Музыкальный приворот
Часть 30 из 111 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Пойдем в машинку, мой котенок? Я расскажу тебе красивые сказки, — обвила его шею руками Нинка, как только оказалась поднятой.
— Ага, — буркнул Келла и спросил у меня, — а она точно драться не будет? А то мало ли — у нее ногти острые.
— Не-а, она сейчас смирная, — ответила я ему, озадаченная тем, рассказывать ли завтра утром подруге то, что случилось сегодня, или она сама будет помнить свой позор? И станет ли Нинка потом мстить синеволосому, или он успешно уедет? А своего ненаглядного Кея она вспомнит? Ведь она о таком только мечтать могла раньше — побывать с ребятами из «На краю» в одной ВИП-комнате…
— Худая, а тяжелая, — проворчал парень, но, заметив мой взгляд, тут же приторно-нежно заметил: — Любовь — штука такая, что любые тяжести вынесешь!
Кей, которому он проорал это в самое ухо (проколотое, между прочим, в пяти местах, — я специально считала), поморщился и попросил друга вести себя потише и быстрее вытащить свой зад на улицу.
— А я не только свой зад вытаскиваю, — хмыкнул в ответ на это молодой человек и пошел куда-то к большому окну, задрапированному многочисленными яркими шторами в индийском стиле.
Неужели в окно хочет выброситься? Хотя нет, оно же декоративное.
Выбрасываться Келла не спешил, а всего лишь прошел во вторую комнату, которую я не видела ранее. Это помещение было таким же большим, полутемным и представляло собой что-то вроде караоке. Здесь даже своя маленькая сцена была, на которой одинокой тоненькой вышкой торчал микрофон, а всюду висели колонки и плазменные экраны. Естественно, сейчас техника была выключена. Пройдя мимо удобных диванчиков, на которых, видимо, должны были с комфортом располагаться гости ВИП-комнаты, а также мимо личной барной стойки с высокими изящными табуретами, мы подошли к едва заметной двери, которая вела сразу на улицу. А еще точнее — на охраняемую стоянку клуба. Второй выход существовал специально для удобства дорогих гостей, способных снимать себе дорогие залы и номера.
Таким образом, мы сразу же и попали на улицу, освещенную не только большой круглой и самодовольной Луной, зависшей на небе в окружении звезд-подданных, щедро рассыпанных по бархатному небу, но и огнями ночного клуба, которые призывно горели то голубыми, то вишневыми, то искрящимися белыми цветами, заманивая к себе прохожих.
На улице было довольно прохладно, но никого это не смутило, кроме меня. Моя и Нинкина верхняя одежда, между прочим, осталась в гардеробе. Если я сейчас этим двоим скажу о том, что мне очень хотелось бы вернуться в «Горизонт» и забрать одежду, они нас вообще никуда не повезут. Ладно, эту проблему мы решим вместе с подругой — она в клуб все равно часто ездит — вот и заберет. А не сделает этого — я ее убью.
— Свежий воздух! — вздохнул полной грудью синеволосый и едва не уронил Нинку.
— Держи ее аккуратней, — серьезно попросил Кей, обводя своими странными глазами стоянку, а потом направился к темно-синей машине, кажущейся этой ночью черной. — Келла, ты со своей девушкой на заднее сидение, а ты, — повернулся он ко мне, — вперед. Не забудь пристегнуться. И скажи, куда ехать.
Он отключил сигнализацию, и все мы уселись в дорогую машину с тонированными окнами и кожаным бордовым салоном. Ух ты, даже телевизор здесь маленький есть! Шикарная тачка у солиста рок-группы, однако!
— Солнышко, — проворковала Нинка, устроившись головой на коленях Келлы, — спой песню. И одновременно она принялась грызть крышку собственного телефона.
— Какую еще песню? — офигел он. По-другому и не скажешь.
— Красивую. О любви хочу. Ска-а-а-азочной.
— Не-не. Давай я лучше тебе анекдот расскажу? — стал вытаскивать парень телефон из цепких зубов моей подружки.
— Не хочу анекдот, — надулась подруга, заметила проколы на лице парня и потянулась к пирсингу на губе, с явным намерением его оторвать.
Келла успел перехватить ее руку и тихо посетовал, что «лучше бы она была прежняя».
— Я классный знаю, про трех патологоанатомов.
— Не-е-е-е-ет. Про сказку песню дай.
— Пристегнулась? — повернулся тем временем ко мне Кей. Как же необычно общаться с человеком, которого до этого вживую не видел ни разу, а лишь лицезрел его на картинках и постерах! Теперь у меня такое чувство, что я светловолосого где-то видела, а где — вспомнить не могу. А потом сразу понимаю — где-где, в Интернете, в клипах, да у Нинки в доме я его имела удовольствие лицезреть! Да что у Нинки — и у себя дома тоже — Нелька любит таких милых мальчиков, исполняющих тяжелую музыку… А голос знакомый — потому что слышала его песни.
Этот Кей прямо не человек, и даже не звезда, а сплошное дежавю на ножках. Нет, ножки — это сильно по-женски. Белобрысое дежавю? Музыкальное?
— Пристегнулась? — повторил он, отбрасывая волосы со лба и не глядя на меня.
— А? Нет, не получается… — вздохнула я и добавила: — Извини.
— Ничего, — ответил он и застегнул ремешок на сиденье сам. Когда парень наклонился ко мне и каснулся рукой, стало немного труднее дышать и совершенно неожиданно захотелось коснуться его бело-серебряных волос.
Потом я возмутилась про себя, искоса глядя на Кея. Вот же он козел. Он обаятельный мальчик, и сам это прекрасно понимает, но своим обаянием меня смущает все равно. А какой девушке не польстит, что рядом с ней известный красавчик с выразительным взглядом?
— Адрес? — не поворачиваясь, спросил блондин.
Я покорно назвала свою улицу и дом, справедливо полагая, что Нинкины родственники не сильно обрадуются, увидев среднюю дочь в немного неадекватном состоянии. А у меня взрослых вообще дома сейчас нет.
— Ты такой замечательный человек, такой заботливый, — говорила подруга то Кею, то Келле, — и ты, Катя — лучшая на свете подруга! Мир чудесен?
— Чудесен-чудесен, — проворчал Келла, — ведь в этом мире ты, блин, живешь. Мышка, ты не радугой питаешься?
— Да, чудесен? Тогда спой! Ну-у-у… спой мне, миленький! Спой! А то укушу! — принялась ныть Нинка на заднем сиденье.
— Да я не хочу петь! Принцесса, спи! — отбивался от нее Келла.
— Спой! Я отдам тебе за это свои серьги, милый, — принялась нетвердой рукой стаскивать украшение из ушей Нинка. — Купишь себе много красивой одежки.
— Не надо! — остановил ее Келла и взмолился: — слушай, Кей, ты же у нас певун. Сбацай этой мышке куплетика два, а?
Подумав, он добавил:
— Или я тебе морду набью, честное слово.
— Ну, если только морду, — улыбнулся вдруг Кей и запел.
Молодой человек решил исполнить что-то странное, незнакомое ни мне, ни Нинке, ни его другу. Тихое, медленное, лирически-спокойное и даже приятное на слух.
И голос у него, против моих ожиданий, оказался интересным и, можно сказать, красивым — чистым, бархатным, низковатым баритоном. Не таким, как на концерте, — там голос солиста «На краю» искажали микрофон, громкая музыка и общая акустика. Сейчас я могла сравнить его голос с хрустальным водопадом, с уступа которого грациозно падают вниз водные потоки. На концертах — с океаном во время шторма, мощным, чуть неясным и неистовым.
Кей не фальшивил, да и дыхание у него, как я успела заметить, было поставлено правильно, а ведь всем тем, кто хотя бы немного соприкасался с музыкой, известно, что дыхание — это основа правильного пения.
Но лучше бы он не открывал рот, честное слово!
Успокойся и глазки, малышка, закрой,
Я сегодня всю ночь проведу здесь с тобой.
До зари буду петь, охраняя твой сон.
Я твой шут, ты — принцесса, а ночь — это трон.
— Как здорово! — по-детски захлопала в ладоши Нинка и укоряюще сообщила Келле, — а ты, дурашка, петь не умеешь! Я ему свои серьги подарю.
Келла как-то странно поморщился — я видела его недовольное лицо в зеркале заднего вида. Но он промолчал.
Я касаюсь твоей нежно-бежевой кожи.
Ты ведь любишь меня? И я тебя тоже.
Ну и песенка, не думала, что наш рок-герой такие слащавые слова будет подбирать. Это меня даже немного развеселило. Наверняка где-то в глубине души этот малый с вычурной прической мечтал быть поп-кумиром миллионов девчонок, а из него вышел всего лишь фронтмэн группы, исполняющей то ли альтернативу, то ли нью-метал.
Спи, пожалуйста, спи, я останусь с тобой,
Веришь, что я — твой принц и что я — твой герой?
— Верю, — прошептала Нинка, приподнимая голову.
Келла вдруг хмыкнул, но упорно продолжал хранить молчание. А Кей, следя за пустой дорогой, освещенной десятками стоящих в ряд фонарей, продолжал напевать, и голос его становился постепенно громче и громче.
Тонкий месяц и звезды я тебе с неба снял,
С ними вместе навечно свое сердце отдал.
Я любить тебя буду все годы свои.
Ты не бойся, малышка. Ты спи. Просто спи.
Нинка шмыгнула носом от переполняющих ее эмоций, Келла произнес непечатное слово, которое я могу перефразировать как: «Просто капец». Но я так и не поняла, к кому он обращался: к солисту, позорящему славное имя группы «На краю», к восторженной Нинке или к самому себе? Точно могу только сказать — что не ко мне.
Я его вполне понимала — зачем обесславливаться такой глупой любовной лирикой, которая больше к лицу молоденькой эстрадной певице? Зачем ронять имидж брутального мэна?
Кей пел, и я осознавала, что герой песенного произведения производит впечатление не просто парня, а влюбленного дурачка. Одного из тех, которые не замечают многочисленных измен со стороны благоверных и верят в то, что их ребенок, подозрительно похожий на соседа-грузина, уродился таким смуглым и черноволосым в двоюродную бабушку тети дядиной племянницы по отцу супруги.
Да, голос есть, слух тоже, и мелодия красива, но эта сахарность и розовые слюни все портят… Разочарование.
— Ага, — буркнул Келла и спросил у меня, — а она точно драться не будет? А то мало ли — у нее ногти острые.
— Не-а, она сейчас смирная, — ответила я ему, озадаченная тем, рассказывать ли завтра утром подруге то, что случилось сегодня, или она сама будет помнить свой позор? И станет ли Нинка потом мстить синеволосому, или он успешно уедет? А своего ненаглядного Кея она вспомнит? Ведь она о таком только мечтать могла раньше — побывать с ребятами из «На краю» в одной ВИП-комнате…
— Худая, а тяжелая, — проворчал парень, но, заметив мой взгляд, тут же приторно-нежно заметил: — Любовь — штука такая, что любые тяжести вынесешь!
Кей, которому он проорал это в самое ухо (проколотое, между прочим, в пяти местах, — я специально считала), поморщился и попросил друга вести себя потише и быстрее вытащить свой зад на улицу.
— А я не только свой зад вытаскиваю, — хмыкнул в ответ на это молодой человек и пошел куда-то к большому окну, задрапированному многочисленными яркими шторами в индийском стиле.
Неужели в окно хочет выброситься? Хотя нет, оно же декоративное.
Выбрасываться Келла не спешил, а всего лишь прошел во вторую комнату, которую я не видела ранее. Это помещение было таким же большим, полутемным и представляло собой что-то вроде караоке. Здесь даже своя маленькая сцена была, на которой одинокой тоненькой вышкой торчал микрофон, а всюду висели колонки и плазменные экраны. Естественно, сейчас техника была выключена. Пройдя мимо удобных диванчиков, на которых, видимо, должны были с комфортом располагаться гости ВИП-комнаты, а также мимо личной барной стойки с высокими изящными табуретами, мы подошли к едва заметной двери, которая вела сразу на улицу. А еще точнее — на охраняемую стоянку клуба. Второй выход существовал специально для удобства дорогих гостей, способных снимать себе дорогие залы и номера.
Таким образом, мы сразу же и попали на улицу, освещенную не только большой круглой и самодовольной Луной, зависшей на небе в окружении звезд-подданных, щедро рассыпанных по бархатному небу, но и огнями ночного клуба, которые призывно горели то голубыми, то вишневыми, то искрящимися белыми цветами, заманивая к себе прохожих.
На улице было довольно прохладно, но никого это не смутило, кроме меня. Моя и Нинкина верхняя одежда, между прочим, осталась в гардеробе. Если я сейчас этим двоим скажу о том, что мне очень хотелось бы вернуться в «Горизонт» и забрать одежду, они нас вообще никуда не повезут. Ладно, эту проблему мы решим вместе с подругой — она в клуб все равно часто ездит — вот и заберет. А не сделает этого — я ее убью.
— Свежий воздух! — вздохнул полной грудью синеволосый и едва не уронил Нинку.
— Держи ее аккуратней, — серьезно попросил Кей, обводя своими странными глазами стоянку, а потом направился к темно-синей машине, кажущейся этой ночью черной. — Келла, ты со своей девушкой на заднее сидение, а ты, — повернулся он ко мне, — вперед. Не забудь пристегнуться. И скажи, куда ехать.
Он отключил сигнализацию, и все мы уселись в дорогую машину с тонированными окнами и кожаным бордовым салоном. Ух ты, даже телевизор здесь маленький есть! Шикарная тачка у солиста рок-группы, однако!
— Солнышко, — проворковала Нинка, устроившись головой на коленях Келлы, — спой песню. И одновременно она принялась грызть крышку собственного телефона.
— Какую еще песню? — офигел он. По-другому и не скажешь.
— Красивую. О любви хочу. Ска-а-а-азочной.
— Не-не. Давай я лучше тебе анекдот расскажу? — стал вытаскивать парень телефон из цепких зубов моей подружки.
— Не хочу анекдот, — надулась подруга, заметила проколы на лице парня и потянулась к пирсингу на губе, с явным намерением его оторвать.
Келла успел перехватить ее руку и тихо посетовал, что «лучше бы она была прежняя».
— Я классный знаю, про трех патологоанатомов.
— Не-е-е-е-ет. Про сказку песню дай.
— Пристегнулась? — повернулся тем временем ко мне Кей. Как же необычно общаться с человеком, которого до этого вживую не видел ни разу, а лишь лицезрел его на картинках и постерах! Теперь у меня такое чувство, что я светловолосого где-то видела, а где — вспомнить не могу. А потом сразу понимаю — где-где, в Интернете, в клипах, да у Нинки в доме я его имела удовольствие лицезреть! Да что у Нинки — и у себя дома тоже — Нелька любит таких милых мальчиков, исполняющих тяжелую музыку… А голос знакомый — потому что слышала его песни.
Этот Кей прямо не человек, и даже не звезда, а сплошное дежавю на ножках. Нет, ножки — это сильно по-женски. Белобрысое дежавю? Музыкальное?
— Пристегнулась? — повторил он, отбрасывая волосы со лба и не глядя на меня.
— А? Нет, не получается… — вздохнула я и добавила: — Извини.
— Ничего, — ответил он и застегнул ремешок на сиденье сам. Когда парень наклонился ко мне и каснулся рукой, стало немного труднее дышать и совершенно неожиданно захотелось коснуться его бело-серебряных волос.
Потом я возмутилась про себя, искоса глядя на Кея. Вот же он козел. Он обаятельный мальчик, и сам это прекрасно понимает, но своим обаянием меня смущает все равно. А какой девушке не польстит, что рядом с ней известный красавчик с выразительным взглядом?
— Адрес? — не поворачиваясь, спросил блондин.
Я покорно назвала свою улицу и дом, справедливо полагая, что Нинкины родственники не сильно обрадуются, увидев среднюю дочь в немного неадекватном состоянии. А у меня взрослых вообще дома сейчас нет.
— Ты такой замечательный человек, такой заботливый, — говорила подруга то Кею, то Келле, — и ты, Катя — лучшая на свете подруга! Мир чудесен?
— Чудесен-чудесен, — проворчал Келла, — ведь в этом мире ты, блин, живешь. Мышка, ты не радугой питаешься?
— Да, чудесен? Тогда спой! Ну-у-у… спой мне, миленький! Спой! А то укушу! — принялась ныть Нинка на заднем сиденье.
— Да я не хочу петь! Принцесса, спи! — отбивался от нее Келла.
— Спой! Я отдам тебе за это свои серьги, милый, — принялась нетвердой рукой стаскивать украшение из ушей Нинка. — Купишь себе много красивой одежки.
— Не надо! — остановил ее Келла и взмолился: — слушай, Кей, ты же у нас певун. Сбацай этой мышке куплетика два, а?
Подумав, он добавил:
— Или я тебе морду набью, честное слово.
— Ну, если только морду, — улыбнулся вдруг Кей и запел.
Молодой человек решил исполнить что-то странное, незнакомое ни мне, ни Нинке, ни его другу. Тихое, медленное, лирически-спокойное и даже приятное на слух.
И голос у него, против моих ожиданий, оказался интересным и, можно сказать, красивым — чистым, бархатным, низковатым баритоном. Не таким, как на концерте, — там голос солиста «На краю» искажали микрофон, громкая музыка и общая акустика. Сейчас я могла сравнить его голос с хрустальным водопадом, с уступа которого грациозно падают вниз водные потоки. На концертах — с океаном во время шторма, мощным, чуть неясным и неистовым.
Кей не фальшивил, да и дыхание у него, как я успела заметить, было поставлено правильно, а ведь всем тем, кто хотя бы немного соприкасался с музыкой, известно, что дыхание — это основа правильного пения.
Но лучше бы он не открывал рот, честное слово!
Успокойся и глазки, малышка, закрой,
Я сегодня всю ночь проведу здесь с тобой.
До зари буду петь, охраняя твой сон.
Я твой шут, ты — принцесса, а ночь — это трон.
— Как здорово! — по-детски захлопала в ладоши Нинка и укоряюще сообщила Келле, — а ты, дурашка, петь не умеешь! Я ему свои серьги подарю.
Келла как-то странно поморщился — я видела его недовольное лицо в зеркале заднего вида. Но он промолчал.
Я касаюсь твоей нежно-бежевой кожи.
Ты ведь любишь меня? И я тебя тоже.
Ну и песенка, не думала, что наш рок-герой такие слащавые слова будет подбирать. Это меня даже немного развеселило. Наверняка где-то в глубине души этот малый с вычурной прической мечтал быть поп-кумиром миллионов девчонок, а из него вышел всего лишь фронтмэн группы, исполняющей то ли альтернативу, то ли нью-метал.
Спи, пожалуйста, спи, я останусь с тобой,
Веришь, что я — твой принц и что я — твой герой?
— Верю, — прошептала Нинка, приподнимая голову.
Келла вдруг хмыкнул, но упорно продолжал хранить молчание. А Кей, следя за пустой дорогой, освещенной десятками стоящих в ряд фонарей, продолжал напевать, и голос его становился постепенно громче и громче.
Тонкий месяц и звезды я тебе с неба снял,
С ними вместе навечно свое сердце отдал.
Я любить тебя буду все годы свои.
Ты не бойся, малышка. Ты спи. Просто спи.
Нинка шмыгнула носом от переполняющих ее эмоций, Келла произнес непечатное слово, которое я могу перефразировать как: «Просто капец». Но я так и не поняла, к кому он обращался: к солисту, позорящему славное имя группы «На краю», к восторженной Нинке или к самому себе? Точно могу только сказать — что не ко мне.
Я его вполне понимала — зачем обесславливаться такой глупой любовной лирикой, которая больше к лицу молоденькой эстрадной певице? Зачем ронять имидж брутального мэна?
Кей пел, и я осознавала, что герой песенного произведения производит впечатление не просто парня, а влюбленного дурачка. Одного из тех, которые не замечают многочисленных измен со стороны благоверных и верят в то, что их ребенок, подозрительно похожий на соседа-грузина, уродился таким смуглым и черноволосым в двоюродную бабушку тети дядиной племянницы по отцу супруги.
Да, голос есть, слух тоже, и мелодия красива, но эта сахарность и розовые слюни все портят… Разочарование.