ничего, правда, не получилось, зато мы вновь насмеялись вволю, между делом поедая фрукты и сладости. Настроение у подруги было отличным, и она рассказывала о том, как прошла сегодня встреча двух семей, веселя меня, и даже в порыве искренности вдруг призналась, что мерзкие предки Рыла помешали им остаться вдвоем вчера днем.

– Бедная, – фальшиво пожалела я подругу. – От страсти не сгорела?

– Подгорела немного, – фыркнула Журавль. – Но надеюсь, что Линялый вообще воздух коптил.

– Линялый? – удивилась я.

– Рыло, – пояснила подруга с веселой усмешкой. – Полинял мой мальчик. Больше не синий.

– Теперь ждешь первой брачной ночи? – поинтересовалась я.

– А чего ее ждать? – махнула рукой Нинка и рассказала о том, как Келла пробрался к ней ночью. А потом потребовала рассказ с меня.

– Чем занимались с Анчуткой? – изобрела новое прозвище для Тропинина Нинка.

– Были вдвоем, – вздохнула я мечтательно. Я так скучала по Антону, что, когда мы остались вместе в его квартире, я, целуя его, расплакалась. Он испугался, вытирал мне слезы и спрашивал, что случилось. А я просто стояла, одной рукой вцепившись в его предплечье, а второй закрывая лицо, и плакала. Конечно, успокоилась я быстро и извинилась, но Антон воспринял это слишком серьезно. Усадил меня за стол, сделал какой-то чай с успокаивающими травами, достал шоколад, а сам сидел рядом, держал за руку и смотрел в лицо, пытаясь понять, что со мной произошло. От травяного чая мне сделалось ужасно сонно, и мы с Антоном долго лежали на его кровати, разговаривая и тихо смеясь, а потом я уснула. И проснулась глубокой ночью.

Антона рядом не было, и я даже сначала немного испугалась, что он пропал. Однако я вышла в гостиную и поняла, что он сидит там с гитарой в руках и, перебирая струны, то что-то напевает, то записывает в тетрадь. А на полу, в лучших традициях творчества, валяется скомканная бумага. Антону в голову пришла какая-то идея, и он, погруженный в нее, не сразу заметил, что пришла я.

Рассвет мы встретили вместе, а когда солнце, с любопытством заглядывающее в каждую комнату, стало нестерпимо ярким, заснули.

– Тропино такой нежный, что аж плеваться хочется, – сказала, выслушав меня, подруга.

– А Келла? Неужели совсем не нежный? – поинтересовалась я.

– Откуда у этого мужлана нежность? – расхохоталась Ниночка, поедая мандарин.

И мы закрыли тему взаимоотношений.

В следующем нашем гадании, которое мы тоже помнили из детства, нужно было зажечь свечу и капнуть немного воска в воду, что мы и проделали – я заранее заготовила все необходимое. Расплавленный воск застыл в холодной воде, приобретая очертания странных фигур. И мы почти минуту вглядывались в них, пытаясь разгадать, что же получилось.

– Свинья какая-то, – объявила Нинка наконец, с интересом вертя тарелочку с воском.

– И что это значит? – удивилась я.

– Не что, а кого-то! – ухмыльнулась девушка. – Рыло. Это его символ! Ой, посмотри, – хмыкнула она и ткнула пальцем почти в воду, – вокруг свинячьей головы то ли нимб, то ли корона. Ну, точно он!

Пока она смеялась над собственной шуткой, я внимательно вглядывалась в свою тарелку.

– Ты чего? – с любопытством заглянула в нее подруга. – Ого! Напоминает череп!

– Тебе тоже так кажется? – задумчиво проговорила я.

Не то чтобы я верила во все это, но едва заметный осадок остался.

– Это, наверное, символ того, что тебе Кейтоша проест мозг, – никогда не унывала Нинка. – Бросай его, пока не поздно и подкатывай к Кеззи. Интересно, что он мне на свадьбу подарит? – тут же задалась она волнующим вопросом. И, не меняя тона, объявила: – А вообще, если смотреть с этого угла, то похоже на большую фигу.

– Одинаково приятно, – проворчала я, а подруга, наверное, в знак особой симпатии, ударила меня по плечу.

Вскоре к нам присоединились Нелли с Кирой, которым стало интересно, чем мы занимаемся. Сестра пришла в восторг от нашего небольшого девичника и стала активно гадать себе на парня, все надеясь, что им окажется Фил, а Кира, которая в подобную чушь тоже не верила, просто осталась за компанию.

– А сейчас черед самого веселого гадания, – зловеще проговорила Нинка, и в дребезжащем свете свечей тени на ее лицо ложились так, что она казалась настоящей ведьмой. Журавль провела ладонью, на пальце которой тускло сияло серебряное кольцо в виде паука, над блестящей ровной гладью воды в небольшом тазике. – Гадания на будущее, – прошептала она зловеще, явно играя роль колдуньи.

– И в чем его суть? – осведомилась Кира, комфортно развалившись на полу с яблоком в руках.

– Мы нарезаем тонкие полоски из бумаги и пишем на каждой какое-либо событие: «прекрасная любовь», «чудесное путешествие», «новый телефон», – пояснила я. – И обклеиваем ими края тазика так, чтобы бумага не касалась воды. Потом пускаем в воду свечку и ждем, к какой полоске она подплывет и зажжет. Что там написано, то и сбудется.

– А плохое писать можно? Или у нас будущее исключительно на позитиве? – поинтересовалась Кира.

– Можно, – разрешила я.

– Только в пределах адекватности, – предупредила Нина. – Знаете, перед свадьбой я не хочу вытащить бумажку о скорой кончине или нашествии тараканов.

Мы принялись за дело. Каждая из четверых писала что-то свое. Пожеланий набралось множество – штук, наверное, шестьдесят или больше, и, честно говоря, мы уже и не знали, что еще можно в них написать. Одна только моя сестра, от усердия высунув кончик языка, без остановки строчила в своих бумажках и подбрасывала их в общую кучку.

– Что ты там строчишь? – заподозрила неладное Нинка и потянулась к Нелли. Та не успела спрятать бумажку, и подруга с брезгливостью зачитала:

– «Рождение детишек».

Она под протестующие вопли Нельки стала рыться в общей куче пожеланий и нашла еще штук пятнадцать с точно таким же содержанием. Кажется, сестрица очень уж хотела, чтобы у кого-нибудь из нас родилось дите.