На крыльях

Он говорил спокойным мягким тоном профессионального психотерапевта, приводя вполне логичные доводы: расставание наше временное, мы имеем возможность общаться каждый день, и встретимся снова – еще много раз.

Почему именно мы? Почему именно нас разделяет пространство?

Хорошо, что не время.

– У каждого свои испытания, – словно прочтя мои мысли – в очередной раз! – сказал Антон, обнимая меня за плечи. – А счастлив тот, кто проходит их, девочка моя.

– Я знаю. Но… Как я раньше жила без тебя, – прошептала я, прижимаясь к нему.

– Думаю, плохо, – все также не страдал от недостатка самооценки Кейтон.

Наше прощание после столь бурной встречи казалось настоящей пыткой. С утра у меня жутко болела голова, говорить не хотелось, есть тоже не хотелось, вообще ничего не хотелось. Но нужно было собирать вещи и ехать в аэропорт. У Антона настрой был ничуть не лучше, но мы оба старались делать вид, что все хорошо, дабы не портить один другому настроение – это удавалось с трудом. Я улыбалась, он шутил. Однако из номера гостиницы, в которую мы больше никогда не вернемся, мы выходили молча, лишь изредка перекидываясь короткими фразами.

Больше всего было жалко оставлять букет роз, подаренных Антоном. Они так и остались стоять на журнальном столике – шикарные, алые, как кровь, одинокие. У меня не поднялась рука выкинуть их, и я малодушно предпочла, чтобы от роз избавилась горничная.

Улетали мы из одного аэропорта – рейс Антона был на четыре часа позже моего. После регистрации он проводил меня до паспортного контроля, и мы долго стояли в обнимку, ничего не говоря и просто держась друг за друга.

Казалось, совсем недавно в душе пела весна, а теперь роняла свои золотые листья багряная, как разбитое сердце, осень. Прощанье – всегда боль. Поначалу – тяжелая, ноющая где-то глубоко в душе, а затем, когда уже приходит понимание неизбежности расставания, – острая, колющая, добивающая до конца.

Антон необыкновенно нежно и неспешно, словно наслаждаясь каждым мгновением, поцеловал меня в последний раз. Коснулся губами носа – как будто бы я была ребенком. Улыбнулся, держа мое лицо в своих ладонях.

– Все хорошо, – сказал он уверенным тоном Кея, в котором слышалась мягкость Антона.

– Конечно, все хорошо, – повторила я за ним, обманывая и его, и себя.

Что было хорошего в прощании?

Но верно говорят – перед смертью не надышишься. Нам все же пришлось сказать: «До свидания», и я одной из последних прошла паспортный контроль.

Во мне нашлись силы, чтобы улыбнуться Антону, обернувшись. И даже послать воздушный поцелуй. А он стоял и смотрел на меня, и я видела, как руки его сжимаются в кулаки.

В самолете я беззвучно плакала – не хотела этого, но слезы сами собой текли по щекам, и мне оставалось только утирать их, не реагируя на удивленные и сочувствующие взгляды людей, сидящих рядом.

Успокоилась я не сразу.

За иллюминатором безмолвно плыли обманчиво легкие облака – куски небесного мороженого, а на душе было тяжело, как будто к ней ржавыми гвоздями прибили железную пластину. Потом мы попали в зону турбулентности. Небо посерело, тучи потемнели, набухли, и самолет стало потряхивать. Загорелся значок, предупреждающий, что нужно пристегнуть ремни, что мне и пришлось сделать.

За этими мыслями, под шум далекой грозы, которую мы облетали, я и уснула.

Приземлились мы без проблем, мягко, и я вместе со всеми вяло аплодировала пилотам, а после, получив багаж, села на рейсовый автобус и доехала до города. Настроение было хуже некуда. Хотелось бродить по шуршащей листве безлюдного парка, воткнув в уши наушники, слушать голос Антона, но из-за сумки я не могла этого сделать, а потому направилась сразу домой. Сообщения ни до Ниночки, ни до Кея не доходили.

Около подъезда меня окликнули, и я, обернувшись, увидела торчащего из окна своего крутого внедорожника Валерия. Он улыбался и махал рукой. Рядом с ним на переднем сиденье сидела Настя. Отношения их день ото дня становились все крепче и крепче, хотя эта парочка все время переругивалась и ссорилась по пустякам. И, подозреваю, потом точно так же бурно мирилась. Настя все время жаловалась, что Валерий не признается ни ей, ни ее родственникам, среди которых самой яркой фигурой была лучшая подруга Фроловны – Семеновна, что является наследником очень и очень богатого папы, причем наследником единственным. Валерий искренне считал, что Настя ни о чем не догадывается, притворяясь водителем обеспеченного босса. Та же, естественно, была в курсе всего финансового положения Валерия, однако делала вид, что ничего не знает и только жаловалась мне. А Валерий столь нехитрым образом проверял Настю на чувства – что ей нужно: его деньги и положение или же он сам. На Кея насмотрелся, не иначе. Нинка, которая была в курсе, что за отношения завел ее бывший настырный поклонник, ухохатывалась и твердила, что «Бабе Яге пора в дурку на комплексное обследование и квалифицированную помощь специалистов». А Настю просто называла дурой – очень уж не любила с детства.

Судя по всему, сейчас парочка куда-то собралась – оба были пристегнуты. Однако, увидев меня, они вылезли из машины.

– Катька! Привет! – обняла меня Настя. Она загорела, что здорово оттеняло ее светлые глаза – они казались ярко-голубыми. Кажется, подруга как-то говорила, что они с Валерием полетят в Таиланд. – А мы только с моря вчера прилетели.

– Здравствуй, Катенька, – благосклонно приветствовал меня и Валерий. – Как там твой псих? – явно имел он в виду Антона. У них сложились весьма непростые отношения.

– У вас все хорошо? А то ты бледненькая какая-то, – всмотрелась в мое лицо Настя.

– Все хорошо, ребята, – улыбнулась я. – Я только с самолета. Устала немного.

Мы разговорились – хоть и жили дверь в дверь, но давно не виделись. Валерию понадобилась вода, и он пошел в магазин за углом, оставив нас вдвоем, и Настя, едва парень отошел от нас на приличное расстояние, заговорила взволнованно:

– А у нас скоро свадьба будет! Может быть, – добавила она и многозначительно хмыкнула.

– Свадьба? – искренне порадовалась я за подругу. – Здоро…

– Тише ты, – зажала мне рот ладонью подруга, оглянувшись. – Услышит еще. У Валеры не уши, локаторы.

Я улыбнулась. При мне так Валерия еще никто не называл. Только Бабой Ягой.

– В общем, он хочет мне сделать предложение, – поведала Настя, которая, как и я, еще полгода назад и не думала об отношениях. – Я подслушала его разговор с другом.

– Насть, поздравляю, – искренне сказала я. Мне и правда было радостно за этих двоих.

– Но тут есть проблема. Этот идиот так и не признается, что сыночек богатенького папочки, а все строит из себя водителя, – прошептала Настя и картинно смахнула пот со лба.

– Признается, – уверенно отозвалась я. Что в этом сложного?

– Но он и своему отцу не говорит ничего, – заговорила подруга. – Тот не знает, что Валера со мной встречается. Ну, и что жениться хочет. Ты же понимаешь, что богатые предки своих деток абы за кого не отдадут. Кому нужен мезальянс?


Я медленно кивнула. А ведь и верно. Родитель Валерия – человек далеко не бедный и, как я понимаю, властный. Разрешит ли он единственному сыну связать жизнь с Настей? Нет, она хорошая, верная, понимающая, хозяйственная и действительно любит Валерия, но… Есть ли его отцу до этого дело?

– И что вы будете делать? – спросила я.

– Не знаю, – вздохнула Настя. Глаза ее воинственно сверкнули. – Но я собираюсь за него бороться. И точка.

Знала бы я, что скоро мне придется повторить эти слова…

– Все будет хорошо, Насть, – коснулась я плеча подруги.

– Молчи, тихо, – в панике зашептала она. – Он идет.

И подруга стала громко и несколько наигранно обсуждать сплетни о соседях из тридцать пятой.

Валерий был столь любезен, что помог донести сумку до двери, хотя я просила его не делать этого, а после вместе с Настей они исчезли в лифте: оба веселые, загорелые, чем-то неуловимо по духу похожие друг на друга.

Если они женятся, я буду за них только счастлива.

Интересно, а у меня может быть свадьба?

С этими мыслями я попыталась найти ключи в сумке, но эта попытка была безуспешной, и я, плюнув на все, позвонила в дверь, за которой, почему-то перестало орать мою любимое: «Убью на хрен!» Раньше фраза звучала, когда включали свет в прихожей, теперь заменяла звонок – Томас долго не мог нормально подключить его, и ему решил помочь дядя Боря. Под его чутким руководством папа подсоединил провода. А дядя Боря потом долго хохотал. И ведь критик, бизнесмен, а ведет себя, как ребенок.

Дверь мне открыла совершенно незнакомая, среднего роста крепкая девица в черной майке и шортах, поверх которых был накинут Лешин фартук. Выглядела девица эпатажно: короткие встрепанные волосы цвета воронова крыла, многочисленные проколы в ушах и один – в носу, а также татуировка на руке в виде какого-то мифического чудовища. Лицо ее было симпатично, но своеобразно: острый взгляд карих насмешливых глаз, тонкие губы, удлиненный нос. Она была похожа на хищницу.

– Вы кто? – спросила я, не испытывая особенного удивления. В нашей квартире кого только не бывало.

– Хозяйка, – ответила девушка. Голос ее был слегка грубоватым, что было под стать внешности.

– Чего? – закрались в мою душу нехорошие подозрения. Какая еще хозяйка?

Медной горы. Дай ей по лбу железной ложкой и гони в три шеи.

– А ты кто? – поинтересовалась «хозяйка». – А-а-а, – протянула она, – сестра? Что ж, проходи, сестра, – пригласила она меня в собственный дом. И я зашла.

– Сестра? – подняла я бровь, ставя сумку на пол. – Вы что, из церкви?

Вот только религиозных деятелей, зовущих всех подряд братьями и сестрами, мне в квартире не хватало. Не то, чтобы я против – каждый верит, во что хочет, но делать из дома молельню как-то не особо хотелось.

– Из церкви? – почесала затылок девица и расплылась в улыбке. – А, мне нравится твое чувство юмора, сестра. Я тут оладушек нажарила, хочешь? – спросила она меня добродушно. В квартире действительно вкусно пахло. – Думаю, вечером мясо с картошечкой сварганить, а то вы тут голодуете.

– Вы нашим поваром стали? – разулась я и аккуратно поставила обувь на полочку.

Девица весело расхохоталась.

– Из церкви, поваром… Кем ты меня еще сделаешь, а? – спросила она весело. И тут, слава богу, из кухни вырулила Нелли, на ходу что-то дожевывая.

– Онни! – бросилась она ко мне и даже обняла в порыве сумбурной нежности. – Ты как?! Как Антошка?! Понравилось в Москве?! Представляешь, а эта онни[1] – невеста Эдгара!

– Что? – опешила я. Несколько дней назад уезжала, брат вроде бы девушек шугался, а тут уже невеста, смотрите-ка. Я так однажды приду, а он уже чей-нибудь муж. Или отец.

– Кира, – протянула мне руку девица.

– Катя, – с недоумением пожала я ее. Рукопожатие вышло крепким.

– Знаю, – кивнула Кира.

– Кстати, Эд – атеист, – сразу сказала я. – Он верит только в себя. Ну и в искусственный интеллект.

– Ой, не могу, юмористка, – захохотала эта Кира. – У вас вся семья прикольная.

– Вливайся, онни, – широко улыбнулась перешедшая на употребление корейских словечек Нелли. – Знаешь, как она готовит обалденно! Быть тебе нашей невесткой! – заключила она торжественно, обращаясь уже к гостье.

– Что ты несешь, – вылез из своей комнаты и Эд, услышавший шум в прихожей. Выглядел он слегка смущенно – явно из-за Киры, но старался быть уверенным. Но, самое главное, в его глазах было что-то похожее на нежность. Примерно так он смотрел на свой новый системный блок, когда собственноручно собрал его, заказав какие-то жутко дорогие детали.

– Так, я не поняла, милый, ты что, не хочешь на мне жениться? – с разбойничьей ухмылкой переспросила Кира и пошла на него. Я думала, братик попяться, но он только усмехнулся. По-взрослому! И взял ее за запястье, останавливая. Девушка лихо ему подмигнула, и Эдгар едва удержался от улыбки.

Мы с Нелли переглянулись, стараясь не засмеяться – выглядели эти двое немного нелепо, но ужасно мило.

– Жду в едальне для дальнейшего знакомства! – скомандовала Кира и утащила Нелли и Эда следом за собой.

Приведя себя в порядок и приняв освежающий душ, я направилась в кухню. Брат и сестра сидели и спорили, вернее, Нелли усиленно что-то доказывала, а Эдгар вяло отмахивался. Кира же деловито хлопотала у плиты. Она одновременно готовила оладьи, какой-то мудреный соус, что-то помешивала в двух кастрюльках сразу и резала овощи для салата. Чувствовала она себя в нашем доме вольготно, как будто бы сто лет уже готовила в этой кухне.

– Чем я могу помочь? – спросила я, чувствуя себя неловко. Кира казалась настоящим ураганом: она успевала все, умудряясь и весело болтать, и делать дела.

– Сиди, ты с дороги устала, – щедро махнула рукой девушка.