На крыльях
Часть 31 из 123 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Мой господин, – самодовольно отвечал Келла.
– Я запомню, – серьезно пообещала Нинка. И они, наконец, вылезли из салона автомобиля.
– Хорошо, что ты согласился, – услышала я прежде, чем дверь закрылась, – иначе бы я тебя зарезала.
Что ответил Келла, мне было неизвестно.
Антон устало потер переносицу, а я положила голову ему на плечо.
– Ты думаешь, это нормально? – спросила у него я, имея в виду подобную свадьбу – по расчету, причем расчету весьма странному.
– Нет. Не то, чтобы мне жалко Синего, но когда Демоница сломает ему жизнь, он станет хуже играть, – лениво отвечал Антон, гладя меня по волосам. – Или уйдет в запой.
– Кто кому жизнь сломает, – фыркнула я. – Я говорю совсем о другом. Нормально ли выходить замуж ради денег? Не признавать своих чувств? Быть заложником гордости?
– Почему бы и нет? Их жизнь, их решения. Они сами назначают цену своей любви. Ты слишком много рефлексируешь, Катя. Поцелуй меня, – без перехода потребовал Антон. И я сделала это – нежно, аккуратно и неспешно, заставляя его замереть в нетерпении от мимолетных, порою невесомых, как перья ангелов, прикосновений губ и дразнящих касаний пальцев. В какое-то мгновение Антон все же не выдержал, попытался целовать меня так, как хотелось ему, но я отстранилась и прижала указательный палец к его губам.
А потом, касаясь его скулы кончиком носа, спросила тихо:
– А какова цена нашей любви?
– Иногда ты меня пугаешь, – осторожно ответил Антон, беря мою руку в свою и прижимая к груди, к самому сердцу.
Дальнейшему разговору помешал телефонный звонок – звонил Андрей, и я, даже сидя на соседнем кресле, слышала, как он кричит. Тропинин слушал, морщился изредка и вставлял односложные фразы.
– Зол? – только и спросила я. Наверняка менеджер в ярости от того, что сразу двое музыкантов укатили без его ведома и согласия.
– В ярости, – кивнул Антон, хотя это его не сильно заботило.
– Может быть, вам вернуться раньше? – опасливо спросила я.
– Не хочу, – было мне ответом. – Хочу быть с тобой.
– Ты как капризный ребенок, – коснулась я его светлых, редкого пепельного оттенка волос. И за что я так сильно его люблю?..
– Иди ко мне, – потребовал Антон вновь и притянул меня к себе – теперь инициатива уже была на его стороне, и он целовал меня так, как хотел – пылко, умело, зная, что мне нравится и от чего по коже, по жилам, по венам бегут волны то ли слабости, то ли болезненного удовольствия; положив одну руку мне на затылок, а второй сжимая мои пальцы на своей груди.
Наш поцелуй прервался быстро, с появлением молодоженов, которые уложились в пятнадцать минут. Только Келла был доволен и широко улыбался, а Журавлик казалась мрачнее тучи и со жгучей ненавистью поглядывала на жениха. И было от чего – кольца он купил серебряные, но не потому, что ему было жалко денег, а потому, что углядел украшения с пауком и, помня глубокую Ниночкину ненависть к оным, выбрал именно их.
Келла с гордостью продемонстрировал нам с Антоном кольца, а Нинка, стоящая рядом и пинающая колесо машины, одарила его таким злым взглядом, что мне стало его даже жаль – наверняка отомстит.
– Идем? – внимательно оглядел нас Антон.
– Не хочу, – заартачился Келла и, как маленький, стал делать вид, что рыдает, цепляясь за руку Тропинина. Тот попытался оттолкнуть его, но тщетно. Проходящая мимо нас нарядная толпа с букетами в руках, видимо, спешащая на чью-то свадьбу, странно на нас посмотрела. А двое молодых людей в костюмах даже остановились. Один из них, с бутоньеркой в петлице – видимо, чей-то свидетель, спешащий на свадьбу, удивленно спросил:
– Чего это с парнем?
Наверное, подумал, что ему плохо.
– Жениться не хочет, – спокойно объяснил Антон, вновь пытаясь стряхнуть с себя Келлу.
– Не хочу-у-у! – провыл тот тотчас. – Я еще молодой! Дайте мне пожить.
– Коз-з-зел обглоданный, – процедила Нинка, и свидетель, кажется, сделал для себя вывод, почему Келла не хочет жениться.
– Слушай, а я тебя где-то видел, – сказал приятель этого парня, держащий охапку роз, недоуменно поглядывая на лицо Тропинина. Летом тот всегда носил солнцезащитные очки, а сейчас был без них, видимо, надеясь, что его никто не узнает.
– Я в театре играю, – не дрогнул у него ни один мускул на лице. Мне оставалось только восхищаться выдержкой Антона. С другой стороны, у группы были бы неприятности, если бы кто-то узнал в парнях около ЗАГСа музыкантов из группы «На краю».
– А-а-а, понятно, – протянул молодой человек с некоторым недоверием. – А я все думал, кого ты мне напоминаешь…
– А мне тоже знакомо, – вставил свидетель, с жалостью поглядывающий на Келлу, чьи плечи тряслись от смеха, – только я в театры не хожу.
И он пытливо уставился на Антона.
– Я еще в рекламе снимаюсь, – спокойно отвечал тот.
– Круто! В какой? – отчего-то обрадовался парень.
– Какая тебе разница? Иди, давай, куда шел. Мы на свадьбу опаздываем, вообще-то.
– Элитного собачьего корма «Гав Гавыч». И нижнего белья, – встряла Нина. – Салон-магазин «Перышко». Лучший трикотаж и большие скидки. Хотите, я вам нашу визитку дам, мальчики? У меня и каталог где-то с собой…
От визитки и, тем более, каталога парни отказались. Скупо поздравив Ниночку с бракосочетанием, они побежали следом за своей свадебной делегацией.
На Келлу напал новый приступ смеха. А Антон только спросил с любопытством:
– Почему реклама нижнего белья?
– Потому что на большее ты не годишься, белобрысый. А там просверкал пятой точкой – и порядок, – одарила его недовольным взглядом Нинка и вдруг хитро прищурилась: – К тому же, Катька говорила, что у тебя фигура ничего так. Плечи, пресс, все дела…
Антон приподнял бровь и вопросительно посмотрел на меня. Видимо, хотел подробнее понять про «все дела».
– Нина, – рассердилась я, почувствовав себя неуютно.
– Молчу-молчу, – наигранно смущенно опустила глазки в землю подруга.
Келла залился новым приступом беспричинного, на мой взгляд, хохота.
Нервы сдают у бедняжки.
Да и у Антона глаза смеялись. И как он только так делает: лицо – серьезное, а во взгляде – искристое веселье.
– Мне кажется, с вами со всеми что-то не так. Радовались бы, что вас не узнали, а не прикидывались дураками, – сердито покачала я головой и глянула на наручные часы. – Кажется, пора.
В ЗАГС мы с Антоном зашли первые – у самого входа Нинка и Келла вновь умудрились поругаться, пугая гостей одной из свадеб, едва не распрощались, но все-таки кое-как помирились и двумя ураганами ворвались внутрь здания.
Дальше все прошло почти без осложнений. Встретившись все с тем же поверенным Эльзы Власовны, мы некоторое время проторчали в самом ЗАГСе, убранство которого было возвышенно-торжественным и настраивающим на поэтический лад. Я чувствовала себя так, будто бы попала то ли во дворец, то ли в музей. И постоянно осматривалась: стены с рельефной инкрустацией, лестница, отделанная мрамором, декоративные колонны, шикарная лепнина, тяжелые портьеры, хрустальные люстры – именно поэтому «Дворец бракосочетаний» был самым популярным в городе местом регистрации пар. И только наличие девушек в платьях всех оттенков белого говорило о том, что это все-таки ЗАГС, а не музей или богатый особняк. И атмосфера внутри была особенная: праздничная, немного суетливая, как это всегда бывает на торжествах, но эмоциональная. Я слышала смех и искренние поздравления, видела слезы на глазах, чувствовала чужое счастье – чувствовала остро и в какой-то момент даже захотела сама стать невестой. Видимо, во всем виноват был Антон, который, как и обычно, не отпускал мою руку.
В какой-то момент Нину и Келлу, на которых многие гости оглядывались – слишком уж они выделялись из толпы, пригласили пройти в холл, дабы те расписались в документах, а после предложили разойтись по комнатам жениха и невесты. Я ушла вместе с Нинкой, а Антон и Келла вместо комнаты жениха отправились на улицу – кое-кому захотелось курить.
– Ты как? – спросила я осторожно подругу, присаживаясь на мягкий диванчик, обитый кожей. Комната невесты была воздушной – под стать самой Ниночки.
– У меня на пальце будет кольцо с гребаным пауком? Как я могу быть? – сказала она в ответ и глянула на свои пальцы с безупречным маникюром так, будто бы на них уже сидел паук – и не серебряный, а настоящий тарантул. – Я блевать начну прямо там.
– Тебя только это волнует? – удивилась я, пропустив мимо ушей ее изящные словесные пассажи.
– Нет. Я еще думаю, как скоро Эльза бабки даст, – призналась Журавль. Если она и нервничала, то виду не показывала.
Мы замолчали. Я знала, что дела у дяди Вити идут плохо. Но не находила слов, которые сейчас могла бы сказать подруге. С одной стороны я была рада, что у нее появился шанс быть вместе с Келлой, а с другой – было во всем этом действе что-то неправильное, и хотелось, чтобы сейчас Нина улыбалась и думала не о деньгах, а о человеке, с которым свяжет свою жизнь. Когда они с Келлой были вместе, то высекали искры. А из искр, как известно, рождается огонь. И я хотела, чтобы этот огонь пылал в их сердцах.
Однако утешать Нинку было бессмысленно – жалость она не выносила. Сочувствие – не признавала. И сложно было ей объяснить, что если человек дорог, то оба эти чувства – естественны.
– Это безумие какое-то, – сказала Ниночка мне вдруг хриплым голосом за минуту до того, как нужно было выходить. – Безумие, – повторила она.
И я, поддавшись порыву, обняла ее, поняв, что ей тяжело держаться. От подруги едва заметно пахло свежими, чуть горьковатыми духами. А в голубых глазах затаилось временное смирение и даже растерянность. Она явно никогда не думала, что в ее жизни произойдут подобные события. Но отступать подруга не собиралась.
– Все будет хорошо, – говорила я, осторожно гладя ее по волосам.
Я в это верила. И я хотела ей счастья.
Нина осторожно положила мне руку на плечо и произнесла:
– Естественно, все будет хорошо. Потому что хуже может быть только на моих похоронах. – Она отстранилась, глядя мне в лицо, но держа за предплечья: – Слушай, Радова. Я хочу, чтобы твоя свадьба была шикарная. «Мятная» там, «шоколадная» или в стиле рустик – что будет модно. Чтобы было пятьсот человек гостей, платье, как у принцессы, кольцо с бриллиантом и медовый месяц на Мальдивах. Чтобы все завидовали. Даже если женихом будет Блонди. Да, скорее всего, это будет Блонди – ты же ведь сумасшедшая. И он не в себе. Отличная пара. И чтобы тебе не было страшно. Ни-ког-да, – отчеканила она и на миг прикрыла глаза. – На твоей свадьбе я буду свидетельницей, и я устрою тебе крутой девичник и напою так, что у Блонди от злости волосы вылезут отовсюду. И потом буду танцевать, как ненормальная, всю ночь…
Она говорила что-то еще: бодро и почти весело, а у меня на глазах отчего-то появились слезы. Все-таки что-то пошло не так, раз мы обе сейчас – в комнате невесты центрального ЗАГСа, и никого нет больше рядом, ни родных, ни друзей, а от этого странного брака зависит семья Нины.
Конечно же, она представляла свою свадьбу совсем по-другому – торжественной, стильной, сказочной, а выходило все совсем иначе. Ее гордость топтали. И, наверное, каждую минуту, каждую секунду, каждое мгновение Нина чувствовала себя сломленной.
Я вновь обняла ее крепко – как в детстве, – и отстранилась.
– Давай, и я тебя сфотографирую? – сказала я, пряча взгляд. – На память.
На фото, сделанных на камеру обычного телефона, Ниночка получилась грустной – такой, что у меня защемило сердце, однако она упорно продолжала улыбаться.
– Может, уйдем? – вдруг спросила я, и Журавль упрямо мотнула головой.
– Не сбегаю от проблем, – гордо изрекла она и первой вышла из комнаты невесты, чтобы встретиться с женихом у двери зала для росписи.
Вышедшая откуда-то работница ЗАГСа попросила невесту и жениха, который так и ходил в маске, пугая и забавляя народ, встать около дверей. А нас с Антоном, поверенного Эльзы Власовны, то и дело посматривающего на часы, и появившегося из ниоткуда фотографа, которого послала Нинкина тетушка, поставили позади. Под торжественную живую музыку – в углу находился чинный струнный квартет – все мы вошли в уютный круглый зал, рассчитанный на небольшое количество гостей, и дружно сели на нарядные стулья с высокими спинками. Нина и Келла же подошли к столику регистратора – улыбчивой женщины в костюме бутылочного цвета, на котором сияла огромная брошь.
Регистратор, кинув на жениха весьма выразительный взгляд, который все же не заставил его снять маску Анонимуса даже в столь торжественный момент, принялась долго и пространно рассуждать о том, что такое брак, как он важен и прекрасен. Когда молодожены уже в конец измаялись, регистратор все же смилостивилась и объявила то, что больше всего присутствующие мечтали услышать:
– Дорогие жених и невеста, перед началом регистрации вашего союза прошу еще раз подтвердить ваше решение….
Она вновь завернула длинную замысловатую речь, а Антон склонился ко мне и спросил тихо:
– Что с тобой?
– Я запомню, – серьезно пообещала Нинка. И они, наконец, вылезли из салона автомобиля.
– Хорошо, что ты согласился, – услышала я прежде, чем дверь закрылась, – иначе бы я тебя зарезала.
Что ответил Келла, мне было неизвестно.
Антон устало потер переносицу, а я положила голову ему на плечо.
– Ты думаешь, это нормально? – спросила у него я, имея в виду подобную свадьбу – по расчету, причем расчету весьма странному.
– Нет. Не то, чтобы мне жалко Синего, но когда Демоница сломает ему жизнь, он станет хуже играть, – лениво отвечал Антон, гладя меня по волосам. – Или уйдет в запой.
– Кто кому жизнь сломает, – фыркнула я. – Я говорю совсем о другом. Нормально ли выходить замуж ради денег? Не признавать своих чувств? Быть заложником гордости?
– Почему бы и нет? Их жизнь, их решения. Они сами назначают цену своей любви. Ты слишком много рефлексируешь, Катя. Поцелуй меня, – без перехода потребовал Антон. И я сделала это – нежно, аккуратно и неспешно, заставляя его замереть в нетерпении от мимолетных, порою невесомых, как перья ангелов, прикосновений губ и дразнящих касаний пальцев. В какое-то мгновение Антон все же не выдержал, попытался целовать меня так, как хотелось ему, но я отстранилась и прижала указательный палец к его губам.
А потом, касаясь его скулы кончиком носа, спросила тихо:
– А какова цена нашей любви?
– Иногда ты меня пугаешь, – осторожно ответил Антон, беря мою руку в свою и прижимая к груди, к самому сердцу.
Дальнейшему разговору помешал телефонный звонок – звонил Андрей, и я, даже сидя на соседнем кресле, слышала, как он кричит. Тропинин слушал, морщился изредка и вставлял односложные фразы.
– Зол? – только и спросила я. Наверняка менеджер в ярости от того, что сразу двое музыкантов укатили без его ведома и согласия.
– В ярости, – кивнул Антон, хотя это его не сильно заботило.
– Может быть, вам вернуться раньше? – опасливо спросила я.
– Не хочу, – было мне ответом. – Хочу быть с тобой.
– Ты как капризный ребенок, – коснулась я его светлых, редкого пепельного оттенка волос. И за что я так сильно его люблю?..
– Иди ко мне, – потребовал Антон вновь и притянул меня к себе – теперь инициатива уже была на его стороне, и он целовал меня так, как хотел – пылко, умело, зная, что мне нравится и от чего по коже, по жилам, по венам бегут волны то ли слабости, то ли болезненного удовольствия; положив одну руку мне на затылок, а второй сжимая мои пальцы на своей груди.
Наш поцелуй прервался быстро, с появлением молодоженов, которые уложились в пятнадцать минут. Только Келла был доволен и широко улыбался, а Журавлик казалась мрачнее тучи и со жгучей ненавистью поглядывала на жениха. И было от чего – кольца он купил серебряные, но не потому, что ему было жалко денег, а потому, что углядел украшения с пауком и, помня глубокую Ниночкину ненависть к оным, выбрал именно их.
Келла с гордостью продемонстрировал нам с Антоном кольца, а Нинка, стоящая рядом и пинающая колесо машины, одарила его таким злым взглядом, что мне стало его даже жаль – наверняка отомстит.
– Идем? – внимательно оглядел нас Антон.
– Не хочу, – заартачился Келла и, как маленький, стал делать вид, что рыдает, цепляясь за руку Тропинина. Тот попытался оттолкнуть его, но тщетно. Проходящая мимо нас нарядная толпа с букетами в руках, видимо, спешащая на чью-то свадьбу, странно на нас посмотрела. А двое молодых людей в костюмах даже остановились. Один из них, с бутоньеркой в петлице – видимо, чей-то свидетель, спешащий на свадьбу, удивленно спросил:
– Чего это с парнем?
Наверное, подумал, что ему плохо.
– Жениться не хочет, – спокойно объяснил Антон, вновь пытаясь стряхнуть с себя Келлу.
– Не хочу-у-у! – провыл тот тотчас. – Я еще молодой! Дайте мне пожить.
– Коз-з-зел обглоданный, – процедила Нинка, и свидетель, кажется, сделал для себя вывод, почему Келла не хочет жениться.
– Слушай, а я тебя где-то видел, – сказал приятель этого парня, держащий охапку роз, недоуменно поглядывая на лицо Тропинина. Летом тот всегда носил солнцезащитные очки, а сейчас был без них, видимо, надеясь, что его никто не узнает.
– Я в театре играю, – не дрогнул у него ни один мускул на лице. Мне оставалось только восхищаться выдержкой Антона. С другой стороны, у группы были бы неприятности, если бы кто-то узнал в парнях около ЗАГСа музыкантов из группы «На краю».
– А-а-а, понятно, – протянул молодой человек с некоторым недоверием. – А я все думал, кого ты мне напоминаешь…
– А мне тоже знакомо, – вставил свидетель, с жалостью поглядывающий на Келлу, чьи плечи тряслись от смеха, – только я в театры не хожу.
И он пытливо уставился на Антона.
– Я еще в рекламе снимаюсь, – спокойно отвечал тот.
– Круто! В какой? – отчего-то обрадовался парень.
– Какая тебе разница? Иди, давай, куда шел. Мы на свадьбу опаздываем, вообще-то.
– Элитного собачьего корма «Гав Гавыч». И нижнего белья, – встряла Нина. – Салон-магазин «Перышко». Лучший трикотаж и большие скидки. Хотите, я вам нашу визитку дам, мальчики? У меня и каталог где-то с собой…
От визитки и, тем более, каталога парни отказались. Скупо поздравив Ниночку с бракосочетанием, они побежали следом за своей свадебной делегацией.
На Келлу напал новый приступ смеха. А Антон только спросил с любопытством:
– Почему реклама нижнего белья?
– Потому что на большее ты не годишься, белобрысый. А там просверкал пятой точкой – и порядок, – одарила его недовольным взглядом Нинка и вдруг хитро прищурилась: – К тому же, Катька говорила, что у тебя фигура ничего так. Плечи, пресс, все дела…
Антон приподнял бровь и вопросительно посмотрел на меня. Видимо, хотел подробнее понять про «все дела».
– Нина, – рассердилась я, почувствовав себя неуютно.
– Молчу-молчу, – наигранно смущенно опустила глазки в землю подруга.
Келла залился новым приступом беспричинного, на мой взгляд, хохота.
Нервы сдают у бедняжки.
Да и у Антона глаза смеялись. И как он только так делает: лицо – серьезное, а во взгляде – искристое веселье.
– Мне кажется, с вами со всеми что-то не так. Радовались бы, что вас не узнали, а не прикидывались дураками, – сердито покачала я головой и глянула на наручные часы. – Кажется, пора.
В ЗАГС мы с Антоном зашли первые – у самого входа Нинка и Келла вновь умудрились поругаться, пугая гостей одной из свадеб, едва не распрощались, но все-таки кое-как помирились и двумя ураганами ворвались внутрь здания.
Дальше все прошло почти без осложнений. Встретившись все с тем же поверенным Эльзы Власовны, мы некоторое время проторчали в самом ЗАГСе, убранство которого было возвышенно-торжественным и настраивающим на поэтический лад. Я чувствовала себя так, будто бы попала то ли во дворец, то ли в музей. И постоянно осматривалась: стены с рельефной инкрустацией, лестница, отделанная мрамором, декоративные колонны, шикарная лепнина, тяжелые портьеры, хрустальные люстры – именно поэтому «Дворец бракосочетаний» был самым популярным в городе местом регистрации пар. И только наличие девушек в платьях всех оттенков белого говорило о том, что это все-таки ЗАГС, а не музей или богатый особняк. И атмосфера внутри была особенная: праздничная, немного суетливая, как это всегда бывает на торжествах, но эмоциональная. Я слышала смех и искренние поздравления, видела слезы на глазах, чувствовала чужое счастье – чувствовала остро и в какой-то момент даже захотела сама стать невестой. Видимо, во всем виноват был Антон, который, как и обычно, не отпускал мою руку.
В какой-то момент Нину и Келлу, на которых многие гости оглядывались – слишком уж они выделялись из толпы, пригласили пройти в холл, дабы те расписались в документах, а после предложили разойтись по комнатам жениха и невесты. Я ушла вместе с Нинкой, а Антон и Келла вместо комнаты жениха отправились на улицу – кое-кому захотелось курить.
– Ты как? – спросила я осторожно подругу, присаживаясь на мягкий диванчик, обитый кожей. Комната невесты была воздушной – под стать самой Ниночки.
– У меня на пальце будет кольцо с гребаным пауком? Как я могу быть? – сказала она в ответ и глянула на свои пальцы с безупречным маникюром так, будто бы на них уже сидел паук – и не серебряный, а настоящий тарантул. – Я блевать начну прямо там.
– Тебя только это волнует? – удивилась я, пропустив мимо ушей ее изящные словесные пассажи.
– Нет. Я еще думаю, как скоро Эльза бабки даст, – призналась Журавль. Если она и нервничала, то виду не показывала.
Мы замолчали. Я знала, что дела у дяди Вити идут плохо. Но не находила слов, которые сейчас могла бы сказать подруге. С одной стороны я была рада, что у нее появился шанс быть вместе с Келлой, а с другой – было во всем этом действе что-то неправильное, и хотелось, чтобы сейчас Нина улыбалась и думала не о деньгах, а о человеке, с которым свяжет свою жизнь. Когда они с Келлой были вместе, то высекали искры. А из искр, как известно, рождается огонь. И я хотела, чтобы этот огонь пылал в их сердцах.
Однако утешать Нинку было бессмысленно – жалость она не выносила. Сочувствие – не признавала. И сложно было ей объяснить, что если человек дорог, то оба эти чувства – естественны.
– Это безумие какое-то, – сказала Ниночка мне вдруг хриплым голосом за минуту до того, как нужно было выходить. – Безумие, – повторила она.
И я, поддавшись порыву, обняла ее, поняв, что ей тяжело держаться. От подруги едва заметно пахло свежими, чуть горьковатыми духами. А в голубых глазах затаилось временное смирение и даже растерянность. Она явно никогда не думала, что в ее жизни произойдут подобные события. Но отступать подруга не собиралась.
– Все будет хорошо, – говорила я, осторожно гладя ее по волосам.
Я в это верила. И я хотела ей счастья.
Нина осторожно положила мне руку на плечо и произнесла:
– Естественно, все будет хорошо. Потому что хуже может быть только на моих похоронах. – Она отстранилась, глядя мне в лицо, но держа за предплечья: – Слушай, Радова. Я хочу, чтобы твоя свадьба была шикарная. «Мятная» там, «шоколадная» или в стиле рустик – что будет модно. Чтобы было пятьсот человек гостей, платье, как у принцессы, кольцо с бриллиантом и медовый месяц на Мальдивах. Чтобы все завидовали. Даже если женихом будет Блонди. Да, скорее всего, это будет Блонди – ты же ведь сумасшедшая. И он не в себе. Отличная пара. И чтобы тебе не было страшно. Ни-ког-да, – отчеканила она и на миг прикрыла глаза. – На твоей свадьбе я буду свидетельницей, и я устрою тебе крутой девичник и напою так, что у Блонди от злости волосы вылезут отовсюду. И потом буду танцевать, как ненормальная, всю ночь…
Она говорила что-то еще: бодро и почти весело, а у меня на глазах отчего-то появились слезы. Все-таки что-то пошло не так, раз мы обе сейчас – в комнате невесты центрального ЗАГСа, и никого нет больше рядом, ни родных, ни друзей, а от этого странного брака зависит семья Нины.
Конечно же, она представляла свою свадьбу совсем по-другому – торжественной, стильной, сказочной, а выходило все совсем иначе. Ее гордость топтали. И, наверное, каждую минуту, каждую секунду, каждое мгновение Нина чувствовала себя сломленной.
Я вновь обняла ее крепко – как в детстве, – и отстранилась.
– Давай, и я тебя сфотографирую? – сказала я, пряча взгляд. – На память.
На фото, сделанных на камеру обычного телефона, Ниночка получилась грустной – такой, что у меня защемило сердце, однако она упорно продолжала улыбаться.
– Может, уйдем? – вдруг спросила я, и Журавль упрямо мотнула головой.
– Не сбегаю от проблем, – гордо изрекла она и первой вышла из комнаты невесты, чтобы встретиться с женихом у двери зала для росписи.
Вышедшая откуда-то работница ЗАГСа попросила невесту и жениха, который так и ходил в маске, пугая и забавляя народ, встать около дверей. А нас с Антоном, поверенного Эльзы Власовны, то и дело посматривающего на часы, и появившегося из ниоткуда фотографа, которого послала Нинкина тетушка, поставили позади. Под торжественную живую музыку – в углу находился чинный струнный квартет – все мы вошли в уютный круглый зал, рассчитанный на небольшое количество гостей, и дружно сели на нарядные стулья с высокими спинками. Нина и Келла же подошли к столику регистратора – улыбчивой женщины в костюме бутылочного цвета, на котором сияла огромная брошь.
Регистратор, кинув на жениха весьма выразительный взгляд, который все же не заставил его снять маску Анонимуса даже в столь торжественный момент, принялась долго и пространно рассуждать о том, что такое брак, как он важен и прекрасен. Когда молодожены уже в конец измаялись, регистратор все же смилостивилась и объявила то, что больше всего присутствующие мечтали услышать:
– Дорогие жених и невеста, перед началом регистрации вашего союза прошу еще раз подтвердить ваше решение….
Она вновь завернула длинную замысловатую речь, а Антон склонился ко мне и спросил тихо:
– Что с тобой?