Муж для ведьмы

Смотрел открыто, доброжелательно. Ей стало стыдно. Господи, порядочный мужчина, и чего она на него ерунду всякую подумала?

— Да, — она заставила себя выдавить подобие улыбки. — Голова закружилась просто.

— А, так это вы осторожнее, донна, ступеньки крутые. Я бы вас провел, но видите, — показал руки, испачканные типографской краской. — Замараю вас.

— Ну что вы, спасибо, — пробормотала она. — Мне уже лучше.

И стала подниматься по лестнице. Каждый шаг с трудом. Но чем ближе к свету, тем становилось легче дышать. Оставалась еще пара шагов, последняя ступенька, и все.

Когда Инна уже почти вышла, тень мелькнула снова. Она успела заметить только, как кто-то убегал между домов. И тут на нее свалилась вывеска. Удар был несильный, деревянный щит с надписью так и продолжал одним концом висеть на крюке, а вот с другой стороны каким-то образом сорвался, видимо, был плохо закреплен. От неожиданности и пережитого шока Инне стало дурно.

Она бы так и сползла на землю, если бы ее не подхватили.

Последнее, что она увидела перед тем, как сознание уплыло, это был темно-зеленый плащ.





* * *


Дела в Лурде затягивались.

Три дня. Это был четвертый.

За эти три дня магистр Саварэ организовал штаб и развернул отряды трех миссий. Подключил мобильные отряды добровольцев. Работал бешено. Сам буквально не вылезал из разлома.

Но все время всплывали неизвестные ранее факты. То мелкие прорывы, то очередная партия ходячих умертвий где-то окопалась. Как будто кто-то специально подбрасывал в этот «костер» все новые и новые «дровишки».

Гийом торопился назад, но, как он ни старался, покончить с последствиями за три дня не удалось. В конце концов он стал выжигать целыми квадратами. Носился на своем драконе и высматривал сверху. Так было эффективнее.

И вдруг в какой-то момент — словно игла в сердце. Страх за женщину. Он так и не понял, в чем дело. Потом острота ощущения прошла, но тревога осталась.

Осознав неладное, Гийом резко развернул Черного и направил его прямо к штабу. Разлом был почти закрыт, осталось не так уж много. Справятся и без него.

Назначил временного заместителя и в тот же день вылетел в верховную миссию.





24




Нервы, наверное, а может, сублимация сознания, но она словно провалилась в какую-то темную воронку. И как только глаза у Инны закрылись, так она сразу увидела свою прежнюю жизнь. Однако сейчас, глядя назад, она вдруг увидела то, что раньше проходило мимо понимания. Так ясно, будто окунулась в это снова. И понеслись моменты картинками перед глазами.



Вот родители у бабки Анфисы в деревне.

Разговор на повышенных тонах. Инна ведь практически не знала ее, бабушку со стороны матери. И бабушкой ее ни разу не назвала. Мама всегда отгораживала их с Зинкой от этого общения.

А в тот раз они приехали. И ее взяли, и Зинку, та тогда совсем маленькая была, чуть больше двух лет. Уписалась и мокрых трусах по дорожке бегала и слезы размазывала.

— Мама! Ма-мааа! — вопила.

И тут мать с отцом вылетают на крыльцо, злые оба, у матери лицо красное, рот перекошенный. А за ними следом бабка Анфиса. Замерла в дверях, строгая, прямая как палка.

— Не дашь, значит?! — в сердцах обернулась мать.

— Не дам.

Тут Зинка к матери кинулась, продолжая голосить, а мокрые трусы уже сползли до колена.

— За детьми бы лучше приглядывала, — жестко проговорила Анфиса и посмотрела на Инну.

А взгляд у нее тяжелый. Инна замерла на месте, не зная, куда деваться. Вроде и страшно, и глаза отвести не получается.

— Так ты хоть бы им дала! — крикнула мать, тряхнув на руках ревущую Зинку.

Анфиса перевела на Зинку взгляд и сказала:


— Этой не дам.

Развернулась и вошла в дом. И дверь за собой закрыла.

— Уууу, чужеродина! — странно выругалась сквозь зубы мать, а потом уставилась на Инну так, словно это она во всем виновата.

Вот с того дня и началось. Мама больше Зину привечала, а она стала как будто чужая. И чем дальше, тем больше. А когда выросли, все время с Зинкой о чем-то шепталась. Но стоило Инне войти в комнату, разговоры сразу прекращались и от нее лицо воротили.

Припомнилось ей сейчас то странное слово «чужеродина». И не поймешь, то ли чужая уродина, то ли чужая родина…



Из забытья Инна вынырнула так же внезапно.

Кажется, несколько секунд прошло, потому что она все еще была там, у самого входа в печатный зал. И даже почти твердо стояла на земле. А если быть точнее, ее удерживал от падения не кто иной, как новый преподобный.

Надо сказать, весьма своеобразно удерживал. Со стороны могло бы показаться, что он склонился над ней в любовных объятиях. Однако целовать преподобный ее, конечно же, не собирался, а вот разглядывал весьма пристально. А она его, в свою очередь.

Глупо, но так уж вышло, что пялилась Инна на него, пока наводила резкость в глазах. Если смотреть снизу, лицо его было хорошей лепки, кожа светлая и гладкая, очевидно, он брился недавно. Крупный нос, тяжелая челюсть, холодные голубые глаза. И руки. Весьма цепкие, прямо как стальные клещи, и такие же холодные. Даже запах парфюма, которым был пропитан его фисташковый камзол, воспринимался каким-то холодным.

А мысли, крутившиеся в тот момент в голове, были довольно тревожные. Получается, этот мессир Карл Йорг за ней по пятам ходит? Впрочем, сейчас он оказался рядом весьма кстати. Вот только вид у него…

— Простите, — попыталась она высвободиться. — Вы не могли бы меня поставить?

Он медленно выпустил ее, но сверлить взглядом не перестал. Это уже начало напрягать. Инна поправила юбку, отвела от лица волосы и с опаской взглянула на покачивавшийся на одном крючке щит вывески. И хотела уже поблагодарить его и уйти. Но мужчина тут же перегородил ей дорогу.

И весьма надменно спросил:

— Как вы умудрились снести вывеску?

— Я? — потрясенно воззрилась на него Инна.

Возмущению не было предела.

— Разве вы не видели здесь человека, который это сделал? Он же только что скрылся между домов!

— Никого я тут не видел, донна Иннелия, — выдал он, сложив руки на груди. — Кроме вас.

Но как же? Она ведь точно видела, как кто-то убегал между домов! Инна невольно оглянулась в ту сторону.

И тут заметила на земле свой сверток с покупками. Очевидно, когда ей стало дурно, она его выронила. Хотела поднять, однако преподобный оказался значительно быстрее. Поднял сверток, глянул на нее, прищурившись, а потом…

О! Инна готова была сгореть на месте.

Он ослабил завязки, запустил туда руку и вытащил краешек содержимого. И уставился на нее с выражением какого-то непередаваемого превосходства. Губы дернулись в холодной усмешке, а глаза прошлись по ней оценивающе.

Вот это уже просто взбесило.

— Вы не могли бы передать мне мои вещи, мессир Йорг? — проговорила, глядя на него.

И не подумал. Вместо этого спросил, откидывая назад голову:

— Что вы делали в типографии, донна Иннелия?

Она думала, что невозможно взбесить ее больше? Она ошибалась!

Однако Инна сдержалась и подавила раздражение: ссориться с новым преподобным не стоило.

— Я зашла в типографию, чтобы заказать образцы листовок, мессир Йорг.

— Листовок? — он шагнул ближе.

Черт! Говорить надо осторожно. Она не сильна в местной терминологии, а этот новый мессир-инквизитор сейчас больше всего походил на гончую, взявшую след. Пожалуй, лучше всего в этой ситуации было воспользоваться старым добрым дамским методом и прикинуться дурой.

— Да. Мы с дядюшкой хотим открыть ресторацию в центре, — похлопала она ресницами и стала осторожно обходить его. — Мне показалось, если заранее расклеить приглашения, успех предприятия будет больше. Я просто не думала, что вас это может заинтересовать.

— Ошибаетесь, донна. Меня интересует все, что происходит в этом городе.

Мужчина тоже переместился, теперь он снова перегораживал ей дорогу. И ей не нравился его взгляд.

— Я учту, — изобразила Инна подобие улыбки и покосилась на сверток в его руках.

Но тот, похоже, не собирался возвращать ее вещи. А ей в конце концов надоело ждать, она обошла его и спросила: